Мартина Мэдден - Ануш. Обрученные судьбой
Девушка упомянула, что писала тебе несколько раз, но так и не получила ответа. Я знаю, Джахан, какой это деликатный вопрос для тебя и что твои обстоятельства наверняка изменились.
Ануш просила меня обратиться к тебе и узнать хоть что-нибудь о ее дочери Лале. Я лишь смог сказать ей, что ее дочь передали на попечение семье Стюартов, и девушка думает, что они забрали ребенка с собой в Америку. Она надеется, что они как-то связывались с тобой или по крайней мере у тебя есть их адрес.
Позволь мне также заметить, что я понимаю, и она тоже это осознает, что, возможно, у тебя нет возможности вести с ней переписку, но, если у тебя есть хоть какая-нибудь информация о ребенке, ты можешь, ничего не опасаясь, передать ее через меня. В этом случае тебя не смогут обвинить в связях с армянами. Я прошу тебя написать мне и рассказать все, что знаешь. Я очень хочу, чтобы Ануш узнала правду. Если она будет продолжать надеяться, это может сыграть с ней весьма жестокую шутку.
С наилучшими пожеланиями,
остаюсь искренне твой,
Армин Вегнер
На некоторое время Джахан застыл, сидя на стуле возле бюро. Часы в холле отбили четверть часа, затем половину. Наконец он вложил письмо Армина в конверт. Достав следующее письмо из пачки, он начал читать.
Дорогой Джахан,
Прости, что вновь пишу тебе, но я отчаялась получить хоть какие-то известия о моей дочери, а ты единственный человек, который может что-то знать. Поверь мне, я ничего не ожидаю для себя. Я лишь хочу узнать, поддерживаешь ли ты связь со Стюартами и есть ли у тебя информация, которая позволит мне отыскать Лале. Не в моем характере умолять, но я пойду на это, если это поможет раздобыть хоть крупицу сведений о ней. Я лишь хочу знать, что она в безопасности, что у нее все хорошо, и надеяться, что однажды я смогу увидеться с дочерью.
С уважением,
Ануш Шаркодян
Дорогой Джахан,
Я думаю, а вдруг твоя семья больше не проживает по этому адресу…
Дорогой Джахан,
Пишу, чтобы сообщить тебе, что теперь я живу в Бейруте…
Джахан взял следующий конверт. Он был более старым, потрепанным, с загнутыми углами.
Дорогой Джахан,
Если ты получишь это письмо и если это в твоих силах, я прошу тебя написать…
Дорогой Джахан,
Мне все труднее отсылать письма из деревни. Здесь полно жандармов и солдат, мне необходимо кое-что тебе рассказать, я не могу держать это в себе…
Дорогой Джахан,
Я пишу это письмо, сидя в развалинах церкви, потому что здесь я ощущаю себя ближе к тебе…
Заскрипела половица, и в комнате стало темнее. Джахан обернулся и увидел мать, стоящую в дверном проеме.
– Ты знала… – прошептал он.
– Джахан…
– Ты знала с самого начала. Я думал, что лишь отец предал меня. Я положил на это всю свою жизнь…
Он протянул к матери руку, в которой сжимал письма:
– Некоторые их них были написаны после его смерти. Последнее пришло всего лишь два месяца назад. Ты прятала их от меня!
Вздохнув, мать вытащила шляпную булавку. Она аккуратно сняла шляпу и положила ее на сундук возле двери.
– Да, Джахан, я спрятала это письмо. Как и все остальные письма, которые эта женщина писала тебе.
– Эта женщина – мать Лале!
– Она армянка! А как, по-твоему, я должна была поступить? Отослать Лале к ней? К незнакомой женщине? Дом Лале здесь! Мы единственная семья, которую она знает! Ты хочешь отнять это у ребенка?
– Не тебе принимать такое решение!
– А кому? Тебе? Я так не думаю. Ты вернулся с войны, как какой-то самозванец в одежде моего сына! Ты хотя бы представляешь, через что мы прошли? Сколько боли ты нам причинил? Ты был не способен принимать какие-либо решения! Ты был даже не способен обслуживать себя! Сколько ночей без сна я провела, расхаживая по дому, ожидая прихода жандарма с сообщением, что ты бросился под поезд или утопился в Босфоре! Ты действительно думаешь, что я позволила бы тебе определять судьбу моей внучки?
Джахан посмотрел на все еще красивое лицо матери.
– Я был о тебе лучшего мнения.
Женщина грустно улыбнулась:
– Ты мечтатель, Джахан! Умен, как и твой отец, но ты мечтатель! Оглянись вокруг! Все изменилось. Всех, кто выжил, война изменила. Это цена, которую мы платим.
Мать подошла к окну и посмотрела на улицу.
– Ты узнаешь, Джахан, что есть вещи, которые мы не можем контролировать. Война… смерть твоего отца… потеря бизнеса. События, меняющие нашу жизнь… Есть периоды, когда ты приспосабливаешься к происходящему, а уже затем живешь, стараясь изо всех сил наверстать упущенное. Я не удивлена тем, что ты проникся судьбой армян. Это было неизбежно. Несомненно, она была молода и красива и тебе был нужен повод защитить девушку, но теперь с этим покончено. Теперь нашей семье предстоит преодолеть новые трудности. Твои сестры зависят от тебя, Джахан. Ты за них отвечаешь, пока они не выйдут замуж.
Отвернувшись от окна, мать прошла в комнату и подняла с пола документы на фабрику.
– У тебя есть обязательства, особенно перед Лале и Ханифе. То, что случилось с армянами, уже в прошлом. С этим покончено навсегда!
Она протягивала ему документы, и когда Джахан не взял их, мать вложила их ему в руки. Он медленно встал.
– Ничего не кончено! Все только начинается!
Ануш
Это больше напоминало фундамент на стройплощадке, чем бассейн. Два огромных котлована были вырыты в земле и обложены большими каменными блоками. Громадная водяная мельница качала воду из родника, и она лилась потоком через желоб.
Некоторые мальчики старшего возраста, держась за желоб, направляли воду сначала в бассейн, где плавали девочки, и затем на младших мальчишек, которых они отталкивали, чтобы самим стоять под потоком. Младшие дети плескались обнаженными, а старшие плавали в нижнем белье. Ануш стояла в бассейне для девочек, подоткнув платье и спрятав волосы под косынку.
Было жарко, но не настолько, чтобы кожа обгорела на солнце. На руках девушка держала двухлетнего Дикрана, которого оставили на ступеньках приюта после того, как его мать умерла от родильной горячки. Опустив его в воду, она подбрасывала его высоко в воздух, малыш сучил тоненькими ножками и захлебывался от смеха. Девочки визжали, а мальчики кричали.
– Андраник, постарайся не утопить брата и оставь немного воды в…
По воде прошла рябь от первого осеннего ветра, который прорвался сквозь жару и резвился между стенками бассейна.
Ануш обернулась и посмотрела на группу детей, сидящих на стульях в тени, отбрасываемой главным зданием. Это были сироты, больные туберкулезом, дети, которые размещались в отдельном крыле и не могли плавать с остальными. Этих детей с каждой неделей становилось все меньше, их надежды на выздоровление были весьма зыбкими.
Когда Ануш только начала работать в приюте, именно к этим детям она больше всего привязалась, но последние несколько недель матрона запрещала ей общаться с ними.
– Ты не уедешь в Америку, если заразишься туберкулезом.
Америка… Ей казалось, что она поедет туда в любом случае.
Вдруг в бассейнах воцарилась тишина. Девочки сгрудились в кучки, а мальчишки застыли у желоба. Все смотрели в сторону главного корпуса и на дорогу, ведущую к входной двери. Ануш посмотрела туда же и увидела, что к ним приближается незнакомец. Его лица не было видно – солнце светило мужчине в спину. Но вот он вышел на свет.
Он был не очень высокого роста, одет в легкий серый летний костюм, и шел, заметно хромая.
Маленькая девочка вцепилась в юбку Ануш, но девушка этого не заметила.
Человек, который приближался к ней, выглядел как старший брат или дядя мужчины, которого она помнила. Он шел, не опираясь на трость, но было заметно, что каждый шаг дается ему с трудом. Его когда-то густые темные волосы поредели и поседели на висках, а цвет кожи был как у человека, проводящего слишком много времени в помещении. Джахан постарел, война наложила отпечаток на его лицо.
– Возьми Дикрана, Хори, – сказала Ануш, передав ребенка старшей девочке. – И попроси мальчиков освободить бассейны.
Опустив подол юбки, девушка подошла к краю бассейна, и Джахан протянул ей руку, чтобы помочь выбраться.
– Мы можем куда-то пойти?
Они обошли бассейны и направились в дальний конец территории больницы, сопровождаемые пристальными любопытными детскими взглядами.
Английский сад, который был раньше разбит за женским монастырем, был запушен, но ближе к воротам виднелись грядки с овощами.
Мужчина и женщина шли по дороге, направляясь к садовой скамейке, наполовину скрытой кустами.
– Ты не изменилась, – сказал он, когда они сели.
– Изменилась, впрочем, как и ты.
– Я изменился не в лучшую сторону, – улыбнулся Джахан. – Я буду лысым, как и мой отец. И, конечно, это… – Он задрал штанину, показывая свою искусственную ногу. Металл был цвета старого мыла и тускло поблескивал на солнце.
