Гейл Форман - Всего один день. Лишь одна ночь (сборник)
Когда Мелани видит Уиллема, у нее глаза на лоб лезут.
– Ты, значит, не потонул, – говорит она.
– Нет, – отвечает он ей, глядя на меня. – Не злись на Лулу. Это я виноват. Я ее задержал.
– Лулу?
– Да, это сокращенно от «Луиза». Это мое новое альтер-эго, Мел. – Я смотрю на нее, умоляя взглядом не выдавать меня. Мне нравится быть Лулу. Я еще не готова с ней разотождествиться.
Мелани трет глаза, может, думает, что она еще спит. Потом пожимает плечами и плюхается рядом с Уиллемом.
– Отлично. Будь кем захочешь. А мне бы хотелось себе голову сменить.
– Она еще не привыкла к похмельям, – сообщаю я Уиллему.
– Заткнись, – рявкает подруга.
– А что, ты предпочла бы, чтобы я сказала, что с тобой такое постоянно?
– Какая ты сегодня дерзкая, а.
– Вот, – Уиллем достает из рюкзака белую коробочку и кладет Мелани на ладонь несколько белых шариков. – Положи под язык и рассасывай. Вскоре станет лучше.
– Что это такое? – с подозрением спрашивает она.
– Препарат на травах.
– Это не наркотик? Вдруг я отключусь и ты меня изнасилуешь?
– Ага. Он как раз мечтает, чтобы ты прямо в поезде вырубилась, – говорю я.
Уиллем показывает Мелани этикетку.
– Моя мама – натуропат. Она дает мне это от головы. Не думаю, чтобы она меня насиловала.
– О, мой папа тоже врач, – отвечаю я. – Хотя совершенно не натуропат. Он пульмонолог, работает строго в традиции западной медицины.
Мелани около секунды рассматривает горошинки, а потом наконец бросает их под язык. Десять минут спустя, когда поезд, пыхтя, подъезжает к вокзалу, ей становится лучше.
Как будто договорившись, мы все сходим вместе: мы с Мелани с туго набитыми чемоданами на колесиках, а Уиллем с маленьким рюкзачком. Мы вываливаемся на платформу под палящее летнее солнце, а потом скрываемся в относительной прохладе Мэрилебон-стейшн.
– Вероника пишет, что опаздывает, – говорит Мелани. – Предлагает встретиться у «Дабл-Ю-Эйч-Смит». Фиг знает, что это такое.
– Это книжный магазин, – отвечает Уиллем, показывая на другую сторону здания вокзала.
Внутри здесь очень красиво, красные кирпичные стены, но я все же разочарована, что это не огромный вокзал с шелестящими табло, извещающими о прибытии и отправлении поездов – я так на это надеялась. А тут лишь монитор. Я направляюсь к нему. Особо экзотических пунктов назначения там нет: Хай-Уиком и Бэнбери, может, конечно, там и хорошо. Так глупо. Вот наш тур по крупным европейским городам – Рим, Флоренция, Прага, Вена, Будапешт, Берлин, Эдинбург – подошел к концу, и я снова оказалась в Лондоне. Большую часть времени я считала дни до возвращения домой. И совершенно непонятно, почему теперь мной внезапно овладела страсть к путешествиям.
– Что с тобой? – интересуется Мелани.
– Да я просто надеялась, что тут будет большое табло, какие мы видели в некоторых аэропортах.
– В Амстердаме на центральном вокзале как раз такой, – говорит Уиллем. – Мне нравится встать перед ним и воображать, что я могу отправиться куда захочу.
– Да! Именно!
– Что такое? – удивляется Мелани, глядя на мониторы. – Бистер-нот тебе не нравится?
– Ну, привлекает как-то меньше, чем Париж, – отвечаю я.
– Да брось. Ты что, все еще из-за этого хандришь? – Мелани поворачивается к Уиллему. – После Рима мы должны были лететь в Париж, но из-за забастовки авиадиспетчеров все рейсы отменили, а на автобусе было слишком далеко. Она все еще никак не успокоится.
– Французы постоянно из-за чего-то бастуют, – соглашается Уиллем, кивая.
– Вместо Парижа нам поставили Будапешт, – добавляю я. – Мне там понравилось, но я все не могу поверить, что, оказавшись так близко к Парижу, я туда не попадаю.
Уиллем пристально смотрит на меня. Наматывает шнурок от рюкзака на палец.
– Так надо поехать, – заявляет он.
– Куда?
– В Париж.
– Не могу. Отменили же.
– Можно сейчас.
– Тур закончился. Да и все равно они, наверное, еще бастуют.
– Можно на поезде, – он смотрит на большие часы на стене. – Можешь быть там уже к обеду. Там, кстати, и сэндвичи намного лучше.
– Но… но… я не знаю французского. И путеводителя у меня нет. И денег французских. Там же евро, да? – Я так перечисляю все эти причины, как будто именно поэтому не могу ехать, когда на самом деле для меня это то же самое, как если бы Уиллем предложил прокатиться на ракете до Луны. Я знаю, что Европа не особенно уж большая и некоторые люди так делают. Но не я.
Он все еще смотрит на меня, слегка склонив голову.
– Не получится, – заключаю я. – Я же вообще не знаю Парижа.
Уиллем снова смотрит на часы на стене. И через миг поворачивается ко мне.
– Я знаю.
Мое сердце начинает совершать самые невероятные кульбиты, но мой несмолкающий рассудок продолжает выдавать причины, почему это невозможно.
– Не знаю, хватит ли у меня денег. Сколько стоят билеты? – Я лезу в сумочку и пересчитываю наличные. У меня в наличии немного фунтов, которых хватит лишь на выходные, кредитка на экстренный случай и сотня долларов – на самый экстренный случай, если кредитка не будет тут работать. Но сейчас же нет ничего экстренного. А если я воспользуюсь карточкой, родители испугаются.
Уиллем достает из кармана пригоршню денег в самых разных валютах.
– Об этом не беспокойся. У меня было успешное лето.
Я, вытаращив глаза, смотрю на его деньги. Он действительно готов сделать это? Отвезти меня в Париж? Но зачем ему это?
– У нас на завтра билеты на «Пусть будет так», – напоминает Мелани, вставая на сторону голоса разума. – А в воскресенье мы летим домой. Да и мама твоя будет вне себя. Она тебя убьет, я серьезно.
Я смотрю на Уиллема, но он лишь пожимает плечами, он не может отрицать, что это верно.
Я уже собралась сдаться, поблагодарив его за предложение, но вдруг место у руля занимает Лулу – я поворачиваюсь к Мелани и говорю:
– Не убьет, если не узнает.
Мелани фыркает.
– Твоя мама? Она узнает.
– Нет, если ты меня прикроешь.
Мелани не отвечает.
– Прошу тебя. Я же тебя сколько раз за эту поездку прикрывала.
Мелани театрально вздыхает.
– Тогда же речь шла о пабе. А не о совершенно другой стране.
– Ты же сама меня только недавно пилила, что я никогда ничего такого не делаю.
Тут я ее поймала. Мелани меняет курс.
– Как я тебя прикрою, если она мне на телефон звонит и спрашивает тебя? И она будет еще звонить. Ты и сама знаешь.
Мама просто взбесилась из-за того, что мой мобильник тут отключился. Нам пообещали, что сим-карта будет работать, и когда оказалось, что связи нет, она разгневалась и позвонила в компанию, но, видимо, ничего сделать не удалось, что-то вроде того, что частота не та. Но в итоге оказалось, что можно обойтись и без него. У нее была копия нашего маршрута, и она знала, когда и в каком отеле меня можно застать, а когда не получалось, звонила на номер Мелани.
– Может, ты его выключишь, и пусть голосовая почта работает? – предлагаю я. Я смотрю на Уиллема, который все так и стоит с пригоршней банкнот в руке. – Ты вообще уверен? Я думала, ты в Голландию собирался.
– Я тоже так думал. Но, наверное, течение намерено отправить меня в другую сторону.
Я поворачиваюсь к Мелани. Теперь все зависит от нее. Сощурившись, она смотрит на Уиллема.
– Если ты мою подругу изнасилуешь или убьешь, я тебя прикончу.
Уиллем неодобрительно цокает языком.
– Вы, американцы, только о насилии и думаете. А я голландец. Я в худшем случае на велосипеде ее перееду.
– В обдолбанном состоянии, – добавляет Мелани.
– Ну, есть такое, – признает Уиллем. Потом переводит взгляд на меня, и по моему телу проходит волна дрожи. Неужели я действительно собралась это сделать?
– Ну, Лулу? Что скажешь? Хочешь в Париж? Всего на день?
Это абсолютное безумие. Я этого человека даже не знаю. И меня могут уличить. Да и что там увидишь за один день? К тому же столько шансов, что все пойдет не так. Все это верно. Я понимаю. Но это совершенно никак не влияет на тот факт, что поехать я хочу.
Так что в этот раз я не говорю «нет».
Я соглашаюсь.
Три
«Евростар» – это забрызганный грязью желтый поезд с тупым носом, забираюсь я в него потная и запыхавшаяся. После того как мы попрощались с Мелани, наскоро обсудив планы и место встречи на следующий день, нам с Уиллемом пришлось бежать всю дорогу. Сначала из Мэрилебон. Потом по людным лондонским улицам в метро, где я повздорила с турникетами, которые трижды отказывались открыться передо мной. Потом наконец они меня пропустили, но захлопнулись на моем чемодане, и багажная бирка от него улетела под автомат, продающий билеты.
– Вот теперь я действительно как бомж, – пошутила я.
Когда мы оказались на вокзале Сент-Панкрас, похожем на огромную пещеру, Уиллем показал мне табло – оно зашелестело. Потом мы понеслись в очередь на «Евростар», где он, очаровав кассиршу, смог обменять свой билет домой на билет в Париж, а потом отдал какое-то слишком уж большое количество английских банкнот за мой билет. А после этого мы полетели на регистрацию, показали паспорта. Я на миг забеспокоилась, что Уиллем заглянет в мой, ведь он принадлежит не Лулу, а Эллисон, более того – не просто какой-нибудь там, а пятнадцатилетней прыщавой Эллисон. Но он не стал этого делать, и мы спустились в футуристический зал ожидания – и уже сразу было пора снова подниматься наверх и садиться в поезд.
