Линди Вудхед - Мистер Селфридж
Суматоха в отделе игрушек в «Джонс Бразерс» не шла ни в какое сравнение с паникой, охватившей декораторов в «Селфриджес», получивших из мастерских роскошные знамена, на которых золотой нитью были вручную вышиты инициалы нового короля. Никто не знал, что делать с этим великолепием.
Проснувшись утром 3 декабря, Уоллис Симпсон обнаружила свои фотографии на передовицах всех без исключения английских газет. Народ был в ужасе. И это на ней хочет жениться их король? Пресса хорошо потрудилась над тем, чтобы создать образ голубоглазого Прекрасного Принца. Теперь под предводительством неизменного редактора «Таймс» Джеффри Доусона с не меньшим усердием они принялись его уничтожать. Не пощадили и Уоллис Симпсон. Проведя несколько недель под градом лихорадочных домыслов и сообщений журналистов, 10 декабря король отрекся от престола. Разъяренные активисты забрасывали камнями дом на Камберленд-террас, где Уоллис судорожно паковала чемоданы. Тем же вечером, под покровом тьмы, чемоданы доставили в «Селфриджес», где Эрнест Уинн проследил за тем, чтобы их аккуратно составили в экспедиторском отделе. Позже он рассказывал об этом удивительном моменте, когда история страны разворачивалась буквально у него на глазах: «Нам велели не поднимать шума и никому не рассказывать о том, что лежит у нас в экспедиторской. Сказали, через несколько часов все заберут специальные люди. Пока мы обвязывали сундуки и чемоданы бечевой, я заметил, что некоторые мальчишки-посыльные очень расстроились. Их было нетрудно понять. Мы не хотели терять своего короля. Покончив с багажом миссис Симпсон, мы просто стояли и грустно смотрели друг на друга».
Гарри Селфридж провел невеселое Рождество – единственными утешителями были его преданные мопсы, а ухаживала за ним добросовестная Розали, которая вместе с Сержем и Татьяной тоже перебралась в Брук-Хаус. Каждое утро в девять часов приходил его постоянный парикмахер из «Селфриджес», мистер Пристли, брил его и уходил, незаметно получив от Розали пять шиллингов. Даже Марсель Рогез не составила Гарри компанию. Она получила роль в британском мюзикле «Большая шишка» и все время проводила на съемках с партнером Полом Робсоном.
В магазине декораторы спешно меняли оформление в честь коронации. На смену регалиям короля Эдуар-да VIII пришли монограммы короля Георга VI и королевы Елизаветы. На резных панелях были изображены сцены из истории Англии со времен вторжения римлян и приключения национальных героев, таких как Дрейк, Клайв и Вулф. Селфридж всей душой верил, что коронация станет «главным событием всех времен» и поможет Лондону воспрянуть от тоски, поэтому оформление магазина приобрело для него почти мистический смысл. Ни на секунду не сомневаясь, что сотни тысяч людей съедутся в Лондон и что все они захотят купить новые наряды и сувениры, он пополнил запасы на складах и нанял дополнительных декораторов. Штатный архитектор Альберт Миллер, скульптор сэр Уильям Рейд Дик и профессор Эрнест Штерн – румынский дизайнер, работавший в сфере кино и питавший слабость к позолоченному великолепию, – создали самую роскошную концепцию за всю историю Оксфорд-стрит. Здание «Селфриджес» стало самым нарядным во всей Британии.
Гарри потратил на шик и блеск немыслимые пятьдесят тысяч фунтов, но не все смогли оценить конечный результат. Э. М. Фостер едко заметил в своей статье в «Нью стейтсмен»: «В этом оформлении магазин напоминает вульгарную старуху, которая нацепила на себя все украшения сразу». «Панч» обыграл идею украшений «более королевских, чем у самих королевских особ», в карикатурном комиксе, где полицейский говорит пожилой леди: «Нет, мадам, думаю, сегодня мистер Селфридж не выйдет на балкон».
В Лондон действительно съехались сотни тысяч людей, и многие из них заполонили Оксфорд-стрит, чтобы благоговейно взглянуть на роскошный универмаг. Но тратить деньги они не хотели. Объем выручки существенно уступал ожиданиям. Американцев, похоже, задели оскорбления в адрес Уоллис, и они просто не приехали, а британцы были не в настроении делать покупки – они словно погрузились в траур, отвергнутые человеком, который был для них идолом. Еще какое-то время его брат оставался в глазах народа лишь вынужденной заменой настоящему королю. На то, чтобы убрать украшения и сложить их в подвалы, ушло шесть недель. Селфридж не давал комментариев, а мистер Холмс в ярости подсчитывал расходы. Теперь эти двое друг с другом практически не разговаривали.
В тот же месяц Гарри Гордон Селфридж стал гражданином Британии. Одни говорили, что он надеялся получить рыцарство в честь коронации короля, другие шептали о новых неподъемных налогах, которые приходилось выплачивать американцам, живущим за границей. А люди из самого близкого окружения знали, что он просто хотел стать британцем. Своему другу Блуменфельду он гордо писал: «В следующее воскресенье будет тридцать один год с тех пор, как я приехал в Лондон. Теперь я стану истинным британцем и постараюсь начать вести себя как джентльмен. Всегда твой, Гордон».
Конечно, он и так всегда вел себя как джентльмен – особенно тогда, когда в 1927 году пообещал маленькой старушке в «Уайтлиз», что будет выплачивать гарантированные двадцатипятипроцентные дивиденды на протяжении последующих пятнадцати лет. Это обещание дорого ему обошлось. Десять лет спустя годовые показатели составляли пятьсот тысяч фунтов. Прибыль снижалась. Людей тревожила перспектива войны. Стоимость акций инвестиционного фонда Гордона Селфриджа и общества с ограниченной ответственностью «Провинциальные магазины Селфриджа» падала, и журнал «Экономист» сообщил, что «перспективы группы компаний «Селфридж» вызывают особое беспокойство». Гарри отправился в Америку – по официальной версии, чтобы начать публикацию своей прославленной колонки «Каллисфен» в газете «Нью-Йорк геральд трибюн», но на самом деле еще и для того, чтобы встретиться с банкирами. Его старый друг Джулс Бах был необычно мрачен в своих предсказаниях по поводу рынка акций, а Элизабет Арден, с которой Селфридж обедал, была заметно тронута его затруднениями и тут же написала своему менеджеру в Лондон: «Ужасно видеть его таким взволнованным. Мы должны помочь ему чем только сможем».
Вернувшись в Лондон, он разместил рекламные объявления, гласившие: «Мы не увязнем в кризисе. Уничтожим эту депрессивную мысль, посмеявшись над ней». И все же он лучше, чем кто-либо, знал, что цена – это убедительный аргумент. По всей стране покупатели устремлялись в магазины «Маркс и Спенсер». В 1928 году Майкл Маркс и Томас Спенсер зарегистрировали торговую марку «Сент-Майкл» и быстро завоевали умы и серд-ца покупателей среднего класса своей политикой «качества по разумной цене». Теперь в магазинах их сети продавались и продукты, а в некоторых из универмагов даже открылись кафе. К раздражению менеджеров «Селфриджес», Саймон Маркс привлек к себе много внимания, организовав социальные пакеты для сотрудников – питание в столовых для персонала, медицинские, стоматологические и парикмахерские услуги, комнаты отдыха и даже летние лагеря. В «Селфриджес» все это существовало с самого дня открытия, за исключением разве что летних лагерей: сотрудники Селфриджа предпочитали проспонсированный компанией лыжный отдых. Впрочем, одно нововведение могучих Маркса и Спенсера действительно было беспрецедентным – пенсионные планы для служащих. Селфридж никогда не верил в принудительные пенсионные отчисления: он считал, что люди должны сами откладывать себе на старость. К сожалению, сам он поступал с точностью до наоборот.
Тем временем он повысил ставки: в пустовавшем до этого здании напротив универмага он открыл еще более крупный дискаунтер под названием «Бережливый Джон». В «Бережливом Джоне» покупателей обслуживали с улыб-ками, хотя свои покупки они должны были забирать сами. Продавцы подчинялись общим правилам универмага «Селфриджес» – к клиентам нельзя было обращаться «мисс» или «дорогуша», а сотрудников называли «ассистентами». Их заставляли держать осанку, настойчиво рекомендовали посещать проверенные годами курсы «культуры речи и личного магнетизма» и, как всегда, «уделять максимальное внимание своей прическе и ногтям». Сотрудники по-прежнему любили Вождя. Хотя новички уже не разделяли благоговейного трепета, с которым к боссу относились их старшие коллеги, их симпатия была вполне заметна.
Гарри продолжал играть, но время, когда он был королем казино, осталось в прошлом. Весной 1938 года он отправился в Довиль с Марсель, только чтобы обнаружить, что ему больше не рады. Отказав ему в кредите, Николас Зографос, по сути, оказал некогда крупному игроку большую услугу. Гарри больше не мог позволить себе проигрывать. Он так и не вернулся в казино, ограничиваясь теперь покером, в который он играл своими картами с монограммой и перламутровыми фишками. Он был искренне огорчен, когда в июле от злокачественной анемии в возрасте тридцати девяти лет скончалась Сюзанна Ленглен. Тем летом он снял в прибрежном городке Истбурне виллу герцога Девонширского, Комптон-плейс, и собрал туда детей и внуков. Это будут последние роскошные каникулы, которые семья проведет вместе. На семейном сборище четверо детей Гордона-младшего и его жена не присутствовали. Селфридж по-прежнему отказывался их признавать, а Гордон-младший по-прежнему без всяких возражений прятал их от людских глаз. Татьяне Вяземской уже исполнилось восемнадцать, сыну Вайолет Блейзу было пятнадцать, а ее дочери Жаклин – пять лет. Это были последние каникулы, которые Вайолет и Жак де Сибур провели вместе. Их брак уже трещал по швам, и развод последовал в скором времени. Брак Беатрис с братом Жака, Луи, сложился не намного удачней. Через два года развелись и они.
