Сью Таунсенд - Ковентри возрождается
Все прошло. Все. Снесено навсегда. Сровняли и мусор увезли на свалку. И никто не пытался этому помешать, потому что никто не знал, к кому обратиться и что сказать; людей просто заворожило слово «прогресс», которым оправдывали все. Вместо этих зданий построили дорогу. Она бежала вокруг центра, отсекая от него реку и парки, загоняя пешеходов под землю в вонючие переходы, где телекамеры, поставленные для того, чтобы охранять людей, следили за их беспорядочным передвижением.
Я добралась до вершины холма и, стоя напротив вокзала, взглянула вниз, на крошечный город. Шпили покинутых церквей вонзались в небо. Слева от меня был «Бутербродный центр», справа – «Банковский центр», позади – «Транспортный центр». Все три вывески были сделаны из светящегося оранжевого пластика, по которому в наклон, словно пьяные, тянулись черные буквы. Я повернулась и заглянула в окно «Транспортного центра». Человек с усталым лицом сидел за конторкой и что-то говорил в микрофон. Над его головой висело объявление, написанное цветными фломастерами:
ВНИМАНИЮ ПАССАЖИРОВ
1. Не разрешается есть в такси рыбу с картошкой (равно как и горячие блюда)
2. Не плевать в такси
3. Не драться в такси
4. Не пачкать такси рвотой (штраф 5 фунтов и уборка за счет пассажира, по субботам и воскресеньям штраф 10 фунтов)
5. После полуночи пассажир обязан перед поездкой дать водителю 2 фунта в задаток
6. Вы ездите на свой собственный страх и риск!
7. Личность пассажира, покинувшего такси, не уплатив по счетчику, будет установлена, и к нему будут приняты соответствующие меры.
Пункт номер семь изрядно перепугал меня, ибо я как раз собралась сесть на поезд без билета, прорвавшись, если понадобится, через турникет. Но, придя на вокзал, я увидела, что его переоборудовали. Турникеты исчезли. «Британские железные дороги» любезно устранили это препятствие с моего пути – они проводили политику «открытых дверей». Любой, кому вздумается, мог зайти сюда и воспользоваться их услугами.
Шагая по крытому деревянному мосту над железнодорожными путями, с которого можно было спуститься на любую из многочисленных платформ, я услышала объявление: поезд из Ноттингема, отправлением в восемнадцать двадцать три, прибывает к третьей платформе. Поезд проследует до Лондона, вокзал Сент-Панкрас, без остановок. Вагоны первого класса расположены в голове состава, вагоны второго класса – в хвосте состава. Вагон-буфет для удобства пассажиров находится в середине состава.
Полноправные пассажиры высыпали на платформу номер три из привокзального буфета с призывной вывеской: «Не забудь с собой, дружок, взять с ветчиною пирожок». Подошел поезд, я поднялась в вагон и встала в проходе. До лондонского вокзала Сент-Панкрас я добралась, наплетя небылиц благожелательному контролеру:
– Мой муж работает в Лондоне. Мне только что позвонили и сказали, что на него свалилась куча кирпича.
К тому времени я от пережитого уже плакала неподдельными слезами. Контролер утер мое покрытое сажей лицо бумажным полотенцем «Британских железных дорог» и сказал:
– Дай мне свой адрес, милая, и больше не будем об этом.
Я снова соврала и, не переставая рыдать, назвала такой адрес, по какому всегда мечтала жить: Дом «Под розами»
Шиповный переулок Тихий уголок Дербишир
Он все записал. Потом направился в вагон-буфет, и когда я торопливо семенила за ним, стараясь не отстать, до меня долетали обрывки его объяснений окружающим: «Милейшая женщина… мужа придавило кирпичами… в реанимации… прочищала дымоход».
Я перестала плакать, когда женщина в комбинезоне с маху поставила передо мной картонный стакан со сладким чаем и сказала:
– Не волнуйся, милая. Моего мужа однажды труба парового отопления насквозь проткнула, а теперь он дважды в неделю играет в бильярд.
«С трубой или без?» – чуть не спросила я и засмеялась.
Женщина испуганно оглядела вагон-буфет и сказала:
– Пойдем-ка лучше на кухню.
Остальную часть пути я сидела на перевернутом ящике для хлеба и рыдала, а вокруг меня в жаркой тесноте делала тосты, грела в микроволновой печи еду, подавала ее посетителям и препиралась между собой буфетная обслуга. Только чтобы им угодить, я проглотила две таблетки аспирина, запив их коньяком из миниатюрной фирменной бутылочки «Британских железных дорог».
Было уже темно, когда я, споткнувшись, вывалилась из поезда на вокзале Сент-Панкрас. Я упала на спину и впервые посмотрела в темное лондонское небо, видневшееся сквозь сводчатую крышу пестрого стекла. Чьи-то добрые руки подняли меня на ноги, но я даже не поблагодарила. Я уже мчалась в город.
Направо или налево? Налево. Я сбежала по грязным ступеням вниз. Впереди ярко горели слова: «Кингз-Кросс». Я стояла на перекрестке. Светофор повелел красным автобусам и черным такси остановиться – ради меня. Я пересекла улицу и вошла в здание вокзала. Мне срочно надо было в уборную. Я стала отчаянно искать нужную вывеску; вот она. Такой знакомый силуэт: женщина без рук, в треугольном платье.
Я сбежала по лестнице навстречу тяжелому запаху. Турникет. Объявление: 10 п. У меня не было 10 п. Мой мочевой пузырь разрывался. Сердитая негритянка подняла голову от вязанья. Дежурная. Глаза ее скользнули по моей грязной одежде, по чумазым рукам и лицу.
– Пропустите меня, пожалуйста. Я хочу пи-пи.
– Десять пи[8], – сказала она. И не улыбнулась.
– У меня нет десяти пи, – сказала я.
За мной уже выстроилась очередь. Маленькая девочка плакала. Ее шлепнули по ножкам; она зарыдала громче. Я отступила в сторону, чтобы пропустить раздраженную мать девочки. Женщине надо было протащить через турникет два огромных чемодана, сумку на ремне и хнычущего ребенка.
Служительница наблюдала, как та маневрирует своим грузом. На икрах у девочки горели следы материнской ладони. Измотанная мать протиснулась-таки в кафельный рай. Он в последний раз огласился жалостными воплями ее дочки, потом дверь кабинки закрылась и приглушила плач.
Я снова попросила:
– Пропустите меня, пожалуйста.
Служительница поднялась со стула. Я чувствовала: в ней постоянно клокочет ярость, которая вот-вот найдет выход.
– Уходи лучше, ты, дурная женщина. Задарма пролезть хочешь? Так не бывает. Плати, как все люди. Убирайся. Знаю я таких – денатуратчиков, наркоманов и прочий сброд.
Своим обширным телом она загородила мне дорогу. Хранительница Турникета. Контролер Мочевых Пузырей. Директор Кишечников. Чтобы войти в ее королевство, мне необходим был волшебный кусочек серебра.
– Что же мне делать? – спросила я ее. – Куда мне идти?
– Это твои трудности, – ответила она. – Сама виновата, что так живешь.
Она решила, что я бродяжка. Так думали и те женщины, что проходили туда и обратно через турникет. Они оглядывали мою грязную одежду, лицо. Они тщательно избегали касаться меня. Я снова поднялась в вестибюль вокзала. Там мне бросились в глаза другие грязные, плохо одетые женщины; у них были жуткие зубы и стоптанные туфли. Они сидели на полу, передавая друг другу бутылку хереса. Их было трое. Я подошла и попросила у них десять пенсов… «На туалет».
– Чего-чего? – изумилась старшая из них.
– Мне очень нужно, – сказала я и от нетерпения исполнила на мраморном полу джигу.
– Так обойди вокзал, – сказала шотландка с лиловым лицом. – Нечего деньги тратить на ссанье и сранье. Все равно что выбросить.
– Обойти вокзал?
Старшая неуверенно встала на ноги.
– Да это она про гостиницу. Забеги в гостиницу… в «Северную». Дождись, пока регистраторша отвернется, и ныряй.
– Там так здорово, – сказала младшая, утирая рот. – Я там аж купнулась на той неделе. У них там душистое мыло и настоящее полотенце. Я и ноги успела ополоснуть, пока меня не вышибли.
Теперь мне пришлось целиком сосредоточиться на том, чтобы держать в узде мочевой пузырь. Я быстро обогнула вокзал, прошла мимо такси, выстроившихся в ожидании пассажиров, и увидела гостиницу. Я взбежала по ступеням. Сквозь стеклянные двери заглянула внутрь. Около стола регистрации слонялось без дела тьма людей в форменной одежде. Ждать я не могла: вошла в двери и свернула направо. Увидела надпись «МУЖЧИНЫ». Направилась к ней. За моей спиной раздался крик, молодой голос… женский… «Что вам угодно?»
Я не обернулась. Толкнула дверь с надписью «МУЖЧИНЫ». Запах был такой, словно передо мной возникла еще одна, невидимая дверь, сквозь которую надо прорваться. У писсуара стоял молодой человек. При моем появлении глаза у него расширились, он дернулся, чтобы повернуться ко мне спиной, и забрызгал свои белые туфли.
– Вам не сюда, – сказал он.
Я с треском распахнула дверь кабинки… свободно. Рванула с себя мешающую одежду и села. Освобождение наступило незамедлительно, мое тело расслабилось… Я воспарила. Когда из меня вытекла последняя капля, я встала и одернула одежду. Взглянув вниз, я увидела под дверью белые туфли. Я замерла, надеясь, что туфли уйдут. В конце концов молодой человек произнес:
