Андреа Фациоли - Как ограбить швейцарский банк
– Лина… наконец-то! – Сальвиати глубоко вздохнул. – Да, по-моему, они едут за нами. Одного я запер на ключ в гостиной, но дверь в дом была открыта настежь.
– Может, они вернутся на кантональное шоссе Монте-Ченери и перережут нам дорогу?
– Не думаю. Они не знают, что и отсюда можно попасть на кантональное. А к тому же непросто найти дорогу в таком тумане.
– Только не говори мне, что ты и туман просчитал!
Филиппо никак не мог успокоиться.
– Нет, – Сальвиати покачал головой. – Я в основном рассчитывал на эффект неожиданности.
Дорога после нескольких поворотов влилась в кантональное шоссе. Филиппо почувствовал себя лучше, когда заметил, что и в самом деле никакого «мерседеса» сзади нет. Он взглянул на Сальвиати и сказал:
– Но как тебе удалось…
– Это потом, – прервал его Сальвиати. – Сначала расскажи мне о Лине. Как это произошло? Элия оказался прав?
– Да. Он написал мне, что она на свободе. Это значит, что их действительно держали в квартире Марелли, в Массаньо, и что…
– Но как она? Как Лина?
– Контини написал мне, что она в порядке.
– Мы справились. – Сальвиати откинулся на спинку кресла. – Мне кажется, что это невозможно, но мы справились!
– Но деньги-то у них.
– Молчи. – Сальвиати закрыл глаза. – При чем здесь деньги?Контини мог корить только самого себя.
Он хорошо знал Жана Сальвиати и должен был помнить, что тот – упрямец, каких поискать. Человек, который готовит план, потом запасной план и встречный план, а потом резервный план и, может, еще и план на всякий случай. Человек, который организует операцию «Юнкер-банк», а потом выясняется, что он, как обычно, поступает по своему усмотрению.
Они – Контини и Маласпина – были еще там, в квартире Марелли. Элтон по-прежнему был связан и держал рот на замке. У Контини создавалось впечатление, что ситуация уходит у него из-под контроля и что где-то еще осталась фальшивая нота. Отзвуку колокола еще только предстояло раздаться.
Но при чем здесь колокола?
Контини встал и вышел на балкон покурить. Он слишком много общался со стариком Джионой и начинал уже думать, как он. Вместо того чтобы беспокоиться о Сальвиати и Форстере и о том, как разговорить Элтона, Контини думал о колоколах, об отзвуках, о словах отшельника, который в банк носа не казал даже по ошибке!
А что, если им действительно вызвать полицию?
Нет, это невозможно. Они пробрались в дом директора банка, усыпили его анестетиком. Сальвиати проник в банк под чужой личиной, забрал (или пытался забрать) десять миллионов франков… Какая уж тут полиция. Хорошо еще, им удалось обезвредить Элтона без особого шума.
В Массаньо все было тихо. Только на минуту-другую показывался редкий прохожий, торопливо сворачивая за угол. На углах улиц стояли ящики с бесплатными воскресными газетами, которые еще пахли типографской краской и полнились скандалами. Небо нависало над домами, темное и тяжелое, как асфальтовая глыба.
У Контини в голове роилась куча вопросов. Как сумел Форстер столь точно спланировать вторжение в «Юнкер-банк»? В чем состоял запасной план Жана? Куда денутся миллионы? Но главное, где Жан и Филиппо?
На последний вопрос ответить было нетрудно. Он нашел номер Филиппо Корти и собирался позвонить ему, но Филиппо опередил его. Контини уже набирал номер, когда его телефон зазвонил.
– Ну и? – спросил Контини.
– Все хорошо, – отозвался Сальвиати. – Филиппо отработал отлично.
Контини вздохнул с облегчением:
– Жан! Слушай, Жан, ты должен мне кое-что объяснить.
– Потом, потом.
– Да, но…
– Не по телефону. Мне Филиппо сказал, что объявлен общий сбор.
– Вот как?
– Дома у них с Анной. Я тебе все объясню.
– Но когда…
– Франческа уже там. Да и мы туда прибудем минут через пятнадцать. Что у тебя?
– Я тут с Маласпиной и с Элтоном. Лина поехала в больницу с Марелли.
– Они в порядке?
– Он – не совсем, ударился головой. Но в общем, он легко отделался. Слушай, а кто были те трое, что тебя увезли? Люди Форстера?
– Думаю, да.
– И ты от них избавился?
– Пока да. В любом случае у Форстера больше нет Лины, значит, он уже не может особо повышать голос.
– А ты как спасся от этой троицы?
– Вопросы потом, Элия. Но что это за содом?
– Колокола. – Контини слегка усмехнулся. – Колокола звонят здесь, в Массаньо.
– Воскресенье… и все хорошо! Ну так увидимся в Беллинцоне?
Контини вздохнул и забрал вопросы обратно.
– Хорошо. Через полчаса.
Он положил телефон на перила балкона и глубоко затянулся. В конце концов, запасной план сработал. Лина была на свободе. Жан оторвался от трех типов, которые его увезли. И однако… колокола Массаньо продолжали звонить. Контини не мог отделаться от мыслей о старом Джионе.
Мелодия, звук, плывущий в воздухе. Но следом – точная череда нот. Так бывает всегда. Контини amp; Сальвиати, Контини amp; Франческа. Но также Лина amp; Маттео. И что сказать: Сальвиати amp; Форстер. На каждый звук – отзвук.
Контини ронял пепел с балкона. Он был совсем близок…ив тот миг, когда колокольный звон утих, та самая идея пришла ему в голову. Это было что-то вроде иного взгляда на вещи. Объяснение. Но в первую очередь угроза. Он подумал об операции «Юнкер-банк». Стал представлять прошлое и будущее, пока не вздрогнул всем телом и не потушил сигарету. На каждый звук – отзвук. Именно так. До последнего.
Если он прав, ситуация вовсе не под контролем. Хуже того, они вот-вот потерпят неудачу.
И еще они в опасности, все они в опасности.Анна и Франческа выпили чаю. Им было нужно вернуться к повседневным привычкам, а главное, мыслям… Сидеть вот так в гостиной, в окружении цветов и книжных шкафов. На стенах – репродукции абстрактных картин и афиши кинофильмов. Концерт Моцарта фоном, коробка печенья на столике.
Им было нужно это. Семейные фотографии на серванте и разворот газеты с телепрограммой на диване. Сидя в просторных креслах кремового цвета друг напротив друга, они не знали, как вызвать в памяти происшедшее. Поэтому поначалу ничего не произносили. Им были неизвестны подробности, но, в конце концов, все уладилось. Филиппо и Жан должны были подъехать с минуты на минуту, а потом и Контини. Лина была в порядке. Форстер больше не держал их на крючке.
Они могли бы расслабиться. Почему же это у них не получалось?
– Мы еще слишком напряжены, – сказала Анна. – Это нормально.
– Не каждый день случается грабить банк… Анна улыбнулась, качая головой.
– Мы вели себя, как сумасшедшие. Все. Ты только можешь себе представить, что могло случиться?
– Что-то случилось, – пробормотала Франческа.
– Действительно. К счастью, Жан все просчитал… а твой Контини сообразил, как освободить дочь Жана.
Франческа хотела положить сахар в чай, но просыпала немного на стол рядом с чашкой.
– Вот разиня! Но это хорошая примета, кажется? Или это была соль?
– По-моему, соль. – Анна опять улыбнулась. – Но если ты теперь бросишь щепотку песку за плечо, это нам не повредит…
Франческа была моложе. И однако она как будто лучше держала удар. Анна старалась скрыть это, но ей казалось, что у нее мозги плавятся. Ей хотелось закричать, броситься на ковер гостиной. Ей хотелось вытрясти из себя страх, который скопился у нее внутри. Она никак не могла от него избавиться. Что-то похожее бывает, когда мерзнешь долго и потом, оказавшись в тепле, вроде бы ничего не чувствуешь.
– Я рада за Жана, – сказала Анна. – Он таких напастей уж точно не заслуживал.
– Хороший он человек. Хочешь сахара?
– Спасибо, уже положила.
Может быть, Франческа не понимала. Может быть, она была слишком молода. Анна смотрела, как она отпивает чай и поднимает голову, чтобы задать ей вопрос.
– А потом сюда подъедет и Лина?
– Да, – Анна мотнула головой. – По крайней мере, я думаю, что да.
Все произошло за считанные часы, но Анна так устала, словно не спала три ночи. От каждого звука она вздрагивала. Всякий шорох, тиканье часов были сигналами на непонятном языке. Будто операция «Юнкер-банк» не кончилась. Словно они не две женщины за разговором в гостиной, а героини фильма ужасов, ожидающие своего убийцу.Сальвиати уже видел, как плачут взрослые мужчины. В его прежнем ремесле удары судьбы были совсем не редки. А в тюрьме рассеиваются и призраки человеческого достоинства. Он видел, как люди клянут самих себя, ломаются от безысходности, начинают рыдать ни с того ни с сего.
И все-таки ничего подобного ему наблюдать не доводилось. Плач, который приходит не как буря, а как просачивание воды из-под пола. Медленно, непреложно. Филиппо Корти начал плакать за несколько сот метров до своего дома.
Вначале Сальвиати никаких слез и не заметил. Он снял грим, контактные линзы и весь реквизит, искажавший его лицо. Он смотрел на дорогу, вкратце повторял про себя пояснения, которые даст остальным. Ему не терпелось обнять дочь, вот уже много лет он ее не обнимал. Он хотел снова увидеть Анну и Франческу, пожать руку Элии и спокойно выкурить трубку…
