Шэн Кэи - Сестрички с Севера
– Иди садись. Столик напротив туалета. Я занял места, – коротко проинструктировал Большеног, а сам метнулся к кассе.
Столик и впрямь оказался напротив мужского туалета. Дверь в мужской туалет была очень красивой, розовой снаружи. Мужчины без конца входили туда, а потом выходили с довольным выражением лица. Туалет скорее напоминал женские покои, как будто внутри на розовой кровати их ждала молоденькая девушка, и даже просто засвидетельствовать ей свое почтение и то приятно. Цянь Сяохун села за стол, но не учуяла никаких посторонних запахов, вообще никаких, повсюду витали лишь ароматы куриных крылышек и гамбургеров, а люди вокруг пили колу. Цянь Сяохун это показалось забавным, она тихонько засмеялась, но тут вернулся Большеног с подносом.
– Картошка фри, крылышки, биг-мак, кола, мороженое и кетчуп.
Цянь Сяохун подумала о задницах за дверью туалета. Лицо у Большенога было выбрито глаже, чем зад. Когда мужчина чисто выбрит, значит, думает о «деле», причем показывает тем самым, что настроен серьезно и решительно. Это своеобразная беззвучная присяга. Цянь Сяохун растрогалась, но непонятно, то ли из-за лица, выбритого глаже, чем зад, или из-за целой горы еды. Она одарила Большенога очаровательной улыбкой, а тот впился зубами в гамбургер и разом откусил половину. Этот укус словно был ответом на улыбку девушки, но потом он неразборчиво промямлил:
– Я проголодался! Ты давай ешь!
Цянь Сяохун понравилось, как он жадно ест. Больше всего она боялась манерных мужчин, которые откусывали малюсенькие кусочки и постоянно промокали рот салфеткой, чтобы их лица так и оставались чище, чем их задницы. Лучше уж есть так, как Большеног, это все равно что отпустить усы и чувствовать себя свободно. Но в данном случае с усами выходило противоречие.
Цянь Сяохун налила слишком много острого соуса, пару раз макнула в него ароматное хрустящее крылышко, а потом еще и пальцы облизала, демонстрируя свою любовь к крылышкам и симпатию к Большеногу, затем с бульканьем выпила пару глотков колы и продолжила. Картофель фри она ела игриво, кусочки были тонкие и длинные, за раз съесть не получалось, так что она сначала сжимала их указательным и большим пальцем и, откусив один раз, обмакивала остаток в соус, еще больше усложняя процесс. Рука монотонно двигалась туда и обратно, у Цянь Сяохун от этого мельтешения зарябило в глазах. Большеног картошку есть не стал. Вскоре его большой стакан колы опустел, он сыто рыгнул, с довольным видом разглядывая, что происходит вокруг, а потом удалился в туалет. Когда он вышел, Цянь Сяохун доедала последнюю ложечку мороженого.
– Замечательный день рождения! Так вкусно! Огромное спасибо! – засмеялась Цянь Сяохун.
– У тебя день рождения? Ой, поздравляю! Еще чего-нибудь хочешь? – оживился Большеног.
– Я наелась. Не надо меня закармливать. Пойдем.
– Еще нет семи часов, давай прогуляемся по парку, караоке только в восемь часов откроется, надо растрястись, способствует пищеварению. – Никаких тебе загадок, все так же бесхитростно, как куриные крылышки, которые они только что съели.
– Господин, купите цветы, подарите девушке!
На входе в парк дорогу Цянь Сяохун и Большеногу перегородили дорогу две девочки пяти-шести лет. В руках они держали большой букет роз, причем каждая была завернута в отдельную пластиковую упаковку. Розы слегка увяли, словно бы их вытащили из мусорного ящика. Большеног объявил:
– Куплю тебе розу. Сегодня особый случай.
Цянь Сяохун отмахивалась:
– Лучше дай девочке денег, понятно же! Разве это цветы? Пойдем быстрее, ну ее!
Стоило Большеногу сделать шаг, как девочка ухватилась за его ногу и повисла на ней всем телом, причитая:
– Купите, купите, купите! Умоляю!
Большеног не мог вырваться. Вокруг начали собираться люди. Делать нечего. Он достал кошелек из заднего кармана, вытащил при свете уличного фонаря купюру в пять юаней и купил уродливую розу, только тогда девочка отцепилась. Большеног так и держал уродливую розу в руке, не осмеливаясь преподнести Цянь Сяохун. Они прошли через ворота в парк, сделали три круга, мимо статуи жирафа, через маленький мостик, и Большеног по дороге выкинул розу в урну, а потом таким тоном, будто сбросил тяжкое бремя с плеч, предложил присесть, указывая на скамейку на берегу озера. Он пересек лужайку, миновав силуэты людей в темноте, и примостился на белой каменной скамье, молча глядя на тихую гладь воды.
Посидев какое-то время, Большеног поднялся:
– Пошли в караоке, сейчас откроется.
– Давай не пойдем, тут так приятно посидеть.
– Ну уж нет! Сегодня твой день рождения!
– Ты меня сводил в «Макдональдс». Этого достаточно.
– Изначально планировался поход в караоке. Не будем менять планы.
– А ты сможешь петь-то? У меня настроение не очень.
– Да, я тоже туда не хочу.
– А тебя что тревожит?
– Та девушка хочет за меня замуж, а я не могу принять решение.
– Ты не можешь решиться взять ее в жены, но при этом не готов отказаться от нее.
Большеног не ответил.
– Ты ее любишь, но тебя заботит ее прошлое. Значит, ты ханжа, тебе нужна репутация и деньги.
Ветки ив покачивались, окуная кончики в воду.
– Мне не нужны деньги, я так решил.
– Но она и те полмиллиона связаны воедино.
– Мне от нее ни юаня не нужно.
– Это твои дела, я не буду тебя утешать.
– Я хочу быть с тобой.
– Тогда ты тем более окажешься в убытке. Я не девственница. У меня было много мужчин. И у меня нет пятисот тысяч, даже десяти и то нет.
Часть двенадцатая
ГРУБЕЙШАЯ ОШИБКА
После просмотра фильма в кинотеатре «Цяньшань» Очкарик немного возбудился, ему хотелось побыстрее вернуться в квартирку, которую они снимали с Ли Сыцзян, и заняться любовью. Ли Сыцзян сердито посмотрела на Очкарика своими маленькими глазками и повела его в книжный магазин А-Син. Понятное дело, название магазина написал Ли Сюэвэнь, в иероглифах чувствовался его характер и небрежность. Большие и черные иероглифы даже ночью были хорошо видны. А-Син выпячивала большой живот и шаркала ногами, перемещаясь, как неуклюжий пингвин. Из одного угла книжного в другой всего-то десять шагов, но А-Син семенила и, покачиваясь, делала все двадцать, при этом одной рукой без конца поглаживала выпирающий живот, успокаивая еще не родившегося малыша.
– Похоже, они закрываются.
– А-Син, когда ты станешь мамочкой? – хихикнула Ли Сыцзян, поглаживая живот А-Син.
– Доктора говорят, что еще тринадцать дней. Вы уже строите планы? – Лицо А-Син тоже пополнело, румянец заливал щеки, правда, появились крошечные веснушки.
Ли Сыцзян посмотрела на Очкарика, ее маленькие глазки превратились в щелочки.
– Скоро все будет! – Очкарик интуитивно уловил суть вопроса, но сказал полуправду.
– Смотрите книги, не торопитесь, вы самые последние посетители.
А-Син присела, поглаживая живот и ковыряя ногтем в щели между зубами, а потом беззаботно уставилась в окошко, рассматривая прохожих.
Очкарик крутился в отделе романов уся105, подержал роман Цзинь Юна106, потом томик Гу Луна107, очарованный настолько, что не мог выпустить книги из рук.
– Ой, иди-ка сюда. Посмотри!
Ли Сыцзян взяла с полки «Энциклопедию беременности», которая была как минимум в два раза толще романа Цзинь Юна «Фехтовальщик». На обложке молодая и красивая беременная ослепительно улыбалась.
– Хочу купить вот эту! – радостно сообщила Ли Сыцзян.
Очкарик перевернул книгу и глянул на ценник. Тридцать два юаня!
– Очень дорогая! Да и рано пока. Непременно нужно покупать? Посоветуешься с А-Син и У Ин, этого мало? – Очкарик повернулся и взглянул на «Фехтовальщика», мысли его витали в другом месте.
– Нет, с этой книгой я столько всего узнаю, а постоянно спрашивать кого-то – хлопот не оберешься. – Ли Сыцзян впервые проявила настойчивость.
А-Син рассмеялась:
– Покупай, я тебе сделаю двадцатипроцентную скидку, ничего на тебе не заработаю, но зато поддержу.
Очкарик не нашелся, что ответить. Ли Сыцзян сказала А-Син:
– Купим эту и «Фехтовальщика»!
Очкарик остолбенел, а потом усмехнулся:
– Сумма получится о-го-го, похоже, придется не сколько дней питаться овощами и доуфу. Ли Сыцзян, давай «уся» не будем покупать, я лучше мяса поем!
А-Син пощелкала кнопками калькулятора и сообщила:
– Со скидкой пятьдесят юаней.
Ли Сыцзян вытащила из потайного кармашка скомканные купюры, разгладила и отдала А-Син. Очкарик попытался еще раз отговорить ее:
– Давай Цзинь Юна не будем покупать, я его просто полистал.
– Эх ты, нельзя отказывать себе в удовольствии. Я давно приметила, как ты на эту книжку слюнки пускаешь, еще в прошлый раз хотела тебе купить, а мясо никуда от нас не денется, поменьше домой пошлю.
Ли Сыцзян покосилась на него, а Очкарик вдруг обратил внимание, что ее маленькие глазки навевают воспоминания о красавицах древности, и его любовь к Ли Сыцзян стала еще больше.
