Мэри Элис Монро - Место, где зимуют бабочки
– Вам, дамы, весьма повезло, что мотор не развалился на части, – констатировал он, разглядывая показания датчика. – Какая марка вам нужна? И что есть здесь?
– Салли сказал, что… Да вот! Взгляните сами. – Луз протянула ему листок с записями.
Уэйн бегло просмотрел то, что значилось на листке, и понятливо покивал.
– Видите ли, основной параметр, по которому одна марка масла отличается от другой, – это вязкость, – назидательно начал он, однако не растянул объяснение для удовольствия, какое мужчины нередко получают в подобных ситуациях, чтобы покрасоваться. – Но думаю, в вашем случае это не имеет принципиального значения. – Сказав так, он тем самым свернул свою лекцию. – Пойдемте, я помогу выбрать то, что вам надо.
Ура! Последняя фраза была как раз то, что им надо. Не злоупотребляя своим положением верховенства по части знания свойств машинного масла, Уэйн молча купил им нужное и, пока они прохлаждались в тенечке, ожидая, чтобы остыл мотор, залил масло в резервуар, не взяв с них ни цента за свои такие бесценные для них услуги. Лишь предупредил на прощание:
– Впредь будьте внимательны. Проверяйте уровень масла при каждой очередной заправке. – И зашагал к пикапу.
– Вот он, самый настоящий рыцарь в сияющих доспехах, – тихо пробормотала Маргарет, с тоской глядя ему вслед. – Уж и не думала, что такие существуют на белом свете…
– О, в Техасе таких пруд пруди, – с гордостью сообщила Стаци. – Техасские парни обожают приходить на помощь девчонкам. Особенно если они красивые.
– Тогда какого черта ты тащишься куда-то в Лос-Анджелес? – не упустила момента для шпильки Маргарет.
– Я повинуюсь зову судьбы, – с готовностью ответила Стаци и одарила подруг еще одной ослепительно взблеснувшей «фуксией». – Кстати, о том, что судьба зовет… Самое время распрощаться с вами, уж простите. Моя путеводная звезда приказывает мне следовать за Уэйном!
У Луз вытянулось лицо. Она почувствовала в воздухе запах предательства.
– Постой, Стаци! Ведь мы только что… ведь ты с ним только что познакомилась, – потерянно протянула она.
– И что из того? Он очень мил. Разве этого мало? Вы сами не видите?
– Конечно, это не нашего ума дело, но все же… – начала Маргарет.
– Ай, оставь, – прервала ее Стаци с коротким смешком. – Это ты привыкла, видно, носить приклеенные к попе трусики. Но это не мой стиль! Я тут немного поболтала с Уэйном, пока вы ходили в лавку. И выяснила, что он, оказывается, едет в Лос-Анджелес. Предложил подвезти меня. Чем плохо? Я ведь так и катаюсь по стране. Кто подберет, с тем и еду! Так что спасибо вам, девушки, за ваше гостеприимство. От души желаю вам благополучно доехать до Мексики и найти там все, что вам нужно.
Она подошла и обняла Маргарет.
– Постарайся быть ближе к реальности, – пожелала она ей на прощание и повернулась к Луз: – Моей бабушке ты наверняка бы понравилась. Она всегда любила людей широких, с добрым сердцем и щедрой душой. – Стаци наклонилась и прошептала Луз на ухо: – Отдельное спасибо за то, что согласилась взять меня с вами.
Стаци подхватила свою тяжеленную сумку и, покопавшись немного там, сунула какие-то бумажки Луз в руку.
– Это мое посильное подношение на алтарь твоей бабушки. Мне очень понравились ее истории. Отныне всякий раз, когда я увижу бабочку, я буду вспоминать ее. И тебя, конечно.
Стаци развернулась и повихляла своей фирменной походкой-аллюром к грузовичку сэра Уэйна.
Луз взглянула на то, что оставила ей Стаци. На ладони лежала этикетка от смазочного масла, скрученная вместе с двадцатидолларовой банкнотой. Она подняла руку с подарком и помахала ею в воздухе на прощание.
Стаци высунула платиновую головку в окно пикапа и прокричала им:
– Может статься, что ты и не знаешь, куда едешь, но в итоге все равно окажешься там, где тебе надлежит быть.
Луз и Маргарет, переглянувшись, еще долго махали ей вслед, пока был виден пикап и в клубах пыли не исчезла надпись на его кузове: «Сам себе перевозчик».
– Лишь бы что-нибудь сказануть умненькое, – сухо прокомментировала Маргарет последнее выступление Стаци.
Луз рассмеялась и захлопнула крышку капота.
– Перестань, Маргарет! Не цепляйся к словам. Вот и опять мы вдвоем. Так что поторопимся. Туда, где нам надлежит быть.
Глава пятнадцатая
Вырастая из своей кожи, гусеница начинает линять и сбрасывает с себя старую оболочку. Каждая гусеница бабочки-данаиды проживает несколько этапов становления – стадий взросления. Гусеница увеличивается в размерах приблизительно в две тысячи раз по сравнению с размером личинки, из которой она вылупливается на свет.
Марипоса расчесывала свою любимицу до тех пор, пока золотисто-коричневая шерсть лошади не начала блестеть, а рука не перестала нащупывать сбившиеся шерстяные клоки. У нее даже плечо заныло от напряжения, а фланелевая рубашка намокла. Пожалуй, сейчас от нее несло потом не слабее, чем от ее Опал, но результатами своей работы она была вполне удовлетворена. Лошадка сверкала, словно надраенная медная пуговица, начиная от хвоста и кончая белоснежной полоской на морде.
Марипоса устало свесила руки вдоль туловища и бросила щетку в корзину. Опал слегка повернула голову и припала всем туловищем к Марипосе.
– Еще хочешь, да? – негромко рассмеялась Марипоса и, обняв лошадь за шею, прошептала ей на ухо: – Ненасытная ты моя!
Когда она только начала обихаживать лошадь, ее поначалу пугали вот такие моменты близости с животным. Все же большая лошадь, и вес у нее немалый. Но сейчас, изучив повадки Опал, она понимала, что таким образом лошадь просто выказывает свое расположение к тому, кто за ней ухаживает. Своеобразный ласковый жест благодарности. Марипоса прижалась лбом к лошадиной шее и закрыла глаза. И сразу же полной мерой ощутила тепло, идущее от ее тела. Она вдохнула в себя запах свежего сена, которое только что положила в стойло, – запах сена, увядшей травы, всегда действовал на нее умиротворяюще, вдохновлял, успокаивал. А сегодня ей очень нужно спокойствие. Ведь она собирается с духом, чтобы решиться наконец и позвонить матери. Она так и не получила от нее никакой весточки. Должна же она узнать причину этого – вместо того, чтобы теряться в догадках.
– Я по тебе соскучилась, – проговорила она вполголоса, не отрываясь от лошадиной шеи.
– Мы тоже соскучились.
Опал вздрогнула и слегка дернула головой, услышав голос Сэма. Как всегда, он ступает почти неслышно. В его обществе она всегда чувствовала себя защищенно. Первый мужчина, которому она поверила и которому доверилась за столько лет своей жизни. Марипоса ласково потрепала по шее Опал и несколько раз прошлась сильной рукой по ее шерсти.
– Отдыхай, моя девочка. Все в порядке, – проговорила она негромко, обращаясь к лошади, и взглянула через плечо. Сэм остановился на пороге стойла, припал к дверному косяку и стоял там, глядя на них с едва уловимой улыбкой, столь ей знакомой.
Он не хотел им мешать и просто стоял, ничем не обозначая своего присутствия. Марипоса ценила его деликатность, ведь уже не впервые он ее демонстрировал без желания ею кичиться – а просто от природы обладал ею.
– Не хотел напугать вас.
– А вы и не напугали…
– Опал сегодня прямо вся светится.
Марипоса молча кивнула, польщенная тем, что ее усилия не остались незамеченными.
– Ну, как дела?
Типичная приветственная фраза, но Марипоса сразу же расслышала нотки озабоченности в его голосе. Она повернулась к нему всем корпусом. Он был без шляпы, темные волосы на висках блестели от пота. Капельки пота проступили и на его бронзовой от загара коже. Видно, тоже успел наработаться, обихаживая лошадей. Но его цепкий взгляд – вот что обычно приковывало к себе внимание в первую очередь. Вот и сейчас глаза его внимательно изучали ее лицо, словно ища каких-то знаков, могущих свидетельствовать о ее мрачном или меланхоличном настроении.
– Да вот, борюсь сама с собой, – честно призналась она, выказывая готовность к общению. Более того, к своему удивлению, она вдруг обнаружила, что просто ждет не дождется удобного случая, чтобы поговорить.
– Из-за чего борьба?
– Я все думала над нашим последним разговором. У озера. Вы тогда спросили, почему я не позвонила матери. Я и сама спрашиваю себя об этом. И пока вразумительный ответ у меня только один. Я боюсь. – Она снова отвернулась к Опал, чтобы погладить ее. Плавные движения по длинной лошадиной шее успокаивали, и так приятно было ощущать мягкую шерсть под ладонью. – Ну почему, почему они мне не перезвонили? Я прямо извелась вся! Страшная пытка! И это вместо того, чтобы просто снять трубку и позвонить.
– Что, по-вашему, будет самым худшим, когда вы решитесь на этот звонок?
Марипоса закрыла глаза.
– Мама возьмет и повесит трубку, не захочет со мной разговаривать…
Сэм подошел ближе и положил свою руку поверх ее. Марипоса замерла, затаила дыхание.
