Диана Чемберлен - Девочка-беда, или Как стать хорошей женщиной
Лейси кивнула.
– Я думал об этом последние несколько дней. – Бобби улыбнулся. – Я готов держать пари, что ты никак не ожидала, что этим кто-то окажется чужой ребенок.
Ей на глаза навернулись слезы.
– Нет, – сказала Лейси. – Не ожидала.
Он встал и, наклонившись, поцеловал ее в лоб.
– Поспи, детка. – Он подошел к краю кровати, чтобы снова вернуть ее в горизонтальное положение. – Я вернусь утром.
Он направился к двери, в своем смокинге и начищенных до блеска черных туфлях, и весь этот прикид тронул ее до глубины души.
– Бобби? – тихо позвала она.
Он обернулся и посмотрел на нее.
– Я бы сделала то же самое для тебя.
На следующий день высокая стройная блондинка сама появилась в палате Лейси. Она села на стул возле кровати, и на какую-то долю секунды Лейси подумала, что это ей привиделось.
– Я Элис, – поздоровалась она. – Мне жаль, что вас покусала эта чокнутая собака.
На таком близком расстоянии Лейси разглядела пустой взгляд женщины. У нее были обесцвеченные волосы, посеченные, как щетина хозяйственной мочалки. Топ у нее был с низким вырезом, и под кожей на груди ясно просматривались ребра.
– Спасибо. – Лейси не знала, что еще сказать. Боль стала сильнее, чем была накануне.
– Бобби попросил меня прийти проведать вас, – сообщила Элис. Голос у нее был хриплый, прокуренный. – Вы знаете. Ну, объяснить, кто я, и прочее.
– Его кузина, я уже знаю.
Элис кивнула.
– Он сказал, что он посадил вас на наркотики, – осторожно добавила Лейси.
Элис улыбнулась, и Лейси увидела в ее изможденном лице приятные черты.
– Он винит себя, но я бы и сама стала зависимой. Мне не нужна была помощь для того, чтобы скатиться.
– Бобби сказал, что вы исправляетесь, несмотря ни на что, – поддержала ее Лейси. Во рту у нее пересохло, и ей было больно глотать. – Это хорошо.
Элис издала звук, похожий то ли на смех, то ли на фырканье.
– Я сейчас держусь, но иногда думаю, что легче было бы просто вернуться к этому снова. Меня, конечно, изобьют, но потом я снова буду под кайфом. – У нее был мечтательный вид и какая-то тоска в лице. Только тогда Лейси заметила следы на ее худых руках. – Бобби думает, что моя жизнь была дерьмовой, – продолжала Элис, – но она была не такая уж плохая.
Лейси хотелось сказать этой женщине, что она поступает правильно, держась подальше от жизни на улицах, но эти слова потребовали бы больше сил, чем у нее было. Вместо этого она вложила всю свою энергию в то, чтобы сменить положение в постели, пытаясь найти такое, которое бы облегчило боль в ногах.
– Он влюблен в вас, если вы этого не знаете, – оживилась Элис. – Я хочу сказать, что каждый раз, когда я разговариваю с ним, это бывает так: «Ты в порядке, Элис? Ты ничего не принимала? Тебе что-нибудь нужно?» А потом он начинает говорить о вас.
Лейси попыталась улыбнуться.
– Спасибо, что сказали мне об этом. И за то, что пришли.
Элис встала, потом посмотрела вниз на Лейси, внимательно изучая ее какое-то время.
– У вас дикие боли, не так ли?
Лейси едва смогла кивнуть.
– Они сделают вам еще, если вы попросите, – Элис кивком показала на капельницу, жидкость из которой медленно капала в вены Лейси. – Наслаждайтесь, пока вам это дают. – У Элис был обреченный, болезненный вид. – Я бы поменялась с вами местами, хоть сейчас, не раздумывая.
Глава 44
Рик прислал ей в больницу огромный букет из разных, хорошо подобранных цветов. Он умел дарить цветы. Обычно они могли исправить любой промах. Однако в этом случае Рик знал: их будет недостаточно. Тем не менее он послал их. Даже если бы Лейси не была покусана той собакой, он бы посылал ей их, может быть, каждый день до конца своей жизни. Он был ей должен это и даже больше.
О том, что случилось, ему сказал Клей. Рик позвонил в дом смотрителя в четвертый или в пятый раз, надеясь, что Лейси поднимет трубку и позволит ему извиниться, но ответил Клей и отчитал его. Клей сказал также, что на Лейси набросилась собака и покусала ее, и хотя Рик не мог нести ответственности за это ужасное происшествие, он чувствовал себя виноватым в этом.
– Она действительно прекрасный человек, и она не заслужила этого. И она не заслужила того, что сделал ей я.
– Надеюсь, твой отец останется в тюрьме до конца своей жизни, – сказал Клей и, не дав ему договорить, повесил трубку.
Но Рик не сдавался. Он позвонил спустя два дня, желая, чтобы Джина ответила на звонок, но еще раз наткнулся на Клея. Он поинтересовался, нельзя ли ему навестить Лейси в больнице, на что Клей ответил, что он был последним человеком, которого Лейси хотела бы видеть. И снова Клей, не дав ему договорить, повесил трубку с такой силой, что у Рика еще несколько минут спустя болело ухо после разговора с ним.
– Она не желает меня видеть, – сказал Рик матери после того, как положил трубку. Это был четвертый день ее пребывания у него в гостях.
– Ты не можешь винить ее, – сказала Фей. – Ты обидел всю эту семью, чтобы спасти свою собственную.
Он тряхнул головой.
– Я ужасно себя чувствую из-за Лейси, – признался он. – Вначале у нее не было никаких любовных интересов ко мне, и это так облегчало дело. Я не хотел… ты понимаешь, я на самом деле не знал, что буду делать, если она захочет что-то большее от меня. Но в тот последний вечер она заговорила серьезно, и… я думаю, то, что правда стала известна, – это отличное решение вопроса, но… не лучшее для папы.
Существовало много других, более надежных способов реализовать его желание помочь своему отцу выйти из заключения. Он понимал, что иногда под действием собственных эмоций можно сотворить по-настоящему безумные вещи, и именно такую вещь он сделал с Лейси. Когда Рик узнал, что отец подал прошение о досрочном освобождении, он понял, что семью Анни О’Нил попросят написать заявления от жертв преступления и что самым важным будет заявление Лейси. Он помнил ее с того ужасного рождественского вечера в приюте для несчастных женщин. Он знал, они примерно одного с ней возраста, и решил, что сможет познакомиться с ней, подружиться, не обнаруживая своего имени, и повлиять на нее путем соблазна. Женщины всегда проявляли интерес к нему, несмотря на его равнодушие к ним. Обычно он был честным человеком, но в этом случае обман казался оправданным. Вопреки ожиданиям, Лейси оказалась совсем другой. Он мог бы апеллировать к ее чувству справедливости, но, затевая свою игру, он этого не знал, а к тому времени, когда понял, как она добра и порядочна, было уже слишком поздно. Он успел зайти очень далеко в своей игре.
Теперь, однако, он опасался, что его план приведет к обратному результату. Ее заявление будет пронизано гневом против него. Рик причинил отцу больше вреда, чем пользы.
Единственная радость на этой неделе состояла в том, что его мать была с ним. Но как же, однако, плохо, что все началось для нее с того, что она узнала, что ее сын был вероломным аферистом, манипулирующим другими людьми. Они проговорили друг с другом всю ночь напролет после ухода Лейси, ни разу не упомянув отца и тщательно избегая этой темы. Вместо этого они узнали много нового о жизни друг друга. Рик был под большим впечатлением от ее достижений: она сделала себе имя, написав одобренную критикой книгу о контроле над болью. Она получила хорошее образование, и она была красивой. Его отец тянул ее назад, это правда. Не специально. Не из мелкой подлости. Но его отец хотел жить в Мантео, а там было мало шансов для того, чтобы она расцвела. Ему не хотелось думать о том, что мать преуспела в жизни без мужа больше, чем когда жила с ним, но, наверное, это было правдой.
Его отец был простым человеком, довольствовался продажей лежаков в магазинчике, обслуживающем туристов, и жизнью в маленькой деревушке, где он знал большинство жителей по именам и где незамысловатость бытия позволяла ему держать под контролем свое психическое состояние. Рик всегда чувствовал, что его с матерью побег в приют для женщин выбил его отца из тщательно поддерживаемого равновесия и у него случился нервный срыв. Он был любящим отцом. Он никогда раньше не говорил ему слова «Я люблю тебя», однако теперь он все время повторял их Рику. Но это не имело значения. Отец водил его на рыбалку и никогда не пропускал игры Детской бейсбольной лиги, и Рик всегда знал, как сильно он дорожил им.
Он рассказал матери, как получил диплом по праву и как ему нравилось преподавать. Он рассказал ей, что знал о том, что он гей, еще в начальной школе. И он рассказал ей о Кристиане.
– А он знал, чем ты на самом деле занимаешься здесь? – ожидаемо спросила она.
– Нет, – смутился он, добавляя еще один пункт в перечень своих провинностей. – Кристиан бы меня отговорил от этого. Он бы сказал мне, что я поступаю неразумно, а я уже знал это. Я не хотел, чтобы он усиливал это чувство.
Какими бы ни были чувства матери по поводу поведения сына по отношению к Лейси, в ту первую ночь она старалась держать их при себе, как будто зная, что им надо избегать потенциально опасных тем разговора, пока они не узнают друг друга снова.
