Джулиан Барнс - Англия, Англия
– что искатели счастья делятся на две группы – те, кто в своих поисках руководствуется критериями, которые сформулированы другими людьми, и те, кто руководствуется своими собственными критериями;
– что ни один из этих двух методов поиска не является более высоконравственным, чем другой;
– но что для нее счастье завязано на верности себе самой;
– верности своей истинной природе;
– то есть верности своему сердцу;
– однако основная проблема, главная беда человеческой жизни вот в чем: «как познать свое собственное сердце?»;
– из чего вытекает смежная проблема: «как узнать, какова твоя природа?»;
– что большинство людей считают, что их истинная природа родом из детства: и потому, рассказывая с мечтательно затуманенным взором свою автобиографию, демонстрируя свои фотографии в юном возрасте, вроде бы стараются правдиво описать свою природу;
– вот ее фотография в детстве, она кривится под жарким солнцем, надув нижнюю губу: что ж, это и есть ее истинная природа или же неспособность ее матери к фотографии?;
– но что, если эта природа не более природна, не более естественна, чем та природа, которую саркастически описывал сэр Джек, рассказывая о своей загородной прогулке?;
– поскольку если твоя природа для тебя непостижима, это наверняка уменьшает твои шансы на счастье;
– а что, если докопаться до своей природы все равно что выйти к торфянику, внутренняя структура которого так и останется для тебя загадкой, а биоценоз – китайской грамотой?;
– что, несмотря на благоприятные условия, на отсутствие препятствий и на тот факт, что, на ее взгляд, она почти наверняка любит Пола, счастливой она себя не чувствует;
– что сначала ей казалось: это потому, что ей с ним скучно;
– или что с его любовью ей скучно;
– и даже – что с ее собственной любовью ей скучно;
– но она не была уверена (да и какая здесь уверенность, если собственной природы не знаешь?), что загвоздка именно в этом;
– возможно, все проще – ей не любовь нужна;
– между прочим, не такой уж эксцентричный вывод, утешил бы ее доктор Макс;
– а может, причина в том, что любовь пришла к ней слишком поздно, слишком поздно, чтобы отвести от нее одиночество (если таков критерий любви); слишком поздно, чтобы сделать ее счастливой;
– что – возвращаясь к лекции доктора Макса – в Средневековье люди стремились скорее к спасению души, чем к любви, но эти два понятия не обязательно противоположны друг другу;
– просто с течением веков люди все занижали и занижали свои притязания;
– и когда мы ищем счастья, вполне возможно, что мы гонимся за какой-то сниженной формой спасения души, хоть и не осмеливаемся употреблять такие слова всуе;
– что, возможно, ее жизнь тоже подпадает под определение, которое доктор Джонсон дал своей: «пустошь тщетно потраченного времени»;
– что она едва ли приблизилась даже к самой низменной форме спасения;
– что он абсолютно ни в чем не виноват.
* * *Облава в Пещере Робин Гуда рекламировалась шепотом как уникальный эксперимент в области синтеза эпох, допускаются только самые почетные гости при условии уплаты двойной наценки. К шести вечера U-образная трибуна ломилась от зрителей, а заходящее солнце, как по заказу, подсвечивало вход в Пещеру.
В верхнем ряду сидели Марта и другие члены совета директоров. Ситуация критическая, самые принципы Проекта – в опасности; однако, если дело кончится благополучно, в процессе улаживания проблемы могут возникнуть новые интересные задумки. Теория досуга не стоит на месте. Они с Полом уже немного пофантазировали о том, какие еще трансэпохальные и асинхронные эпизоды можно было бы ввести в историю нации. Кстати, а где же Пол? Наверно, еще за сценой, шлифует со стрелками мизансцены.
Обнаружив, что рядом с ней уселся сэр Джек, Марта была немало взбешена. Думает, это формальная церемония? Как же, как же. Кому, интересно, он выкрутил руки, чтобы узурпировать место доктора Макса? А что это у него там на мундире – никак, новый ряд самопальных медалей прибавился? Когда же «Веселый Джек» обернулся к ней, улыбаясь на манер «Веселого Роджера» и задорно потряхивая головой, Марта заметила, что седые волоски в его бровях наконец-то почернели.
– Хоть режьте, не мог я такое развлечение пропустить, – проговорил он. – Но не желал бы я оказаться на вашем месте.
Марта проигнорировала его. В прежние времена она бы вскинулась; теперь же осталась безучастна. Главное – власть над «Питко». А если сэру Джеку дурь в голову ударила... Что ж, она может урезать вдвое мощность его ландо в лошадиных силах, аннулировать условие контракта насчет арманьяка или повесить ему на ухо электронную бирку овцебыка Дингля. Сэр Джек – ходячий анахронизм. Марта слегка подалась вперед, не сводя взгляда с арены боевых действий.
Спецназом Острова командовал полковник Майкл Майклсон по кличке Безумный Майк. «На гражданке» он был частным тренером по шейпингу с опытом каскадерской работы. Его отряд состоял из гимнастов, охранников, вышибал, спортсменов и танцоров балета. Полное отсутствие армейского опыта не мешало им дважды в месяц разыгрывать «Штурм иранского посольства в 1980 году», требовавший ловкости, глазомера, умелой работы с лассо и талантливого умения драматически корчиться от боли в миг, когда взрывались гранаты с парализующим газом. Но теперь им предстояло дотоле невиданное испытание, и Безумный Майк неподдельно волновался, наставляя своих людей на спешно расчищенной бульдозером площадке перед самым носом первого ряда. Впрочем, его тревожил не исход дела: Веселые Стрелки, как и обитатели иранского посольства, должны были следовать сценарию. Нет, Майк беспокоился, что неотрепетированное представление будет выглядеть неправдоподобно. Кроме того, даже Майк знал, что дневной штурм Пещеры – грубейшая ошибка в плане военной стратегии. Лучший способ нейтрализовать шайку Робин Гуда – в смысле, будь они его настоящими врагами – это посреди ночи ворваться в Пещеру через служебный вход с фонариками и монтировками. Но ничего, на Майка можете положиться – он все сделает красиво, не подвели бы только господа актеры.
Как и на «Штурме», беспроводные радиомикрофоны и специальные наушники доносили до слуха зрителей каждое слово участников. Безумный Майк изложил свой план, подкрепляя слова красноречивыми жестами. Две штурмовые группы, в полном ночном камуфляже, внимали с театральным благоговением, одновременно готовясь к бою: один точил длинный кинжал, второй поигрывал кольцом гранаты, еще двое проверяли на эластичность нейлоновый шнур. Полковник закончил свою речь лаконичным (поскольку все профессиональные вводные выражения были опущены) напутствием, призывающим к дисциплинированности и хладнокровию; затем, взмахнув рукой и вскричав: «Раз-два-три-ра-аз!!!», отправил на поле боя секстет под кодовым названием «группа “Альфа”».
Трибуны благодушно, с ощущением «дежа вю», граничащим с точным знанием, смотрели, как «Альфа» разделилась надвое, исчезла в лесу, а затем при помощи шкивного механизма десантировалась с деревьев на крышу Пещеры. К каменной поверхности прилипли подслушивающие устройства, в жерло Пещеры спустился микрофон, и двое спецназовцев начали спускаться по тросам по бокам робин-гудовских хором.
Не успела «Альфа» отрапортовать о занятии позиций, как по трибунам прокатился хохот. Из Пещеры вылез монах Тук с огромными садовыми ножницами, снабженными длинными ручками. Бормоча всякую отсебятину, он перерезал шнур микрофона, подобрал его с земли и швырнул в сторону зрителей. Безумный Майк проигнорировал этот вульгарный, не предусмотренный сценарием выпендреж. Группа «Бета» с Майком во главе легла ничком и поползла по открытому участку к Пещере. В лучших традициях театральной войны они прикрепили к своим маскам-подшлемникам зеленые ветки.
– «Спокоен будь, пока Бирнамский лес не двинулся на Дунсинан», – возвестил сэр Джек если не на всю трибуну, то на дюжину рядов вглубь – точно. – Как изрек гениальный Вильям.
«Бете» оставалось двадцать ярдов до входа в Пещеру, когда три стрелы, просвистев над головами спецназовцев, вонзились в землю, чуть-чуть не долетев до первого ряда. Гром аплодисментов подтвердил, что за такой ювелирно выверенный реализм двойной наценки не жалко. Безумный Майк обвел взглядом своих коллег – гимнастов и охранников – и оглянулся на трибуны, почти ожидая сигнала либо дополнительных указаний от Пола по рации. Ничего не дождавшись, он прошептал в микрофон: «Робин-Бобин-Барабек. Скушал сорок человек. Сорок секунд, ребята». И сделал импровизированный знак «Альфе» на вершине Пещеры. Четверо из шести ее бойцов уже качались на шнурах над окнами, выверяя глубину и расстояние своих гимнастических прыжков. Глянув вниз, они с удивлением узрели жирно блестящие настоящие стекла и глазам своим не поверили: ведь в посольстве окна были застеклены особой толстой пленкой, которая легко раскалывалась на безопасные тупые осколки. Что ж, наверно, технический отдел изобрел еще более правдоподобную замену...
