Даниэла Стил - Вояж
Мэдди тем временем сидела, сжавшись в комок, не выпуская из рук младенца. Голоса Энн не было слышно уже несколько часов. Мэдди не знала, жива ли девушка; все попытки растормошить несчастную оказались безуспешными. Она потеряла счет времени, не знала, сколько часов они находятся под завалом. Но когда ребенок проснулся и заплакал, его мать очнулась.
– Скажи ему, что я его люблю… – прошептала Энн. Мэдди вздрогнула: голос прозвучал как с того света.
– Держись, ты еще скажешь ему это сама. – Мэдди по-прежнему бодрилась, но на самом деле надежда ее уже покинула. Ей не хватало воздуха, все силы уходили на то, чтобы не выпустить из рук младенца, она то и дело теряла сознание.
– Прошу тебя, позаботься о нем, – проговорила Энн и опять затихла. Через какое-то время она выдохнула: – Я тебя люблю, Мэдди. Спасибо, что ты со мной. Без тебя я бы умерла от страха. – Мэдди сама была еле живой от ужаса, малыш Энди и Энн помогали ей держаться. Обливаясь слезами, она наклонилась и поцеловала девушку в щеку, думая о Лиззи.
– И я тебя люблю, Энни… Очень люблю… Теперь тебе придется быть сильной. Нас скоро отсюда вытащат. Я хочу познакомить тебя со своей дочерью. – Энн кивала, словно верила ей. Когда она улыбалась в темноте, Мэдди чувствовала это, хотя видеть не могла.
– Мама тоже называла меня «Энни». Тогда она еще меня любила, – грустно заметила девушка.
– Уверена, она по-прежнему тебя любит. И Энди полюбит, когда увидит.
– Я не хочу, чтобы он попал к ней, – сказала Энн неожиданно твердо и решительно. – Хочу, чтобы о моем малыше позаботилась ты. Обещай его любить.
Мэдди пришлось подавить рыдание, чтобы ответить. Она понимала: им нельзя плакать, потому что надо экономить силы и воздух. Но прежде чем открыла рот, до ее слуха донеслись бодрые громкие голоса. Оказалось, что они выкрикивают ее имя.
– Вы нас слышите, Мэдди? Мэдди, Мэдди Хантер! И Энн… Вы слышите?
Она чуть не завизжала от восторга.
– Слышим! – крикнула в ответ. – МЫ ВАС СЛЫШИМ! – Голоса приближались, и Мэдди скороговоркой заговорила с Энни: – За нами уже пришли, Энни, держись, еще несколько минут – и нас спасут!
Но, как ни старалась, Энни опять забылась. Ребенок, чувствуя это, громко расплакался. Он устал, проголодался, был напуган – совсем как сама Мэдди.
Голоса раздавались все ближе, пока не стало казаться, что до спасателей можно дотянуться рукой. Мэдди назвала себя, описала пещеру, в которой они находились, и состояние Энни – настолько, насколько могла определить его в темноте, не напугав саму девушку. О себе она сказала, что цела и держит на руках ребенка.
– Как ребенок? – спросил новый голос. Спасателям нужно было понять, каких специалистов вызвать.
– Не знаю. Думаю, он тоже цел. – Ей самой удивительно повезло: на шишки можно было не обращать внимания, вот только мутило от страшной головной боли.
Хотя спасатели подобрались к ним совсем близко, бригаде потребовалось еще полтора часа, чтобы их освободить. Обломки здания приходилось разгребать буквально горстями. Существовала опасность, что их нагромождение может рухнуть на женщин и на самих спасателей, если те поспешат. Когда в дыру размером с блюдце ударил мощный луч света, ослепивший ее, у Мэдди вырвался крик облегчения и боли. Теперь она рыдала не переставая и при этом пыталась рассказывать о происходящем Энни, но та не отвечала.
Дыра в завале увеличивалась на глазах, спасатели все время разговаривали с Мэдди. Еще несколько минут – и она сумела передать им Энди; в свете фонаря увидела, что он покрыт коркой грязи, на личике запеклась кровь от пореза на щечке, но он таращил огромные глазенки и показался ей красавчиком. Отдавая малыша в сильные руки мужчин, Мэдди поцеловала его. Взявший младенца человек исчез, но осталось еще четверо, которые за следующие полчаса расширили дыру, и в нее смогла проползти Мэдди. На прощание она дотронулась до руки Энни. Девушка была без чувств, но дышала, и Мэдди облегченно перевела дух. Предстояла кропотливая работа, чтобы вытащить бедняжку из-под огромных балок. Мэдди выползла из каменной ловушки. Трое спасателей продолжили работу, один повел ее по проделанному ими тоннелю. Наружу пришлось выбираться на четвереньках. Сильные руки подхватили ее и перенесли через нагромождение бетона, всевозможных обломков и стальной арматуры, похожее на бурелом из ночного кошмара. Внезапно ей в глаза ударил слепящий солнечный свет.
Было уже десять утра. После взрыва прошло четырнадцать часов, столько продлился и ее плен. Мэдди пыталась узнать, что с ребенком, но в этом хаосе ее никто не слышал. Из-под завалов продолжали доставать людей, вокруг лежали накрытые чехлами тела, рыдающие люди ждали известий о своих родных, спасатели перекрикивались.
И вдруг она увидела Билла: он стоял и ждал ее. Он был такой же грязный, как она, как будто и на него рухнул целый дом: много часов он трудился наравне со спасателями. Увидев Мэдди, он зарыдал и буквально отнял ее у сопровождавшего человека в каске. Они упали друг другу в объятия, обливаясь слезами. У Билла не было слов, чтобы выразить все свои чувства, весь пережитый ужас. На все объяснения потребовались бы годы. В это незабываемое мгновение облегчения и любви обоим было не до слов.
– Слава богу!.. – шептал Билл, прижимая Мэдди к себе. Потом он трепетно передал ее фельдшерской бригаде. Каким-то чудом она почти избежала травм. Забыв на секунду про Билла, не выпускавшего ее руку, обратилась к проходившему мимо спасателю:
– Где Энни? Она жива?
– С ней работают, – ответил парень невесело. Он навидался за эту ночь ужасов, как и все остальные. Каждый выживший был победой, даром свыше, о котором все молились.
– Скажите ей, что я ее люблю.
Мэдди повернулась к Биллу. Ее глаза были полны глубокого чувства. И вдруг чудовищная мысль: а если все это – наказание за любовь к нему, если у нее нет права на эту любовь? Но она увернулась от сомнений, как от летящего сверху камня. Мэдди не собиралась отступать; точно так же она знала, что не позволит бетону раздавить Энн и ее малыша. Теперь она принадлежала Биллу; она знает, что имеет на это право. Ради этого она выжила – ради него и ради Лиззи.
Ее посадили в фургон «Скорой помощи». Билл без колебаний забрался туда вместе с ней. Глядя в окно, он увидел удаляющегося Рейфа и успел разглядеть слезы на его лице. Продюсер был счастлив за них обоих.
Глава двадцать первая
В больнице Мэдди поместили в отделение травматологии, где лежали еще две выжившие после взрыва женщины. Первым делом она навела справки о малыше: ей сказали, что он жив и здоров. Врачи были удивлены: они не нашли у нее ни переломов, ни повреждений внутренних органов. Мэдди отделалась сотрясением мозга, несколькими царапинами и синяками. Билл, не отходивший от нее, не верил в ее и свою удачу. Он поведал ей все, что знал о теракте. Известно было немного: бомбу взорвала группа боевиков. В послании, отправленном президенту за час до взрыва, говорилось, что так они выражают свое несогласие с властью. Это был язык невменяемых людей. Они лишили жизни более трехсот человек, половина из которых – дети. Мэдди содрогнулась от ужаса, узнав этот страшный итог.
Она рассказала Биллу, как на нее рухнул потолок, как она оказалась в бетонной ловушке с Энни и ее малышом. Как ей хотелось, чтобы оба выжили! Она ужасно переживала за Энни, но это все равно нельзя было сравнить со страхом, который испытал за Мэдди Билл. Он словно еще раз пережил кошмар с Маргарет. Мэдди сказала, что пройти через такое дважды за жизнь удается немногим.
Они поговорили еще немного, потом врачам понадобилось сделать новые анализы для заключения о ее состоянии. Билл согласился, что ему лучше уйти: вдруг ее вздумает навестить Джек? Билл меньше всего хотел навлекать на нее дополнительные неприятности.
– Я вернусь через два-три часа, – пообещал он, наклоняясь и целуя Мэдди. – Не переживай.
– Ты тоже. Лучше попробуй выспаться. – Она еще раз поцеловала Билла, никак не решаясь выпустить его руку.
Сразу после его ухода врачи забрали ее из палаты и приступили к осмотру. Потом нагрянул Рейф с новостной бригадой: их прислал Джек. Рейф не стал делиться с Мэдди своим отношением к этому негодяю, не соизволившему навестить жену; от вопросов о Билле он тоже воздержался. Вопросы были излишни: что бы между ними ни происходило, продюсер не сомневался, что этот человек влюблен в их ведущую новостей; так же ясно было ему теперь и то, что она тоже влюблена.
Мэдди рассказала о трагедии все, что могла, и, глядя в камеру, поведала об отваге Энни.
– Ей всего шестнадцать! – гордо заявила она. Увидев странное выражение лица Рейфа, попросила выключить камеру. – Энни ведь жива, Рейф? Ты что-нибудь слышал?
Он колебался. Говорить правду не хотелось, но и врать – тоже. Она бы все равно узнала, поэтому он собрался с силами и произнес:
– С ребенком все хорошо, Мад. Но его мать спасти не удалось.
