Диана Чемберлен - Ребенок на заказ, или Признания акушерки
«Лили Энн Найтли родилась 29 августа 1994 года и исчезла из роддома в Уилмингтоне, СК, вскоре после рождения».
Сердце у меня дрогнуло. 29 августа 1994 года. Я встала из-за компьютера и подошла к длинному столу у окон, где я разложила журналы Ноэль. Я достала один, где было написано «март – ноябрь, 1994 год», медленно открыла его и, затаив дыхание, переворачивала страницы.
– Нет! – громко вскрикнула я, когда дошла до страницы, которую искала, хотя уже отлично знала, что там будет написано. Наверху страницы стояло имя роженицы: Тара Винсент. Дата – 31 августа 1994 года, день, когда в результате кесарева сечения родилась Дженни, а у Тары начались роды. Впервые я поблагодарила бога, что не могла рожать дома и Ноэль не было около моей дочери. Я перечитала записи Ноэль о трудных родах Тары, закончившихся опасным разрешением утром 1 сентября. Потом быстро перелистала страницы, надеясь, что Ноэль могла принимать другие роды где-то близко к этой дате, но следующая запись была о ребенке, родившемся 15 сентября, и это был мальчик. Я вернулась к родам Тары и многостраничным записям Ноэль. Я прочитала последние несколько строк, отыскивая место, где почерк Ноэль должен был измениться: вместо осторожной, уверенной акушерки должна была писать испуганная женщина, уронившая ребенка своей подруги. Женщина, которая готова была ринуться в роддом в поисках замены. Я изучила ее записи, но она умело замела следы. Я снова прочитала последние слова – «Она – красавица! Они назвали ее Грейс». Имела она в виду ту Грейс, которую родила Тара, или ту Грейс, которую я знала и любила все эти годы?
Грейс, которая не принадлежала никому из нас.
Часть третья
Грейс
33
Грейс
Я проснулась в шесть часов и больше даже не старалась заснуть. Через несколько часов Клив приезжает на юбилей своей матери! Вчера вечером он написал мне, что его подвезет друг и он рассчитывает быть дома к полудню, хотя и не пригласил меня на ланч. Но он писал мне больше и чаще, чем обычно, как будто думал обо мне перед возвращением домой. Вчера он написал мне «Скоро увидимся!», и с тех пор я все анализировала эти два слова. Больше всего мне понравился восклицательный знак.
Я распланировала весь наш день. Если погода будет хорошая, мы сможем прогуляться у реки и поговорить. Действительно поговорить, как мы с ним говорили когда-то. Я надеялась, конечно, что мы с ним снова сойдемся. Это был трехдневный уик-энд, так что если мне даже не удастся убедить его сегодня к вечеру, что мы принадлежим друг другу, то у меня остается на это еще два дня.
Около восьми я была в «Фейсбуке», когда мама заглянула в дверь.
– Ты встала? – спросила она с удивлением.
– Я полагаю, это вопрос риторический, – сказала я.
– Ну конечно, ты за словом в карман не полезешь. – Она улыбнулась. Последние несколько дней она была какая-то странная, и улыбка у нее была неестественная. – Хочешь помочь мне? – спросила она. – У меня полно дел перед сегодняшней вечеринкой.
– Извини, не могу. Мне надо написать сочинение. И Клив скоро приезжает.
Ну зачем я это добавила? Кто тянул меня за язык? А теперь она начнет задавать мне бездну вопросов.
– Ты собираешься с ним видеться? – Я заметила, что эта идея пришлась ей не по вкусу. – Я хочу сказать, помимо вечеринки? – добавила она.
Я пожала плечами, как будто мне было все равно.
– Пожалуй, – сказала я.
– Ты можешь спросить его о занятиях и узнать, как ему живется в Чэпл-Хилл.
Я взглянула на нее как на пришелицу из космоса.
– Я знаю, как и о чем с ним говорить, мама, – сказала я.
– А что ты сегодня вечером наденешь? – Ей явно хотелось поиграть в двадцать вопросов, и обычно я находила способ положить этому конец, но сегодня я так волновалась по поводу своего платья, что решила показать ей его. В понедельник после школы мы с Дженни пошли по магазинам, и я просто влюбилась в одно платье. Я сняла его с вешалки и приподняла полиэтиленовый чехол. Дженни ахнула, точно так же, как я, когда впервые его увидела.
– Ой, Грейси, оно такое очаровательное!
Это был не тот эффект, на который я рассчитывала. Я хотела выглядеть взрослой и сексуальной, но я поняла, что она имеет в виду. Платье было красное, короткое и без бретелек. Оно было сшито из атласной ткани, с серебряным поясом. Может быть, на вешалке оно и выглядело очаровательным, но на мне оно смотрелось возбуждающе чувственно. Дженни поклялась, что так оно и есть.
– Спасибо, – сказала я.
– А туфли какие наденешь?
Я достала и показала красные туфли. Купив их, я прикончила мои сбережения.
– Прекрасно, – сказала мама. – И каблуки не слишком высокие. А я даже и не подумала, что мне надеть. – Она взглянула на часы. – Ты поела?
– Еще нет.
– Хочешь, я приготовлю…
– Нет, спасибо. Я не голодна. – Я снова села за компьютер.
– Ты уверена, что не хочешь поехать со мной? Я бы привезла тебя обратно к полудню.
– Мне действительно нужно написать эту работу, мама. – Я порадовалась, что оттуда, где она стояла, она не могла видеть монитор.
– Ну ладно, – сказала она. – Хорошего тебе дня.
Конечно, никакую работу я не написала. Даже и не пыталась. Я сделала домашнее задание по математике, съела банан, вымыла голову, миллион раз взглянула на телефон, чтобы убедиться, что он включен, пообщалась в «Фейсбуке» с друзьями, с которыми никогда лично не встречалась. Наконец, терпение мое истощилось, и я послала Кливу сообщение.
– Ты уже дома?
Он ответил меньше чем через минуту: «Приехал час назад. Увидимся на вечеринке?»
Сердце у меня упало. «Увидимся на вечеринке?» Он, что, шутит? А почему не сейчас? Мы могли бы погулять у реки. Поговорить. Посмеяться.
Я забарабанила большими пальцами по кнопкам телефона. «Может, встретимся сейчас? Я свободна».
Ответ: «Помогаю маме кое с чем. Попозже».
Я села на кровать и заплакала. Я ничего не понимала. Мне стало так же плохо, как в тот день, когда он со мной порвал. Я пыталась позвонить Дженни, но она не отвечала. Твиттер начал скулить, и я взяла его на кровать. Он чувствовал, что я расстроена, и старался всем своим туловищем втиснуться мне в колени. Я уткнулась лицом ему в шею и зарыдала.
Через час я встала и взглянула на себя в зеркало в ванной. Все у меня было красное – нос, глаза, щеки. Нужно привести себя в порядок, а то мое лицо будет такое же красное, как и платье. Я встала, намочила в холодной воде махровую салфетку и прижала ее к глазам.
Есть мне не хотелось, но я жаждала кофе. Я спустилась на кухню и увидела, что в кофейнике еще оставалось немного. Конечно, кофе холодный. Я его подогрею. Открыв шкаф, я стала искать кружку. Что-то в шкафу изменилось. Моя любимая черная кружка была на месте, но чего-то не хватало. Мама вечно все переставляла, и меня это ужасно раздражало. И тут я поняла. Не хватало дорожной кружки-термоса, которую я подарила отцу! Я любила эту кружку. Я привыкла видеть ее каждый день как напоминание о нем. Я открыла другие шкафы, один за одним, кружка исчезла.
Я не заплакала. Я только что привела в порядок свое лицо. Вместо этого я схватила телефон и набрала номер матери.
34
Тара
Мой фургон был полон цветных шариков. В магазине молоденькая девушка, вся в пирсингах, спросила, какого цвета мне нужны шары. Я сказала, что предоставляю выбор ей. Обычно я все выбирала сама, но сейчас в моем сознании приготовления к юбилею Сюзанны и обнаружение суррогатного материнства Ноэль и того, что Сэм об этом знал, разделялись с каждой минутой на тысячи миль. Меня это ошеломило. Все эти годы он знал! Боже мой. Я понимала, что он хотел бы рассказать мне. Я преклонялась перед его этикой. Не знаю, смогла бы я на его месте сохранить эту тайну. Но я была рада, что Ноэль обратилась за помощью к Сэму. Я была рада, что она настолько доверяла ему.
Все, что я могла видеть в зеркале заднего вида, было море шаров. Я медленно ехала по направлению к кондитерской, где должна была забрать пирог для Сюзанны. Управлять фургоном, полным шаров, не менее опасно, чем пользоваться в дороге мобильным телефоном, подумала я, отыскивая место для парковки на расстоянии квартала от кондитерской. Я развернулась и втиснулась в маленькое пространство, руководствуясь только видом из боковых зеркал.
Когда я выключила мотор, у меня зазвонил телефон, и я решила, что это Эмерсон вспомнила еще что-то, что я должна была привезти. Я даже не взглянула на определитель номера.
– Привет, Эм, – сказала я.
– Как ты могла это сделать? – Грейс кричала так громко, что я убрала телефон подальше от уха. Я не знала, что я сделала, но тут же почувствовала себя виноватой.
– О чем ты говоришь? – спросила я.
– Неужели ты не могла оставить в доме хоть одну папину вещь? – В ее голосе была такая ярость, что я ее не узнавала. Что я такое сделала на этот раз? Я подумала о том месте, где в шкафу висели его вещи. Оно было пусто, так что казалось, в нем раздается эхо. На его ночном столике, где всегда было полно книг и ручек, теперь лежал только фонарик и несколько запасных батареек. В его письменном столе теперь обитали мои письменные принадлежности и школьные бумаги.
