Кэти Стаут - Привет, я люблю тебя
Песня заканчивается, и я медленно выдыхаю. От тишины у меня звенит в ушах, но это длится всего мгновение, прежде чем визги и вопли вспарывают воздух, когда группа уходит со сцены. Можно подумать, эти ребята – чертовы «Битлз» или типа того.
Софи хватает меня за руку и куда-то тащит.
– Пойдем за кулисы, – говорит она.
Я подавляю удрученный вздох. Только этого мне не хватало – еще одной нелепой встречи с красавцем-корейцем, который ненавидит меня на ровном месте.
Два мускулистых мужика охраняют дверь, ведущую за сцену. Перед ними толпится стайка девчонок, которые вытягивают шеи в надежде хоть краешком глаза заглянуть в зеленую комнату, где ребята из «Эдема», вероятно, оттягиваются после своего выступления.
Софи машет охранникам и ослепительно улыбается, и они пропускают ее, а я следую в кильватере. Я оглядываюсь и вижу позади нас рассерженных фанаток, которые готовы испепелить нас взглядами.
Служебные помещения клуба явно нуждаются в ремонте, да и света тут маловато, но они как две капли воды похожи на множество таких же помещений в мире. Мы с Нейтаном часто шутили, называя закулисье «баком для передержки», где музыканты, как рыбы, плавают и важничают, прежде чем их бросят в «акулий бак» на сцене.
Воспоминание о том, как мы смеялись с братом, причиняет мне острую боль, но загоняю мысли в дальние уголки сознания, где они будут находиться до того момента, пока я сегодня ночью не лягу в кровать и не смогу думать ни о чем другом.
В углу у гигантского подсвеченного зеркала стоят люди. Я замечаю среди них басиста в обтягивающих штанах, он взъерошивает ладонями черные, мокрые от пота волосы, и они встают дыбом. Он поворачивается, и при виде нас его лицо расплывается в улыбке.
– Сэ И-я! – кричит он и бросается к Софи.
Они начинают оживленно болтать о чем-то по-корейски, а я стою рядом с Софи и делаю вид, будто не слушаю их. Хотя я и так ничего не поняла бы.
– Тэ Хва, это моя соседка по комнате, Грейс. – Софи указывает на меня. – Грейс, это Тэ Хва.
Он склоняет голову, его глаза искрятся смехом.
– Рад познакомиться. Гм… я не очень хорошо говорю по-английски.
– Вовсе нет! – Я поневоле улыбаюсь этому парню. Он смотрит так, будто ему важно, что я говорю. Может, от меня шарахаются не все азиаты?
Он смеется – то ли из вежливости, то ли потому, что я кажусь ему забавной, не знаю. Как бы то ни было, я уже решила, что он нравится мне больше, чем Джейсон.
– Мы с братом дружим с Тэ Хва с детства, – объясняет Софи. – Наши отцы тоже дружили, и он часто приезжал к нам в гости в Америку. – Она поворачивается к Тэ Хва и переводит ему все, что только что сказала.
– Да! – восклицает он. – Я быть Нью-Йорк. Там круто. Ты там живешь?
– Нет. Я из Нэшвилла. – Я вижу, как сходятся брови у него на переносице, и добавляю: – Это на юге.
– А-а-а. – Он кивает, как будто я открыла ему истину о мироустройстве. – Я из Южной Кореи, значит, я тоже южанин.
Он улыбается, и мы вместе смеемся.
– Йон Джэ! – Софи кому-то машет.
Я поворачиваюсь и вижу, что к нам идет ударник. У него развязная походка, он слегка волочит свои длинные ноги. Его короткие обесцвеченные волосы торчат во все стороны и похожи на пух. Он крупнее Тэ Хва и Джейсона, у него широкие плечи и длинные руки, но вот лицо совсем детское, как будто лет в четырнадцать он перестал взрослеть – словом, прелесть. Джейн он понравился бы. Надо срочно написать ей по электронной почте его имя, чтобы она погуглила его.
– Йон Джэ, это моя соседка по комнате, Грейс, – знакомит нас Софи.
Он небрежно взмахивает рукой.
– Привет.
– Привет. – Я пытаюсь поклониться – я читала, что в Корее так принято, – но что-то у меня плохо получается.
– Где Джейсон? – спрашивает Софи.
– Говорит с хозяином, – отвечает Йон Джэ. Корейский акцент делает его английский очень пикантным. – У него вопрос по поводу нашего следующего концерта.
Надо же, все эти люди свободно говорят по-английски! Я начинаю чувствовать себя рядом с ними полной невеждой.
– Так зачем ты приехала в Корею? – спрашивает меня Йон Джэ, когда Софи и Тэ Хва принимаются обсуждать что-то по-корейски.
– Учиться в школе и узнать новую культуру.
Уголки его рта приподнимаются в понимающей улыбке, и я еще раз убеждаюсь в том, что Джейн обязательно нужно найти его в Интернете – он просто прелесть.
– Но в Америке хватает школ, – говорит он.
Я пожимаю плечами.
– Наверное. Но мне очень понравилось название острова Канхва.
Он смеется, оттягивая низ своей серой майки.
– Что ж, я рад, что хоть кто-то счастлив на Канхва.
– Тебя послушать, получается, что ты – нет.
По его лицу пробегает тень и исчезает так быстро, что мне кажется, что это был плод моего воображения.
– Мы следуем за Джейсоном, куда он, туда и мы.
– Почему? Ведь остров не так далеко от Сеула. Ты мог бы жить там.
Он качает головой.
– Менеджер говорит, что мы должны везде быть вместе.
– Тогда надо было сказать Джейсону, что ему запрещается уезжать в школу!
Йон Джэ хмыкает и пожимает плечами.
– Он главный, и если мы хотим, чтобы группа существовала, нам нужно следовать за ним. А он сказал, что даже на день не задержится в Сеуле.
Еще один штрих к портрету мистера Сексапильного дебила – эгоизм. Вот дела: у такой дружелюбной Софи такой неудачный брат. Как же так получилось?
Легок на помине. Джейсон выныривает из толпы гримерш, осветителей и охранников, и я снова поражаюсь, что он такой привлекательный. Какая досада! Почему у таких красавчиков всегда обнаруживается нехватка достойных черт характера? Почему нельзя иметь и то, и другое?
Он подходит к нам и что-то говорит Йон Джэ по-корейски. Что просто возмутительно. Мы все говорим по- английски, и я единственная, кто не понимает корейский.
Йон Джэ смотрит на меня и улыбается искренней, теплой улыбкой, от которой у меня теплеет внутри.
– Рад был с тобой пообщаться, Грейс.
Он вежливо кланяется, прежде чем уйти и оставить нас с Джейсоном наедине. У меня холодеет в животе, и я лихорадочно ищу темы для разговора, хотя он этого и не заслуживает. Я жду, что он сейчас исчезнет, так и не объяснив, зачем он прогнал прочь единственного человека, пожалевшего несчастную американку, которая здесь чувствует себя абсолютно чужой.
Но вместо этого он спрашивает:
– Что ты думаешь о шоу?
Я немею, понимая, что он обращается ко мне, но быстро прихожу в себя и отвечаю:
– Ты хорошо поешь.
Это так, и хотя он и раздражает меня, у меня не хватает духу сказать ему, что его музыка бездушна и все это ширпотреб.
– А ты раньше бывала на концертах? – спрашивает он, и в его голосе отчетливо слышится сарказм.
Отсутствие эмоций в его голосе тут же вынуждает меня ощетиниться.
– Вообще-то бывала. – Я прикусываю язык, чтобы не добавить «побольше, чем ты» – эти слова так и рвутся наружу. – Часто.
– И как наш в сравнении?
– Зрителей маловато, – выпаливаю я.
Он глубоко вздыхает, взгляд становится снисходительным.
– Его не рекламировали. С самого начала предполагалось, что он будет небольшим.
Я молчу, поэтому он продолжает задавать вопросы:
– А что ты думаешь о музыке?
Он что, напрашивается на комплимент?
– Я… гм…
– Это же простой вопрос, – говорит он теперь уже с явным пренебрежением. – Тебе понравилась наша музыка или нет?
И я выдаю ему:
– Ну, если тебе действительно интересно, то я считаю, что вы, ребята, талантливы, но растрачиваете свой талант на глупые песенки. Ваша музыка чистая, но заурядная, у вас нет ничего, что не смог бы спеть ваш поклонник в сопровождении любительской группы. Если вы действительно знамениты, как говорит Софи, то только благодаря красивым мордашкам, а не качеству вашей музыки.
Он таращится на меня, и на его красивой мордашке не отражается ни удивления, ни гнева, ни чего-то еще, что обнаружило бы в нем человеческие чувства. Потом, когда я уже начинаю думать, что у него заклинило мозг от моей резкости, правый уголок его рта приподнимается в полуулыбке.
И он уходит.
Я стою и смотрю ему вслед, мое сердце бешено стучит, и мне обидно, наверное, так же, как и ему. Неужели он просто улыбнулся в ответ на мои слова?
Я только что назвала его мусором.
Я сказала, что он не заслуживает славы.
А он улыбнулся?
* * *Щурясь от яркого солнца, вцепляясь в лямку своего рюкзака, я иду на свой первый урок. С каждым шагом мои мышцы протестуют все сильнее. Поездки верхом на скутере Софи оказались для них страшным испытанием, и сейчас я чувствую себя, как после интенсивной тренировки.
К счастью, Софи не стала сердиться на меня за то, что я наговорила гадостей Джейсону. Мне было стыдно смотреть ей в глаза, но, когда я рассказывала ей о своем поступке, то она просто рассмеялась.
– Думаю, он это заслужил, – сказала она. – Надеюсь, это пойдет ему на пользу. Он привык, что все только и делают что льстят ему.
