Виктор Мельников - Ёдок. Рассказы
Телефон прозвенел пожарной сиреной. С опозданием на десять минут.
– Приступайте, – сказал каменный голос из трубки.
– Десять, девять, восемь… два, один, ноль!
Земля всколыхнулась, и ещё до прихода гулкого звука почувствовалось, как она уходит куда-то вниз, как будто под ногами развернулась пропасть. Стены здания качнулись, но выдержали землетрясение. Следом докатились громовые глухие раскаты с затихающим эхом. И всё… Тишина. Успокоилось колебание почвы, только сердце взволнованно колотилось, выскакивая из груди Селина. Оно у него билось громче всех. И, наверное, все участники эксперимента могли услышать его стук; он волновался за всех и за себя в том числе. С ним такое было впервые. На других испытаниях он так себя никогда не чувствовал.
Опытные специалисты уже по внешним признакам поняли, что заряды сработали хорошо. Осталось только тщательно изучить плёнки и записи. Как и положено, по инструкции, специальная группа поехала на склон горы Шелудивая, где находилась вся аппаратура. Владимир Фролков отправился вместе с ними. Селин не хотел его отпускать, для этого есть другие специалисты. Но испытание прошло успешно, и волноваться не было причин, ночные предчувствия обманули, а раньше смерти не умрёшь, да и блюсти каждый обязан сам себя. Селин глубоко вздохнул: смуту надо гнать от самого себя в первую очередь, тогда она повсюду исчезнет.
Уазик прыгал по смёрзшимся кочкам.
Водитель, старший лейтенант, был разговорчив. Его «х» вместо «г» выдавало в нём жителя Кубани, или же хохла, родившегося не в Украине. Он рассказывал очередную байку:
– Меня эта секретность убивает! Но дураку понятно, что, поздно или рано, всплывёт всё то, чем мы занимаемся, я правильно ховорю, Владимир Петрович?
Фролков махнул головой. Словоблудие водилы было обычным пустозвонством.
А тот, тем не менее, продолжал:
– Один мой знакомый направлен был на Семипалатинский полихон. Понятно, жене и родственникам – ни слова, ни полслова, как будто на курорт поехал вместе с любовницей. Втихую. Хуляя по испытательской площадке, он увидел какую-то необычную травинку. Сорвал и засушил её в подарок тестю. Каково же ехо было удивление, кохда тесть сразу сказал, что это растение из Казахстана. В следующий раз мой знакомый привёз ещё одно растение: ему было уже любопытно, что скажет тесть на этот раз. Реакция была мхновенной: «Хм, это растение из семипалатинских степей. Если ты привезёшь мне ещё один эндемик, то я назову район, хде находится твой курорт». Так вот, знакомый мой больше никаких растений не привозил своему тестю, известному хеохрафу.
На задних сидениях засмеялись. Фролков спросил:
– Как тебя допустили к работе?
– Вот так вот и допустили, хлядя в мои честные бесстыжие хлаза: поверили на слово.
– Безобразие!
Полушутливый тон непосредственного начальника не смутил водителя, и он рассказал ещё пару пошлых анекдотов, скрасив тем самым не очень-то приятный путь по неровной дороге.
После съёма материалов регистрации все пять человек группы пошли проходить санобработку.
Санпропускник при чистом эксперименте (а он был таковым) – это сплошное удовольствие: разделся, снял спецодежду, дозиметры, средства индивидуальной защиты, обливаешься горячей водой, смываешь все свои тревоги, переодеваешься в чистое бельё… и всё. Жизнь продолжается. Огонь пылает под землёй – дьявол получил дров для топки.
Владимир Фролков вышел первым из санпропускника. Он посмотрел на гору, в которой часа полтора назад был проведён эксперимент. Погода стояла солнечная, видимость прекрасная, вокруг благостный покой и тишина… И вдруг из склона горы повалил чёрно-желтый дым. Он клубился и зловеще поднимался вверх… Хозяину преисподней что-то не понравилось.
События стали развиваться внештатно.
Селин срочно выдал команду на вылет вертолёта с материалами регистрации.
Буквально через десять минут после взрыва Фролков и компания улетели к командному пункту. Но этого было достаточно, чтобы схватить дозу.
Облако продолжало расползаться. Оно накрыло соседний посёлок, где, правда, никто давно не проживал из местных жителей, и приближалось к командному пункту.
Уже чувствовался сильный запах сероводорода – под действием гигантских температур доломит, составляющий основную часть горы Шелудивой, превратился в газ с очень неприятным запахом.
Эвакуация проходила по морю. Теплоход «Крым» принял на борт первую партию специалистов и учёных. Вторым заходом эвакуировались руководители эксперимента. Селин и Фролков покинули остров последними, как полагается капитану и его помощнику судна.
***Владимир Фролков встретил гостя. Это был Николай Селин, постаревший, но ещё крепкий старичок. Они не виделись долго, восемь лет. Последний раз это было, когда фундамент Советского Союза треснул, и стены могучего здания могли рухнуть в любую минуту. Фролков с трудом передвигался по квартире, холодной и неуютной – чувствовалось, что здесь запустение и нищета. Спустя четверть века он был приравнен к ликвидаторам Чернобыльской аварии, инвалид. Бороться за жизнь с каждым годом становилось тяжелей.
– Я приехал помочь, – сказал Селин. Он так и не схватил дозу, повезло.
Фролков усадил гостя на кухне за грязный стол.
– Умру я скоро, – сказал он. – Ничем ты не поможешь.
– Что? Так скоро? Рано пока в могилу заглядывать. Я старше тебя – на сколько? – лет на восемь, и не помышляю о смерти.
– Не за себя я пекусь, Николай. – Руки старика задрожали, он сцепил их в замок, чтобы успокоиться. Он выглядел старше собеседника явно не на восемь лет. – В этом заброшенном среди гор городке, Снежинске, впроголодь живут люди, которые обеспечивают безопасность страны. Я обращался наверх, они обещают, но и как тогда, на испытаниях, опаздывают. Правда, не на десять минут – на десятки лет!
Селин вспомнил эксперимент, и свой сон вспомнил, и Фролкова…
– Предчувствия у меня тогда были плохие, но я никому не говорил. И отменить эксперимент не посмел. Побоялся.
– Да что уж там, зато сейчас никому не страшно, что ядерный щит разваливается. Это намного серьёзней какой-то лишней подхваченной дозы радиации. Страшит кое-кого другое – потеря власти. Но этот кто-то – безумец! Быть великим правителем без мощного оружия – быть невозможно.
На прощание Селин попытался вручить старому другу деньги. Но Фролков, воспринявший широкий жест, как подачку, отказался, сказал:
– Эх ты, Москва, пойди в институт, раздай деньги там. Они молодым нужнее.
Дорога из Снежинска заняла чуть больше суток в поезде. Селин вернулся в Москву вечером, взял такси, приехал домой. На душе лежал камень, неуютно было.
Программа «время» началась именно с этой новости: самоубийство профессора-ядерщика.
Выстрел в Снежинске потряс Селина до глубины души. Вот вам и сон, подумал он. Больше двадцати пяти лет прошло, а сон имел силу. Надо было остаться с ним. Не оставлять одного.
Селин долго ходил по комнате. Наконец он решился и позвонил в Кремль. Директор Российского федерального ядерного центра член-корреспондент Российской академии наук ждал ответа…
– Приёмная президента, – услышал в трубке приятный женский голос.
Он представился и попросил соединить с президентом, так как однажды встречался с ним, получал орден – он мог себе это позволить.
– Соединяю, – сказал голос, и послышались гудки – занято, занято, занято… обрыв связи…
Селин уподобился голодному коту, которого просто не заметили на кухне. Слова сорвались сами по себе:
– И сердиться-то на тебя нельзя и взыскать-то с тебя нечего, потому что ты никаких настоящих порядков не знаешь, – сказал он в трубку, но этих слов никто не услышал. Последние вспышки его душевного негодования свелись на «нет», он отпустил трубку – она повисла на проводе, издавая протяжный неприятный звук кремлёвских покоев.
2009 годКроличья возня
Что деньги-то, а! Деньги дело наживное, если их не тратить попусту. И палец обслюнявить надо, чтобы посчитать. Денежка счёт любит, коль есть в кармане, лежит вместе с пачкой сигарет…
Я об этом думал, глядя на полученную зарплату. Пришёл домой с работы, кинул бумажки на стол – мало! И считать не стал. Не жалует шеф высокой зарплатой, не жалует, жмёт жмот. Испокон веков так-то, видимо; и сейчас ощутимо. Приходиться мараковать, скользким делаться. Но сосать у шефа вызовет нездоровую потребность трахать подчинённых – нет, нет и нет! Понятно, чтоб не отсасывать, нужно знать, что облизывать. Я, так сказать, сам негам и другому не дам. Во всяком случае, в своём присутствии.
Иду срать. На очке всё выходит из тебя плохое, а после сосуд наполняется снова.
И только я забыл, о чём думал – звонок в дверь.
