Тара Сивик - Шоколад с перцем, или От любви бывают дети
Наверное, я в фокус попала.
Парень забрался на меня и стал целовать, а его озорник уперся мне в ногу. На этот раз я таки рассмеялась: оторвала свои губы от его рта и хихикала, пока всхлипывать не начала. Надо же было так напиться! Лежу и думаю, как я до своей комнаты доберусь, а тут какой-то член в бедро тычется в непонятной спальне, где на полу, может, лежит, а может, и не лежит мертвец… Ну как не подавиться смехом? На мои судороги смеха парень внимания не обращал: склонил себе голову и целует меня в шею. И… Го-о-о-о-сс-поди… если возбуждение не выбило из меня весь хмель. По телу прошла горячая волна, и стало так приятно.
– Оооооа… дааааааа, – стонала я в голос, поражая саму себя. Откуда только все взялось? Оказалось, что я на самом деле вывожу голосом те самые слова, что плескались в моем опоенном мозгу.
Губы его добрались до места прямо у меня за ухом, и, когда он слегка провел там языком по коже, меня пронзил прежде неведомый жгучий трепет и разлился прямо между ног. Мои руки вцепились парню в волосы и держали, держали его голову на том самом месте. Признаться, я и не думала вовсе, что эта ночь будет хоть чем-то приятной. Только и забот было, что расстаться с ненавистной девственностью. Но чтобы еще и удовольствие ощутить – такой блаженной малости я и не ждала. Провозившись несколько минут с моими джинсами, он в конце концов расстегнул и рывком стянул их с моих ног, прихватив и нижнее белье. Его руки скользнули вверх по бокам, таща за собой блузку, пока та не снялась через голову и не была отброшена куда-то в направлении моих джинсов. Градуса в моей крови хватило еще на то, чтобы снять бюстгальтер и швырнуть его куда-то в сторону. Звук стукнувшейся о стену материи отозвался у меня в сознании четким пониманием: вот теперь я лежу в постели совсем голая, а у меня меж ног стоит на коленках парень и внимательно разглядывает.
О, боже мой. Это действительно происходит. Я голая перед каким-то парнем. Я действительно вот-вот сделаю это?
– Господи, какая же ты красивая.
Да! Ответ один: да! Если он и дальше будет говорить мне такое, то может хоть в ухо совать.
Он шарил взглядом по всему моему телу, потом рывком стянул с себя футболку и швырнул ее куда-то через всю комнату. Мои руки сами собой потянулись к его груди, чтоб я могла касаться его, когда он навалился на меня сверху. Грудь у него была твердой, а кожа – гладкой. Я перетрогала на нем все, до чего могла дотянуться. Обвила руками его шею, притянула к себе и поцеловала. На вкус он отдавал текилой и солнцем. Хоть мы и были пьяны, его поцелуи доставляли мне удовольствие. Теперь, когда мы оба, обнаженные, лежали в постели, то больше не целовались неистово и с остервенением, а касались друг друга губами так нежно и сладостно, что я решилась легко выдохнуть прямо ему в рот. Он подтянул вверх мою ногу и уложил ее так, что она обхватила его бедро… тут я почувствовала головку настырного конца прямо у врат моей невинности.
О черт, вот оно. Это действительно происходит. И зачем это я говорю сама с собой, когда язык мой торчит во рту у другого, а этот другой вот-вот всадит в меня свой конец?
О… мой… бог…
Хоть я и была тогда пьяна, а все равно помню, что случилось после этого. И двух секунд не прошло, как он был уже во мне, и я помахала ручкой своей девственности. Хотелось, чтобы это длилось вечно. Клянусь, я видела звезды: в ту ночь они вспыхивали три раза, и это было самое прекрасное, что я пережила в жизни.
Вы что, серьезно? Поверили? Ага, как же! Вы ненароком недавно невинность не теряли? Боль такая, что, мать твою, держись… И уж конечно, никакого изящества… и мерзко. Любая девушка, утверждающая, что во время этого самого события у нее было хоть что-то, отдаленно напоминающее оргазм, – просто очередной врущий мешок дерьма. Звезды я видела, но только те, что у меня из глаз сыпались, когда я веки, словно зубы, стискивала в ожидании, когда же это кончится.
Только давайте уж тут будем честны: в точности так я и представляла себе, как это будет. Не вина парня, что и похвастать перед Лиз было особо нечем. Он был мил и нежен со мной, как только мог, если принять во внимание количество спиртного, потребленного нами в тот вечер. Оба мы были не в лучшей форме, и я отдала свою девственность парню, имени которого не удосужилась узнать, поскольку не желала ни на что отвлекаться: времени поддерживать отношения или «любовь крутить» у меня не было. Теперь, когда состояние моей девственности перестало быть помехой, я могла бы побольше сосредоточиться на учебе и карьере. А Лиз перестала бы относиться к каждой пирушке, на которую мы отправлялись, как к походу на мясной рынок или конюшню. Это полностью соответствовало моим планам. То есть до тех пор, пока месячные у меня не задержались на неделю. И пока я не заметила, как умяла целый батон хлеба и семь палочек копченого сыра, сидя за кухонным столом, упершись взглядом в календарь. Сидела и жалела, что в начальной школе не уделяла побольше внимания арифметике, потому как, блин, правильно посчитать срок у меня совсем не получалось.
3. Вам не попадался этот «донор»?
Порой в нехватке желания иметь детей я виню свою маму. Она не была плохой матерью: просто, если по правде, она не понимала, что творит. Она рано осознала, что жизнь в маленьком городишке в сельской глуши не для нее. Что сидеть днями напролет, уставившись в телевизор, рядом с моим отцом и управляться с нахальной девчонкой – это не все, о чем она мечтала в жизни. Ей хотелось путешествовать, посещать выставки, концерты, а иногда – о, это уж совсем из ряда вон – заглянуть и в кино. Она привыкла вольготно приходить и уходить, когда вздумается, и ни перед кем не отчитываться. Как-то мамуля призналась мне, что никогда не переставала любить моего отца. Просто ей хотелось большего, чем он мог дать. Они развелись, и мамуля уехала, когда мне было двенадцать, и прикупила квартирку в городе милях в тридцати[10] от нас. У меня никогда не было чувства, будто она меня бросила. Я все время виделась с нею, и мы каждый день болтали по телефону. И не в том дело, что она не просила меня поехать с нею, когда уезжала. Просить-то просила, только, думаю, потому, что так, ей казалось, полагалось. Любому известно, что я предпочла бы остаться с отцом. Я была и навсегда останусь папенькиной дочкой. Как ни сильно я любила маму, а все ж чувствовала: с отцом у меня больше общего, а потому вполне логично и естественно, что и остаться я должна с ним.
Моя мать, хотя и не жила с нами, все равно изо всех сил старалась «воспитывать» меня. Сразу скажу, ее родительские навыки были невелики, а после того как она уехала, они и вовсе практически испарились. Что бы люди ни думали, она действительно любила меня, просто чаще вела себя скорее как подружка, а не как моя мама. Через три дня после своего отъезда она позвонила и сообщила мне, что, увидев кого-то там у Опры[11], решила: нам необходимо сделать нечто такое, что изменило бы нашу жизнь и еще больше скрепило бы узы между нами. Мама предложила… сделать тату в одном стиле. Я напомнила ей, что мне двенадцать, а потому по закону наносить татуировки я не имею права. Всякой макулатуры из разряда «Для матери и дочери», призванной объяснить, как оно бывает, полученной мною от нее за многие годы, хватило бы для открытия собственного книжного магазина. А уж нашими совместными фото пестрила ее страничка в «Фэйсбуке», причем с припиской: «Я и мой ЛДН!»[12]
Людям, конечно, казалось странным то, как мы втроем живем. Но нас самих все вполне устраивало. Отцу не приходилось выслушивать, как моя мать целыми днями трещит ему в ухо, что он ее никуда не водит, а мама была вольна делать что ей заблагорассудится, сохраняя при этом близкие отношения с нами. Есть люди, которые просто не созданы для семейной жизни. Мои родители ладили куда лучше, когда их разделяли двадцать пять минут езды на авто.
Помимо советов, которые мамуля черпала из дурных телешоу, в моем воспитании она руководствовалась советами книги «Воспитание детей в пословицах и поговорках». Всякий совет, когда-либо полученный мной, выражался одной строчкой, вычитанной ею из этой книжки, или одной фразой, услышанной от Паулы Дин[13] на канале «Еда». К сожалению, все они, вырванные из контекста, были пустым звоном. Когда тебе шесть лет и ты жалуешься маме, что кто-то в школе тебя обидел, довел до слез, а в ответ слышишь: «Не надо мочиться мне на спину и говорить, что идет дождик», ты волей-неволей учишься справляться со всем сама и перестаешь обращаться к маме за советами.
Когда я поняла, что забеременела, я не предалась тут же мечтам стать этакой независимой феминисткой. Я была далека от мысли, что надо бороться за женское освобождение и равноправие (такие обычно говорят: «Я не брею ноги, потому как не родился еще на свет мужчина, который сумеет меня себе подчинить»), не чувствовала гордости и довольства от того, что все делаю по-своему и без чьей-либо помощи. Я не мученица. Положим, упряма и самонадеянна, глупа и наивна, но только я все ж понимала: без помощи мне не обойтись.
