Лора Флоранд - Француженки не крадут шоколад
В этих размышлениях душа Кэйд словно созревала и крепла, становясь все больше и больше, все глубже и богаче, обретая размах подобно этому городу со всем его содержимым, таким же драгоценным, как темная шоколадная начинка. Сердце шоколада – нежное, насыщенное новыми, неведомыми Кэйд ароматами и вкусами, волнующими и оригинальными, и сокровенным теплом жизни.
Она почувствовала странное жжение в глазах, вероятно, от холодного ветра или от внезапного постижения красоты момента. Кэйд могла бы еще долго смаковать момент, если бы в него не вторгся разрушивший очарование запах мочи. К ней приближался грязный небритый бродяга, просительно протягивая руку. Она дала ему двадцать евро и, подчинившись внезапному порыву, присовокупила к ним «Плитку Кори» из своей коллекции талисманов. Привезя с собой большую коробку фирменного шоколада, она поставила ее в глубине кухоньки снятой квартиры и могла по мере надобности брать оттуда плитки, учитывая, что привыкла раздавать их вместе с милостыней на улицах. Обычно Кэйд представляла, какое удовольствие получит человек. И сейчас вздохнула с облегчением. Она продолжила прогулку, чувствуя себя сильнее и смелее, почти освободившись от воспоминаний о возмущении и превосходстве Маркиза Сильвана. Ее пронизывала радость, даже когда Кэйд увернулась от парня, бросившего окурок в ее сторону, пока его собака, тужась посередине дорожки, вываливала кучку дерьма. Да, Париж. Она уже в Париже. Этот славный город принадлежал ей одной.
Глава 5
Доминику Ришару не понравилась идея Кэйд. Он не отнесся к ней так же отрицательно, как Сильван Маркиз… или скорее Кэйд сама не приняла его ответ близко к сердцу. Мэтр Ришар не привлекал ее физически, не породил в ее воображении соблазнительную картину, которая невольно всплывала в мозгу, когда она думала о месье Маркизе: искусные руки ласкают на мраморе не шоколадную массу, а стройное женское тело. Кроме того, месье Ришар не обладал тем же даром использовать минимум средств, но задеть побольнее, показать, что американка недостойна даже презрительной усмешки. Доминик оказался грубым, агрессивным, его «нет» прозвучало бесцеремонно. Он нахально пялился на Кэйд и буквально раздевал ее глазами. Будто она лезет с наглым предложением, но, если не устояла перед его обаянием, то «великий Доминик» не против заняться с ней сексом в своем кабинете. Так и быть.
Как ни прискорбно, но это было лучше, чем безоговорочный отпор Сильвана. На дурацкое поведение Ришара ей было наплевать, а вот обида, нанесенная Маркизом, засела под кожей точно заноза и горела там неугасимым распаляющим огнем.
Менее чем за сутки ее великолепную бизнес-идею отвергли дважды! Кэйд загорелась мечтой о собственной линейке шоколада еще в средней школе, продолжала лелеять ее в колледже, а после четыре года вынашивала в душе планы реализации, распаляясь от собственных идей и методично накапливая опыт работы в компании, прежде чем выдвинуть предложение «прорыва», как обычно называл это ее отец. То есть сокровенные мечты она лелеяла как минимум десять лет. Ей всегда казалось, будто на пути к их воплощению стоит только ее семья, компания и ее нерешительность. И Кэйд никогда не приходило в голову, что сама мечта может отвергнуть ее.
Парижане нашли чертовски обескураживший способ ее разочаровать! Неужели не могли хотя бы притвориться, что им жаль ей отказывать? Им не следовало морщить нос и кривить губы, словно от ее предложения исходил дурной запашок.
Глубоко засунув руки в карманы пальто, Кэйд вышагивала по Люксембургскому саду, стараясь вернуть себе хорошее настроение и отвагу, сосредоточиться на порядке, царившем вокруг, на будущем, которое сулило новые удовольствия, новые встречи. Какая-то женщина упорно отвлекала своего неуверенно стоявшего на пухленьких ножках малыша от попыток залезть в воду большого округлого пруда, гладь которого рябила под порывами холодного ветра. Прямо перед ней парочка туристов, остановив случайного прохожего, просила их сфотографировать.
Кэйд приветливо кивнула клошару[25], который слопал уже половину ее подарка, «Шоколада Кори».
– C’est de la merde[26], – сообщил он. – Неужели вы думаете, что парижские клошары готовы лопать любую гадость?
Она двинулась дальше, бессильно сжимая кулаки и с горечью осознавая, что запросто отдала свой талисман поганому французу, не имевшему даже крыши над головой, а он воспринял ее дар с откровенным презрением. Глаза Кэйд наполнились жгучими слезами. Она сглотнула соленый комок и мысленно вернулась в свою квартирку, тесный клоповник, где она все-таки сможет обдумать свои дальнейшие действия. Да, через несколько часов она, спрятавшись от всех, откроет свой любимый ноутбук, найдет в списке третьего из десятки лучших шоколатье Парижа и разработает новый план.
Тепло окутало ее, едва она втиснулась в кабинку лифта. Конечно, отопление на лестнице не работало, зато не дул пронизывающий ветер. Оказавшись в своей крошечной комнатке среди старомодных и выцветших обоев в цветочек, Кэйд с горечью посмотрела на пластиковую столешницу в крохотном кухонном закутке, где громоздилась здоровенная коробка «Плиток Кори», неизменно сопровождавшая хозяйку во всех ее путешествиях.
Захватив горсть шоколадок из коробки, Кэйд уселась на узкую кровать у окна, разложила плитки по покрывалу и стала реветь в голос. В ее плач ворвался пронзительный телефонный звонок.
– Кэйд, – резко произнес отец, пока она изо всех сил пыталась загнать слезы обратно, чтобы не издать ни единого всхлипа. – Ты не могла бы изучить отчеты Дженни и Рассела? Я уже послал их тебе. Проверь свою почту, пожалуйста. У меня не сохранились копии твоих отчетов, сделанных по итогам ревизии наших универмагов, и я не уверен, что Дженни и Рассел сделали правильные выводы.
– А сам ты не сумеешь приструнить их? Пап, проучи их сам, и хорошенько!
– Да, но… мы чувствовали бы себя гораздо увереннее, если бы ты высказала свое мнение. Наверное, ты обнаружишь в своей почте еще пару писем. И я буду признателен, если ты тщательно изучишь и их тоже. А вообще, милая, как там твои дела? Развлекаешься?
– Еще как! – восторженно соврала Кэйд. – Дивное знакомство с шикарными шоколадными кондитерскими. Здесь мы можем многому научиться.
– Да-да, – промямлил отец, относившийся к идее дочери очень сдержанно. – А разве сам город не великолепен? Мы с твоей мамой провели там наш первый медовый месяц. Эх, как сейчас помню…
Пока не умерла Джули, мама Кэйд, они с ее отцом, Маком Кори, каждую годовщину своей свадьбы устраивали себе «медовый месяц».
– Да, великолепен, – признала она.
– Париж ей всегда нравился. Ты помнишь, как однажды мы взяли тебя с собой? А Джули любила просто бродить по этому городу. Там она в первый раз ступила на мощеные улицы, да и таких на редкость красивых старых особняков ей раньше видеть не приходилось.
Кэйд улыбнулась, вспомнив искренность и непосредственность мамы. Вот уж кто всегда высказывался абсолютно откровенно!
– В общем, ангел мой, мы тут без тебя уже скучаем. Жду не дождусь твоего возвращения. Надеюсь, ты не останешься в Европе до конца света, как хотелось бы твоей сестре. Но пока ты там, постарайся наслаждаться каждым моментом жизни. Ладно?
– Конечно, – произнесла Кэйд, всхлипнув, – уж я постараюсь.
Тем более что такие моменты можно перечесть по пальцам. Ее младшая сестра Джейми, видимо, вознамерилась сбросить с себя иго семейных обязанностей ради спасения этого мира, поэтому Кэйд не могла позволить себе поступить так же. Вскоре ей суждено вернуться в Кори, штат Мэриленд.
Не прошло и двадцати минут, как Кэйд вновь встала с кровати, поправила прическу и макияж, чтобы соответствовать столице моды, и набросала план атаки на очередного шоколатье.
Кэйд с сомнением взглянула на высокие каблуки своих сапог: после утренней прогулки ноги побаливали. Но это же ее по-настоящему первый день в Париже, и пока она не имела права сдаваться и менять обувь на более удобную. Ведь парижанки ходят на каблуках целый день – значит, и она сможет.
Денек выдался прелестный!
Не считая того, что мучительно ныли уставшие ноги. И еще она вляпалась в собачье дерьмо. А какой-то прохожий внезапно нагло облапал ее. Другой прохожий умудрился обжечь ей руку сигаретой. Но, по крайней мере, он не ухмыльнулся, а мгновенно остановился, чтобы поддержать Кэйд, и извинился в искреннем порыве раскаяния. Она проводила его взглядом, размышляя, не было ли это предзнаменованием – ей даже захотелось догнать незнакомца и назначить свидание. В расстроенных чувствах Кэйд присела за столик в ближайшем кафе, пошевелила онемевшими в сапогах пальцами и заказала чашечку горячего шоколада. Напиток оказался темным и крепким, не таким, как традиционное какао с симпатичным зефирным снеговичком, какое делали ей в детстве в кафе родного городка. Рядом с чашкой на блюдечке лежал узкий пакетик сахара, но полагалось ли высыпать его в шоколад? Или если она так сделает, то снова будет выглядеть как тупая туристка? Может, официант и положил его, заподозрив, что Кэйд приезжая. Он мог в любой момент заговорить с ней по-английски. Все тут начинали говорить с ней по-английски. А ведь она усердно изучала французский и в школе, и в колледже, да еще оплачивала частные уроки французского, но французы предпочитали демонстрировать собственные знания и лопотать с ней на очень корявом английском.
