Сара Маккой - Дочь пекаря
– Когда это было? – Сердце у Элси забилось, надежда ожила.
– Хм-м… – Женщина постучала пальцами по огромному животу. – Сорок первый, сорок второй. Не помню точно. Целая вечность прошла, да?
Да уж. Элси вспомнила, как Йозеф впервые вошел в их пекарню – высокий, благородный; как на экране в темном кинотеатре – только фигура, по краям размытая.
– Под конец войны такое творилось. Я уже много месяцев о нем не слышала, – сказала Элси.
– Так вы его знали. Хороший был человек. – Женщина прокашлялась. – Такая жалость.
Летнее солнце палило, несмотря на шляпку.
– Какая жалость?
– А вы не слышали?
Элси покачала головой. Уши горели.
Женщина глянула на мужа и сунулась ближе:
– Его и группу офицеров СС нашли на корабле. На приколе стоял в Брунсбюттеле. Все с собой покончили.
Элси зажмурилась и снова открыла глаза.
– Застрелились. Море крови. Один только не застрелился – Йозеф. Говорят, вколол себе смертельную дозу, – прошептала женщина.
Элси глотнула воздуха, но это не помогло. В горле вскипела кислота. Отвернуться Элси не успела, ее вырвало прямо на деревянные сабо секретарши из архива СС.
К ней бросился Робби:
– Элси?
Она упала на четвереньки, вцепилась в траву.
– Извините. Она выпила, – объяснил женщине Робби. – Ей всю неделю нездоровится. Толком не ест.
Женщина стряхнула с башмака кусок вязкого жареного теста.
– Ничего страшного. Со мной тоже недавно такое было. Ужас как тошнило в начале беременности.
Элси вперилась в ярко-желтый одуванчик. Голова еще кружилась, но гул толпы затих. Она положила руку на живот. Да быть такого не может.
Тридцать семь
Пограничная застава Эль-Пасо
Эль-Пасо, Техас
Монтана-авеню, 8935
– Original Message – От: [email protected]
Дата: 14 февраля 2008 18:52
Кому: [email protected] Тема: Думаю о тебе
14 февраля 2008 года
С Днем святого Валентина, Рики!
Я тебе звонила, но ты, наверное, был еще занят на погранзаставе. Жаль, что я не могу перенестись к тебе и посмотреть, как солнце красит небо во все цвета нашего любимого мороженого. Сколько мы насчитали оттенков – тридцать три? На два больше, чем в «Баскин-Роббинсе». Мое любимое – маракуйя с ананасом. Та ложечка, что прямо над Санленд-парком в Нью-Мексико. Если увидишь сегодня, передавай привет от меня.
В Заливе закат совсем другой. По-моему, слегка размытый. Но квартира красивая. Лея, мой редактор, помогла найти и обставить. В доме на квартиры большая очередь, но по одному
Леиному слову меня переставили из хвоста в начало. Тебе понравится. С балкона видно море. Лея в редакции – настоящая яйцерезка. Напоминает Элси: натуральная пища, местное вино, на столе все строго калифорнийское. Ну, я пока новобранец, освоюсь – будет проще.
Первую статью пишу о новом тренде: рестораны скрещиваются с ночными клубами. Интересно. Лея требует разведать, как оно там в городе, и при этом говорит, что главная работа мне предстоит в редакции. Гадаю, что бы это могло значить.
Сан-Франциско гораздо больше Эль-Пасо, это уж точно. И намного больше Ричмонда. Вчера гуляла по центру. Решила освоить местные кулинарные достопримечательности: шоколадная фабрика Жирарделли, Рыбачья пристань, «Пекарня Бодин». Купила булочку-черепаху. Серьезно, точная копия. На вкус – как водичка в пруду. Передай Элси, что с ее булочками ничто не сравнится, даже знаменитые пекарни Сан-Франциско.
Ты у них, кстати, бываешь? Я несколько раз звонила, но (что неудивительно) напарывалась на автоответчик. Скажи Элси, пусть сделает себе е-мейл. Со спам-фильтрами на порно и рекламу виагры. Посоветуй ей.
Люблю, скучаю. Реба
Тридцать восемь
Пекарня Шмидта
Гармиш, Германия
Людвигштрассе, 56
2 августа 1945 года
Элси поднялась переодеться к ночной смене. Центр отдыха и оздоровления готовился принять целую толпу: в отпуск на неделю прибудет эскадрилья летчиков. Все подразделение приедет на автобусах из Фритцлара. Элси, как всегда, разносила еду, да вдобавок Робби попросил помочь на кухне; она согласилась неохотно. Ее пугала предстоящая рабочая ночь. Она и так уже немало потрудилась в пекарне. Папа уехал в Партенкирхен, где вновь открылась мельница, и оставил Элси главным пекарем на весь день. Она устала как собака, и у нее остался только час, чтобы переодеться и доехать на велосипеде до Центра отдыха.
Сразу после карнавала Элси засела за календарь. Может, она и впрямь беременна. Месячных давно нет, но она думала, это из-за недоедания и стоячей работы. Во время войны цикл прерывался часто – обычное дело. Не время сейчас беременеть, сказала она себе, когда наступил понедельник. Днем Элси месила, раскатывала, носила солдатам еду. А по ночам не могла уснуть: вдруг и правда беременна?
С недосыпа и от усталости лестница на второй этаж давалась ей нелегко. Вот и теперь она остановилась на середине и прислонилась к стене, борясь с желанием повалиться назад. Взявшись за стену и за перила, Элси удержалась и пошла дальше.
В комнате она легла на кровать прямо в одежде – если минутку вздремнуть, может, тело решит, что это отдых, – но горячая подушка жгла ухо. Элси села, потерла лоб и попросила сил, хоть и считала, что не заслужила.
– Ты плохо выглядишь. – В дверях стояла мама. – И рвет тебя все время. – Она кивнула на тазик.
Элси тщательно отмывала его после каждого приступа рвоты и полагала, что мама за делами и Юлиусом не заметит.
– Я что-то подхватила, – объяснила она.
– Да уж. – Мама вошла в комнату и закрыла за собой дверь. – Подхватила.
Волосы у Элси на руках встали дыбом.
– Юлиус дома? – уклонилась она.
– К однокласснику в гости попросился. Рори Шнайдер. Старшенький Битси Шнайдер.
Элси их помнила. Битси и Гейзель дружили в школе. Семья Битси была бедней их, и девочка вышла замуж за кузнеца Генриха Шнайдера, друга своего отца, старше ее на двадцать лет. В то время все жалели Битси: ее муж слишком стар для гитлерюгенда или СС. А теперь у нее трое детей, четвертый на подходе, муж дома, целый и невредимый, семья процветает, и многие ей завидуют.
Ступни у Элси заледенели.
– Хорошо, что он с кем-то дружит.
– Да, я дала ему имбирь и ягоды шиповника для Битси. Она говорит, ребенок ночи напролет пихает ее под ребра. Я сказала, это значит, что мальчик родится сильным. Такое счастье в наши трудные времена.
Элси быстро закивала.
Мама села рядом.
– Жаль, что ты так страдаешь. Но в начале это нормально.
Ноги и руки у Элси ослабели.
– Я не понимаю, о чем ты. Я просто съела несвежий сыр.
Мама положила ладонь на живот Элси:
– Боюсь, все куда серьезнее.
Элси не могла ни встать, ни пошевельнуться, ни вымолвить слова.
– Ты ждешь ребенка.
От простоты этих слов Элси оцепенела. Она сама подозревала это уже не первую неделю, но одно дело – подозревать, другое – услышать. Проблема стала реальностью. Но нет, как же так? Она не могла забеременеть, она не хотела, не сейчас, не так. Плечи, грудь, все тело притянуло к полу – она сползла с постели и застыла. Она не могла даже плакать. Не было сил лить слезы, всхлипывать, бить себя в грудь.
Только лежать без движения.
– Господи, спаси меня, – прошептала она.
Мама опустилась на пол и ее обняла:
– Ты не хочешь ребенка?
– Прости, мама. – Элси закрыла глаза.
Она знала, что не хотеть ребенка – грех против Господа, против всего природного и священного. Она подумала о Гейзель – о том, как та гордилась своими детьми, о ярости и боли ее последних писем. Они пришли неделю назад. Овидия не могла отправить их раньше. Элси прочла все, что смогла разобрать сквозь грязные пятна, сдавленно рыдала в темноте ночи и гадала, где же Гейзель. Как поверить, что сестра мертва? Горе было слишком жгучим, свежим, как открытая рана. Если бы она продолжала кровоточить, Элси рассыпалась бы. Она не покажет этих писем маме и папе. Это было единственное обещание Гейзель, которое она сдержала. В остальном Элси казалось, что она всех предала: и сестру, и Тобиаса, и вот теперь – собственное дитя.
– Ш-ш. Тут нет твоей вины, – сказала мама, утирая ей слезы. – Умер Йозеф или сбежал, но он в прошлом. Он не смог тебя защитить от… – Она прокашлялась. – Ты такая молодая. Зачем портить себе жизнь.
Элси опустила голову. Она знала, что надо сказать маме о Робби, но не посмела.
Мама смотрела ей в глаза:
– Срок – месяца три. Мы вовремя спохватились.
Элси слышала о женщинах, которые чуть не умерли, засовывая во влагалище пестики для льда, лезвия, прикрепленные к сигаретным мундштукам, и вязальные спицы. Она поморщилась.
– Я знаю специальный чай. – Мамины глаза были распахнуты, взгляд неподвижен. – Отвар клопогона и болотной мяты. Шесть чашек в день в течение пяти дней. На шестой день идет кровь. Как обычно.
