Кристин Ханна - Соловей
– Кстати, я вижу, как ты на него смотришь.
– На лорда-большеноса?
Мадам Бабино коротко хохотнула:
– Я, может, и старая, но не слепая. На этого худого красавчика с голодными глазами. Он тоже от тебя глаз отвести не может.
– Завтра утром он уйдет.
– Вон оно что.
Изабель обернулась к пожилой женщине, ставшей за последние пару лет ее близким другом:
– Боюсь его отпускать. Знаю, звучит глупо, учитывая, какая опасная у меня жизнь.
Глаза хозяйки были полны понимания.
– В другое время я бы посоветовала тебе быть осторожней. Сказала бы, что он слишком молод и занят слишком рискованным делом, а молодые рисковые парни непостоянны. – Она вздохнула. – Но мы нынче слишком осторожны. Если еще и с любовью осторожничать…
– Любовь, – прошептала Изабель.
– Я, впрочем, добавлю, потому что я как-никак мать и ничего с собой поделать не могу, – разбитое сердце на войне болит так же сильно, как в мирное время. Попрощайся с ним как следует.
Изабель дождалась, пока все стихнет – насколько это возможно в комнате, где на полу храпят четыре человека, выбралась из-под одеяла, проскользнула через комнату и вышла наружу.
Над головой мерцали звезды. Козы, пасущиеся на склоне холма, в лунном свете казались серебристо-белыми.
Она стояла у ограды и смотрела на небо. Ждать пришлось недолго. Гаэтон подошел к ней сзади, обнял. Она прижалась к нему спиной.
– Так спокойно, когда ты меня обнимаешь.
Он не ответил, и она поняла – что-то произошло. Сердце провалилось куда-то вниз. Она медленно повернулась:
– Что случилось?
– Изабель… – начал он.
Не говори мне, ни в коем случае не говори, ничего не говори. В тишине все звуки стали звонче и яснее – блеянье коз, грохот ее сердца, стук камня, катящегося по склону холма где-то вдалеке.
– Та встреча. На которую мы собирались в Карриво, когда ты нашла сбитого летчика…
– Да? – Она все-таки неплохо его изучила за последние дни и по малейшей тени, скользящей по лицу, могла определить настроение. Вот сейчас точно знала: что бы он ни готовился произнести, ее это не обрадует.
– Я ухожу из группы Поля. Буду сражаться… по-другому.
– Как?
– Оружием, – тихо ответил он. – И бомбами. Всем, что сможем достать. Я присоединяюсь к партизанам. Ухожу в лес. Буду заниматься взрывчаткой. – Он улыбнулся: – И похищением компонентов для бомб.
– Тут твой воровской опыт пригодится.
Попытка поддразнить не удалась. Его улыбка погасла.
– Я не могу просто возить бумажки, Из. Хочу делать больше. И наверное, мы долго не увидимся.
Она кивнула, хотя про себя могла думать только об одном. Как? Как я смогу его отпустить? И поняла, чего он боялся с самого начала.
Они смотрели в глаза друг другу, и это было ближе, нежнее и сокровеннее любого поцелуя. Может, они никогда больше не увидятся.
– Займись со мной любовью, Гаэтон, – попросила она.
Как в последний раз.
Вианна стояла под дождем у отеля «Бельвю». Окна запотели, но внутри горел свет, и она видела движущиеся за стеклом фигуры в серо-зеленой форме.
Вперед, Вианна, хватит медлить.
Она расправила плечи и открыла дверь. Над головой приглушенно звякнул колокольчик, и все присутствующие обернулись. Вермахт, СС, гестапо. Она чувствовала себя ягненком на заклании.
Стоящий у стойки Анри поднял глаза. Увидев ее, вышел из-за стойки навстречу, подхватил под руку, прошипел: «Улыбайся». Она честно постаралась улыбнуться, но, кажется, не слишком успешно.
Он отпустил ее руку, только когда они оказались у стойки. Он что-то говорил – и даже, кажется, смеялся, занимая свое место за конторкой с кассой и тяжелым черным телефоном.
– С отцом, верно? – громко спросил он. – Комнату на две ночи?
Она кивнула.
– Пойдемте со мной, покажу вам свободные комнаты.
Вианна проследовала за ним в длинный узкий коридор. Они миновали небольшой столик, уставленный блюдами с фруктами (которые могли себе позволить только немцы), и пустой ватерклозет. Анри провел ее к узкой лестнице и дальше, в крошечную комнату с затемненным окошком, в которой помещалась только одна кровать.
Закрыл за ними дверь.
– Вам нельзя сюда приходить. Я же отправил сообщение, что с Изабель все в порядке.
– Спасибо. – Вианна собралась с духом. – Мне нужны документы. Вы единственный, кого я знаю, кто мог бы помочь.
Он нахмурился:
– Опасная просьба, мадам. Для кого?
– Для еврейского мальчика, который прячется от немцев.
– Прячется? Где?
– Вам лучше не знать.
– Да, пожалуй. Место безопасное?
Она пожала плечами. Странный вопрос. Где же теперь безопасно?
– Я слышал, у вас остановился штурмбанфюрер фон Рихтер. Он раньше жил здесь, в отеле. Страшный человек. Мстительный и жестокий. Если он вас поймает…
– А что нам делать, Анри? Ничего?
– Вы похожи на свою сестру.
– Поверьте, я не такая храбрая.
Анри долго молчал. Наконец сказал:
– Постараюсь достать пустые бланки. Подделывать придется самой, я и так слишком занят. Практикуйтесь, используйте свои документы как образец.
– Спасибо.
Она смотрела на него и вспоминала, как несколько месяцев назад он принес записку и что она подумала тогда о своей сестре. Теперь-то она знала, что Изабель с самого начала занималась очень опасным делом. И очень важным. Изабель защищала ее, не рассказав ей ничего, не побоялась выставить себя эгоистичной дурочкой. Рассчитывала, что Вианна с готовностью поверит в худшее.
Так оно и вышло, и теперь Вианне было стыдно.
– Не рассказывайте Изабель, ладно? Не хочу, чтобы она переживала за меня.
Анри кивнул.
– До свидания.
Закрывая за собой дверь комнатки, Вианна услышала, как он сказал:
– Ваша сестра гордилась бы вами.
Вианна не ответила и даже не замедлила шаг. Игнорируя посвистывание и сальные шуточки немецкой солдатни, вышла из отеля и направилась домой.
Ликвидация Свободной Зоны мало изменила повседневную жизнь Вианны. Она, как и прежде, с утра до ночи стояла в очередях. Главной проблемой был Даниэль. Она по-прежнему старалась не показывать его лишний раз, хотя история про усыновление, кажется, ни у кого не вызывала вопросов. А рассказала она всем, кому могла, – но, похоже, все были так заняты собственным выживанием, что ее дела никого не интересовали; а может, люди догадывались и поддерживали ее, кто знает.
Вот и сегодня она оставила детей дома, заперла двери, уходя, но все равно переживала. Получив все, что удалось, по карточкам, она плотнее закуталась в шерстяную шаль и вышла из лавки бакалейщика.
Проходя по улице Виктора Гюго, Вианна чувствовала себя такой несчастной и так погрузилась в свои тревоги и переживания, что не сразу заметила пристроившегося рядом Анри.
Он огляделся по сторонам. На холодной, ветреной улице ни души. Ставни заперты, зонтики кафе сиротливо полощутся на ветру, в бистро никого.
Анри протянул ей багет:
– Необычная начинка. Рецепт моей матушки.
Вианна поняла, о чем он. Документы.
– Хлеб с особой начинкой нынче найти непросто. Не съедайте все сразу.
– А если нам понадобится еще… хлеб?
– Еще?
– Голодных детей много.
Он остановился, повернулся к ней и неожиданно чмокнул в щеку.
– Тогда приходите снова, мадам.
Она успела шепнуть ему на ухо:
– Передайте сестре, что я о ней спрашивала. Мы скверно расстались.
Он улыбнулся:
– Мы с братом постоянно ссоримся, даже во время войны. Но на то мы и братья.
Вианна кивнула. Может, он и прав. Она положила багет в корзину, прикрыв его куском ткани, рядом с сухой молочной смесью и овсянкой, которые ей удалось раздобыть. Корзина, казалось, потяжелела, пока она смотрела в спину уходящему Анри. Сжав покрепче ручку, Вианна двинулась дальше.
– Мадам Мориак! Какой сюрприз.
Голос как масло – липкий, густой и скользкий.
Он вернулся вчера вечером и был очень весел, беспрерывно разглагольствовал, как легко было оккупировать Францию. Вианна накормила постояльца и его людей ужином, бесконечно подливая им вино. Недоеденное он выбросил. Вианна с детьми легли спать голодными.
Он был в форме, украшенной свастиками и железными крестами, с сигаретой в зубах. Левую половину лица скрывала завеса табачного дыма.
– Закончили с покупками?
Вианна расправила плечи, стараясь выглядеть уверенно и невозмутимо.
– Купила, что смогла, герр штурмбанфюрер. Мало что удалось.
– Если бы ваши мужчины не были такими трусами, их женщинам не приходилось бы голодать.
Она стиснула зубы и попыталась изобразить улыбку.
Он изучающе смотрел на нее:
– Вы в порядке, мадам?
– Да, герр штурмбанфюрер.
– Позвольте понести вашу корзину. Провожу вас домой.
Она сжала плетеную ручку:
– Нет, что вы, не нужно…
Он протянул руку в черной перчатке. Выбора не было – пришлось отдать корзину.
