Элизабет Леттс - Снежок
Сегодня Гарри не представлял никакой нации – он представлял обычного человека. Он выступал за тех, кого всегда недооценивали и презирали, считали недостойными внимания, не замечали. Особая связь между Гарри и Снежком была связью, которая возникает между выжившими: лошадь, настолько потрепанная, что никто не считал ее достойной спасения, и человек, чью жизнь уничтожила война, начавший ее заново в стране, языка которой не знал, где у него не было ничего, кроме его собственных рук, любви к семье и чести.
«Давайте, играйте немецкий гимн столько, сколько хотите!» Они еще не побеждены! Сегодня Гарри хотел победить – ради Снежка, ради своей американской семьи, ради своей голландской семьи, ради себя. Теперь это было личное. Дети торжественно пообещали следить за одеждой. У них не было сомнений, что в эту самую важную ночь Снежок одержит победу.
На трибунах собралась огромная толпа, ожидающая увидеть триумф серой лошади. Она и ее всадник будто представляли собой все, чем была новая родина Гарри: умение, немного удачи, много упорства и самое главное – вера в мечту. Все больше и больше людей болели за рабочую лошадь с огромным сердцем.
Нет такого другого вида спорта, как конкур. Человек и лошадь, бросающиеся к барьерам выше человеческого роста, общаются без слов, без знаков, на чистом языке чувств. Отличный наездник так хорошо чувствует лошадь, что ему достаточно лишь физического прикосновения к ней. Сердцебиение лошади сливается со стуком его собственного сердца, стук копыт становится его собственным ритмом. Мир вокруг перестает существовать. Остаются лишь движение, тишина и непередаваемое ощущение полета.
Это был самый важный вечер самой важной выставки в жизни Гарри де Лейера. Большая рабочая лошадь очаровала всех, кто ее видел, но это ничего не гарантировало.
Двенадцать лошадей, двенадцать всадников, двенадцать владельцев: год тренировки, дисциплины и самопожертвования, чтобы подготовиться к этой ночи. Не время было нервничать и уставать. Пора было попросить лошадь сделать все возможное и выяснить, сможет ли она. Последний вечер последней недели последней выставки года. Настало время проверки на храбрость – или на силу духа.
Гарри сидел на своем Медвежонке, ослабив поводья, с тем же выражением спокойствия на лице, которое всю неделю могли видеть зрители. Никто на выставке, кроме Йоханны, не знал о тех временах, когда Гарри, будучи еще мальчиком, водил телегу с контрабандным зерном, спрятанным в пустых пивных бочках, через блокпосты нацистов. Никто не знал о том моменте, когда он нашел своего брата Яна неподвижно лежащим в поле, после того как тот коснулся наэлектризованного культиватора. Никто не знал, что Гарри де Лейер был бы в голландской олимпийской команде по верховой езде, если бы его карты не спутала Вторая мировая война. Он ездил бы на лучших лошадях и готовился к Олимпийским играм 1960 года. Этого не было видно на лице Гарри – на нем застыло выражение сосредоточенности. То, что связывало человека и лошадь. Они понимали, что такое упорство. Знали, что нужно выложиться на полную.
Пока наездники и лошади разминались на тренировочной арене, пока взад-вперед слонялись разряженные владельцы лошадей, пока грумы постоянно норовили смахнуть несуществующую пыль, Гарри и Снежок, казалось, пребывали вне этой суеты. Лошадь и человек были спокойны. Что бы ни произошло, они помогут друг другу. До сих пор ни одной лошади не удалось пройти раунд чисто. Штрафное очко повлечет за собой дополнительный раунд, но чистый раунд обеспечит чемпионский титул.
Ворота открылись, и Снежок выехал на арену. Как обычно, Гарри дал ему секунду на то, чтобы оглядеться, – аплодисменты и крики ободрения были оглушительны. Гарри приподнял шляпу, приветствуя толпу. Затем и шум, и зрители, и все люди в зале, и сам зал перестали существовать.
Остался лишь звук ударов копыт лошади по песку, расстояние до следующего препятствия, концентрация и ощущение полета. Каждое движение было плавным, каждый прыжок – точным, каждое приземление – безукоризненным. Лошадь, казалось, парила в воздухе.
Когда Снежок перемахнул через последнее препятствие, Гарри отпустил поводья и торжествующе вскинул руки. Пока Снежок спокойно скакал к финишу, он обвил лошадь руками за шею и поцеловал.
Гарри услышал ликующие крики толпы, лишь когда финишировал. Они сделали это! Других претендентов не было. Снежок стал чемпионом!
Йоханна и дети ждали внизу в конюшнях. Йоханна прекрасно выглядела в темно-синем костюме с меховой отделкой. На мальчиках были синие курточки и галстуки-бабочки, а Гэрриет носила платьице на пуговицах.
Дети были маленькими, арена – большой, а толпа – шумной и довольно пугающей, но семья последовала за своим любимым Снежком по пандусу через белые ворота и вышла на арену. Когда публика увидела детей де Лейеров, она будто с цепи сорвалась.
Это была чистая победа. Тройная корона конного спорта. Снежок стал «Лошадью года», чемпионом Профессиональной ассоциации и чемпионом Бриллиантового юбилея Мэдисон-сквер-гарден. На него надели большую белую шерстяную попону, которая покрывала шею и свешивалась к коленям. На попоне была вышита печать ассоциации и слова «ЧЕМПИОН 1958». Отныне на любой выставке Снежок мог участвовать в парадах, нося ее: честь, которую нельзя купить за деньги.
Сверкали вспышки, репортеры делали фотографию за фотографией, снимая чемпиона и семью де Лейеров. Гарри держал в руке большой серебряный поднос. За ним стояла его любимая серая лошадь.
Гарри не знал тогда, но с этого момента в его жизни все изменится. Эту лошадь, чьи фотографии завтра появятся во всех газетах, которую видели по телевизору, теперь будут любить не только дети Гарри и девочки в школе Нокс, а также люди, которым посчастливилось быть на трибунах. Теперь она станет народным кумиром.
Каждый ребенок, видевший ее в свете прожекторов, отправится домой воодушевленным.
Той ночью в ноябре 1958 года, казалось, было возможно все.
Глава 21
Слава
Нельзя сказать, как ты отреагируешь на внезапно свалившуюся на тебя славу, пока это с тобой не случится. Гарри де Лейер прибыл в Мэдисон-сквер-гарден в 1958 году как никому неизвестный аутсайдер – имя его лошади, известное лишь нескольким серьезным людям в этом бизнесе, мелькало на страницах газет, но было одним из тех имен, которые забываешь, едва перевернув страницу. Однако за одну стремительную неделю в Гардене все изменилось.
В конце выставки после призового класса, после того, как семья вышла под свет прожекторов, после того, как были розданы награды, сделаны и отправлены фотографии, начались настоящие дела.
Обычно после победы в конюшне проходу не бывает от доброжелателей и репортеров, новых фанатов и старых соперников, которые приходят выказать уважение. Но имелась и другая традиция, столь же старая, как и сама выставка. Вокруг арены в боксах, куря сигары, сидели самые влиятельные люди в Америке. Люди, чьи имена были известны каждому американцу, написанные на этикетках продуктов или появляющиеся на страницах светской хроники от Нью-Йорка до Палм-Бич. Люди, которые получали то, что хотели, и не терпели отказа.
Снежок. Чудо-лошадь за восемьдесят долларов, лошадь-Золушка, как звала ее пресса, была новой сенсацией в мире спорта. Снежок выступал от фермы «Голландия», семейного предприятия Гарри и Йоханны. Но теперь он стал всеобщим любимцем.
Всего несколько часов спустя после своего большого триумфа, когда Гарри был одет в свою рабочую одежду и с вилами в руках, его подозвал Берт Файрстоун. Файрстоун, сколотивший состояние на торговле недвижимостью в Нью-Йорке, был наездником, участвовавшим в соревнованиях хантеров.
Он сделал Гарри предложение: он хотел купить Снежка, и Гарри мог сам назвать цену. До сегодняшнего дня Гарри не приходилось иметь дело с торговлей дорогими лошадьми, такими как Диамант, с ценой, которую произносили шепотом. В последний раз он продал Снежка за сто шестьдесят долларов. Теперь же призовые деньги, которые заработала лошадь, во много раз перекрывали эту сумму.
Берт Файрстоун был крупным широкоплечим мужчиной с круглым лицом. Он посмотрел в глаза Гарри – и увидел, что тот колеблется.
«Тридцать пять тысяч долларов, – сказал он. – Плачу прямо сейчас – и забираю его домой».
Тридцать пять тысяч долларов! Этого хватит на новую ферму. Это было в десять раз больше, чем годовой заработок Гарри. Лошадь получала в лучшем случае несколько сотен долларов на выставке, а из этого нужно было вычесть издержки на ее содержание. Даже лучшая конкурная лошадь едва отбивала затраты на нее.
Но для многих владельцев лошадей-чемпионов тридцать пять тысяч долларов были не такой значительной суммой – они с легкостью расставались с деньгами, покупая яхты и «роллс-ройсы».
