Алексей Иванников - Расследование
Я стоял у доски и рассматривал помещённые на ней материалы, и не сразу осознал, что в дверь стучат. Стук был вежливый, но настойчивый: голоса в кабинете директора выжидательно замолчали, и мне пришлось вспомнить о просьбе: дверь в кабинет директора приоткрылась и в просвете показалась голова завуча, и я быстро подбежал к двери в коридор. – «Кто там?» – За дверью неприятно сопели. – «Вы, случайно, не из комиссии?» – «Да.» – Голос принадлежал мужчине, и можно было подумать, что человек только что занимался бегом. Я обернулся к завучу и согласно кивнул, показывая, что пришли те самые люди, завуч кивнула мне в ответ и скрылась в кабинете, а я открыл дверь и отошёл в сторону.
Вслед за высоким толстяком в комнату ввалились ещё три человека: две пожилые женщины зорко оглядывались по сторонам, рассматривая обстановку, и последней шла женщина помоложе, тащившая огромную сумку. – «И где же все?» – Толстяк недовольно обернулся в мою сторону. – «И почему вы закрываетесь?» – «Меня попросили: чтобы не мешали посторонние. А директор вон там.» – Я пошёл к кабинету и постучал. Некоторое время там что-то ещё шуршало, а члены комиссии за спиной нервно переступали, и наконец дверь открылась: первым вышел молодой мужчина, а потом его напарница и завуч. Мужчина подошёл к толстяку и пожал руку. – «Всё нормально?» – Мужчина с усиками похлопал себя по вздутому карману и улыбнулся. – «Ну слава богу. А когда стол накрывать будем?» – Мужчина встал на цыпочки и зашептал толстяку на ухо, глядя одновременно на меня: излишняя откровенность толстяка была ему неприятна, и он, видимо, уговаривал его поменьше выступать. Толстяк хитро посмотрел в мою сторону, и снова сказал в полный голос – «да ладно» – но потом подошёл ко мне. – «А вы кто будете? Что-то я вас не узнаю.» – «Я, собственно, пришёл к завучу – Елене Сергеевне – по делу. А вообще я из газеты.» – «Из газеты?» – Он насторожился. – «И что за дело такое?» – Только теперь завуч заметила осложнение и пришла на помощь. – «Я забыла представить: это журналист, которого интересует Р. Вы помните, я рассказывала, что он наш выпускник – и видите – как им до сих пор интересуются?» – «Да?! Не ожидал, не ожидал. А он человек надёжный?» – Завуч взяла толстяка под руку и повела в сторону, что-то объясняя и доказывая; не сразу, но постепенно он стал, похоже, соглашаться и наконец сдался, и когда они двинулись в мою сторону, я разобрал слова толстяка – «ну пусть остаётся», – и завуч подошла уже ко мне и коротко объяснила, что у них намечается небольшой банкет, и уйти с него, чтобы удовлетворить моё любопытство, она никак не сможет. Я сразу вежливо поблагодарил: делом можно было заниматься и во время застолья, и таким образом я не терял день и одновременно мог нормально пообедать: бутерброды в сумке были, конечно, неравноценной заменой полному обеду.
Гости уже спокойно расхаживали по комнате, женщины разгружали сумку: там лежали консервы, сыр, хорошая колбаса и много чего другого, но показавшаяся наконец директор приказала нести всё в её кабинет. – «И как насчёт проверки?» – Она выглядела на самом деле озабоченно: видимо, проверка и была главной целью комиссии. – «И потом, сейчас ведь занятия, и кто-нибудь может зайти, а от всех запираться бессмысленно.» – «Ну зачем такие формальности?» – Теперь вылез молодой мужчина с усиками. Переговоры он взял на себя: похоже, он был тут главным. – «Мы вам доверяем. И знаете что, отпускайте всех по домам.» – Он помолчал. – «Или, чтобы не к чему было придраться: оставьте два старших класса на одно занятие, и мы пошлём туда, – он поискал глазами, – ну хотя бы Нину Ивановну и Виктора Семёновича.» – Толстяк возмущённо засопел. – «Меня? Почему опять меня?» – «Для равновесия, Виктор Семёнович, для равновесия. И потом – вы у нас математик, самая распространённая область, так сказать. Посмотрите, – обратился он к директору, – нет ли у вас сейчас математики и истории. Так что всё очень логично.» – Директор подошла к доске. – «Алгебра у десятого «а» и история у седьмого «в» – как раз.» – «Ну и замечательно. А мы тут пока займёмся подготовкой.» – «Тогда надо объявить по радио. А продлёнка на четвёртом этаже чтоб не вылезала из классов.» – «Объявите, объявите.» – Директор быстро вышла из комнаты, и через несколько минут по коридору что-то прогудело, раздались хрипы, покашливания, и нечёткий плывущий голос объявил о радостном для школяров событии. Некоторое время ушло, видимо, на обдумывание и осмысливание новости, и потом всю школу – с первого до последнего этажа – заполнил топот и визг, и довольный рёв шумной толпы, которая – спускаясь с самого верха – всё набирала мощь и обороты, и наконец выплеснулась на первый этаж, минут десять побурлила в самом низу и схлынула, оставив здание почти необитаемым.
«Вот как, – насмешливо сказал молодой мужчина, – а если бы мы там стояли, нас ещё и смели бы.» – Он подмигнул завучу. – «А вы хотите, чтобы мы аттестовали школу на самом высоком уровне. Ладно, ладно, шучу.» – Он ещё раз подтвердил несерьёзность своего заявления, мигнув уже другим глазом. – «Все мы люди, и должны понимать друг друга. Ладно, кое-кому тут надо делом заняться. Урок через пять минут, по-моему?» – «Через три.» – «Давайте, давайте, поторопитесь, а то педагоги небось страдают и ждут грома небесного, но вы там не очень придирайтесь. В каких аудиториях будут занятия?» – Завуч снова подбежала к стенду и подробно объяснила, кому куда идти и как зовут каждого из учителей, отдаваемых на заклание. Одна из пожилых женщин сразу вышла, толстяк же стал бурчать, но вынужденно подчинился, и мне стало немножко жалко тот класс, где сейчас должен был начаться урок алгебры, и учителя, явно не ожидающего появления такой большой и жирной злой обезьяны.
Директор вернулась через пять минут, когда мы уже приступили к подготовке банкета: всем распоряжался мужчина с усиками, видимо, главный в комиссии. Он суетился больше всех, и хотя и не делал ничего своими руками, понять его было можно: он так надсаживался и нервничал, что к возвращению директора немного охрип и руководил, усевшись в кресло в углу комнаты. Завуч и женщины постарше сгребали журналы и всё, что заваливало столы, и относили груды бумаги в кабинет директора. Они же занимались стульями, а на мою долю вместе с самой молодой из проверяющих выпало самое сложное: носить и сдвигать столы, расставленные рядами, в одну сплошную прямую линию, чтобы сделать единое пространство. Директор вынесла из кабинета большую, расписанную узорами скатерть; когда мы закончили возню со столами, скатерть положили на получившийся помост и постепенно расстелили на всю площадь: только с одного конца оставался незакрытым самый кончик.
Предварительная часть оказалась закончена, и все занялись непосредственно столом: опять-таки в кабинете директора были обнаружены запасы еды и напитков, и той посуды, которую предполагалось использовать. Распорядитель, развалившийся в кресле, наконец отдохнул и занялся делом: ему поручили нарезать колбасу, и он с наслаждением кромсал длинный толстый батон, пока остальные переносили посуду и расставляли её на столе. Мне досталось тоже серьёзное задание: предстояло разделать селёдку, две здоровые жирные рыбины, от которых все отказывались. От них сильно и терпко пахло, возможно, они были перенасыщены специями, но я любил рыбу и хотел чем-то помочь.
Бутылок было выставлено не слишком много: по одной с водкой, коньяком, шампанским и не слишком крепким вином, но когда я покончил с рыбой и попал наконец в кабинет директора, обнаружил ещё целую батарею. Они скромно стояли за дверью, и только там – в самой глубине – стала заметна основательность подготовки. Работа кипела, и все были поглощены ею, как будто именно в ней состоял смысл их сегодняшнего дела. Председатель перешёл от колбасы к ветчине, директор занималась мясным салатом, одна из проверяющих – кальмарами, а самая молодая вскрывала консервные банки: у неё получалось это лучше, чем у других. Мне вручили сумку с фруктами и овощами, и вместе с завучем мы вышли в коридор, чтобы помыть их в ближайшем туалете. Наконец-то мы остались один на один, и я мог приступить к своему делу. – «И часто у вас такие банкеты?» – «Обычное дело. Этот ещё не самый шикарный, хотя и обошёлся в полтора миллиона.» – «Полтора миллиона?! Что-то я не верю.» – «Если со всеми расходами. Но об этом необязательно всем рассказывать.» – Она мыла в раковине апельсины, и на секунду отвлеклась и насмешливо посмотрела на меня. – «У вас были ко мне вопросы?» – «Да, конечно.» – Я начал наконец начал возвращаться к своей задаче. – «Во-первых: вы, конечно, знали Р. лично?» – «В-общем – да, хотя кто мог предположить, что он достигнет таких высот.» – «То есть?» – «Когда я пришла сюда, он заканчивал школу, ему оставалось всего два года до выпуска.» – «И вы вели у него какой-то предмет?» – «Да, конечно, химию: это ведь моя область. Но у меня хорошая память: так что спрашивайте.» – «Ладно: вы пока будете просто рассказывать, а запишу я всё потом.» – «Хорошо. С чего начнём?» – «Давайте с родителей. Кем они были, какими. И ещё: вы с ними встречались?» – «Раза два или три – с матерью. Она ведь не работала, и могла заниматься сыном, сколько хотела.» – «Не работала? В те времена это много что значило.» – «Да, его отец был военным, полковником, и полностью обеспечивал семью.» – «А мать?» – «Красивая брюнетка, достаточно высокая. Она не была то, что называется наседкой, нет, у неё был явно хороший вкус и воспитание, и, насколько мне известно, она когда-то работала актрисой, но быстро вышла замуж.» – «Красавица?» – «Да, безусловно; и ничего удивительного, откуда у него способности. Хотя характеры они имели разные.» – Я слишком хорошо знал о пьянках и скандалах Р.: видимо, его наклонности проявлялись с детства, и не было ничего удивительного в том, что огромная энергия находила выход, и далеко не всегда в положительном направлении. – «А что она кончала и где играла – вы не знаете?» – «Что кончала – понятия не имею, возможно: что и ничего – а играла где-то в провинции. А потом – познакомилась с будущим мужем, и дальше – всё бросила и уже нигде и никогда не работала.» – «А давно они переехали в Москву?» – «Видимо, перед самой войной – за год или два. И тогда же родился Р.» – «Кстати, а о других родственниках вы ничего не знаете?» – «Нет, абсолютно ничего. Возможно, братьев и сестёр у его родителей и не было.» – Слова подтверждали мою информацию, и заставляли вспомнить книгу А.: примерно так в ней всё и выглядело, но такая степень проникновения вглубь меня не устраивала, и надо было копать дальше. – «Хорошо, а теперь расскажите, пожалуйста, что вы знаете об отце.» – «Я ни разу его не видела, да и с чего бы он стал приходить? Он был полковником…» – «Каких войск?» – «Честно говоря, не знаю…» – «Случайно, не НКВД, или может – других спецслужб?» – «Вы слишком много хотите: честно говоря, не знаю.» – Она искоса посмотрела на меня. Пока мы трепались, она перемыла почти всё и теперь складывала фрукты и овощи горкой на два больших блюда. – «Разве вас не предупреждали, что отца лучше не касаться?» – «Нет.» – Она хмыкнула. – «Ну ладно. Если коротко, он постоянно находился на работе, и Р. редко его видел. А что касается характера, возможно, он был и не подарок, но мать смягчала его. Ладно, берите блюдо и пойдём.» – Она закончила работу и взяла блюдо с помидорами и огурцами. Мне досталось второе, заваленное яблоками и апельсинами, с поставленным на вершине спелым ананасом. Она же захватила и пакеты, и мы двинулись обратно, и мне было уже не до разговора, потому что ананас всё время раскачивался, и надо было следить за ним и балансировать тяжело нагруженной посудиной.
