Драго Янчар - Катарина, павлин и иезуит
17
После страшной непогоды, застигшей их невдалеке от какого-то горного перевала – кто стал бы спрашивать в судный день его название? – кельморайнские странники спустились по вьющейся вниз дороге к деревне невдалеке от Зальцбурга. Здесь они остановились на два дня, чтобы высушить одежду, очистить от грязи повозки и привести в порядок свои оробевшие души. Нужно было дождаться и тех, кто в судный день спрятался в углублениях между скал и в хижинах альпийских пастухов. Не хватало нескольких человек, не только пономаря Болтежара, нашедшего покой у Отца небесного; конечно же, ему святой Рох, которому он столько лет служил, подкрашивал у его изображения раны к каждому празднику и каждое утро звонил в его честь, помог достойно рассчитаться с грехами – водились грехи и у пономаря Болтежара, а у кого их нет. Еще две несчастные души унесла вода, по всем трем священник Янез отслужил заупокойную службу, которая проникла святым паломникам в самое сердце, никто не мог отделаться от мысли, что такое могло произойти и с ним и может случиться в будущем, ведь дорога впереди еще долгая, нужно пройти через темные леса, через большие реки и через края, которые опустошала война. Местные жители сказали им, что столкновения небольших воинских частей в Баварии и Чехии уже начались, австрийская армия непобедима, помощь Божия на ее стороне, и кому бы еще помогал Бог, как не армии Ее католического Величества, императрицы Марии Терезии, неужели Он стал бы поддерживать отступников пруссаков и их короля-разбойника Фридриха? И все-таки в груди оставалась тревога, среди паломников было несколько человек, участвовавших в войне десять лет назад; пруссак – это солдат, одержимый чертом, если даже ему отрубишь руку, он будет драться культей и, пока не получит дыру в голове, не перестанет бороться. Но поля сражений были далеко, путь к Рейну и Кельну казался безопасным, да и кто причинит зло благочестивым мирным людям, идущим со своими словенскими песнями к святым местам, – в некоторых селах они берутся за руки и водят свой паломнический хоровод, выкрикивая при этом непонятные местным жителям слова и напевая печальные песни о Деве Марии. И все же им было нелегко, они входили в страну, где, как рассказывал им священник Янез, когда-то творились черные дела: тут убивали духовников и испражнялись в церковные сосуды.
Отсутствовало еще шесть или семь молодых людей, парней и девушек, присоединившихся к ним в Каринтии, они пришли пешком по долине реки Дравы. Все они отправились домой: мы не знали, что в Кельморайн нужно добираться вплавь, – сказал парень из этой группы, – не знали, что нужно плавать и съезжать на заднице со скользких скал. Если они утратили мужество, это их дело, человек сказал бы: Бог с ними, если бы именно к Нему они не повернулись спиной. Но это было не только их дело, потому что с ними в сторону Марбрука ушли четыре ходившие в упряжке лошади и мул, а если причислить сюда еще сломанные повозки, которые сейчас поправляли каретники, одежду, тюки с сушеным мясом, семнадцать молитвенников, триста свечей – и в их числе несколько действительно больших и тяжелых, три хоругви с краинскими святыми, две чаши и еще всякие мелочи, то потери вовсе не были такими малыми. Но особенно беспокоило предводителя Михаэла и священника Янеза исчезновение Катарины Полянец, дочери управляющего имением барона Виндиша, это сулило большие неприятности по возвращении в Крайну, разбирательство в епископате и еще в какой-нибудь следственной комиссии. То, что исчез также молчаливый странник, которого вообще не было в списке и о котором никто не знал, откуда, собственно, он пришел, заботило их куда меньше: бродяга, присоединившийся к ним около Беляка, уж как-нибудь найдется. А Катарина Полянец – дело куда более серьезное. Михаэл Кумердей собрал трибунал паломников, и до поздней ночи они пытались выяснить, что же с этой молодой женщиной могло случиться, позвали свидетелей, видевших, что ее уносит вода, и других, заметивших, что она с тем темным человеком ушла в лес, возможно, он похитил ее. Чем больше они допрашивали свидетелей, тем становилось все очевидней: он ее похитил, Бог весть, что он с ней сделает! Папаша Тобия сидел в углу, слушая эти догадки, он сказал, что с женщинами во время паломничества случались очень страшные вещи, одна из них оказалась у мужа в желудке. Известна история паломника, направлявшегося в Святую землю, которого в Анатолии захватили мусульмане и заморили голодом почти до смерти. Так что ему не оставалось ничего другого, кроме как убить свою жену и постепенно съесть ее, пока он не добрался до Святой земли. Его не осудили на смерть, он был святым человеком, а жена, в конце концов, была его собственностью, и ел он мясо своей любимой в крайне стесненных обстоятельствах, под угрозой смерти. Но, конечно, за его поступок на него было наложено должное покаяние: ему запрещалось есть мясо до самой кончины, сто раз в день он обязан был прочитать «Отче наш», больше никогда не смел жениться – и это понятно почему, – он должен был ходить в рубище и не ночевать два раза подряд в одном и том же месте, в конце концов он даже стал святым. – Что же, уважаемый папаша Тобия хочет сказать, будто этот человек съел Катарину Полянец? – обдумав рассказанное, спросил помещик Долышчар из Сентянжа на Доленьской, член трибунала. – Я рассказал только то, что уже случилось, – сказал Тобия. Священник Янез возразил, говоря, что ему такой святой неизвестен, что такого святого нет и Бог его не знает. Ничто не могло разозлить Тобию больше, чем такое возражение, ведь он никогда не лжет, рассказывает о вещах так, как все это было, а люди пусть воспринимают их, как хотят, он не сказал, что Катарину Полянец съели, а святые тоже бывают очень разные. Он оскорбленно вскочил на ноги: а как же святой Гуго? – закричал он, – что же он? Может, священник и его не знает? Святой Гуго, – победоносно рассказывал папаша из Птуя, – аббат из аббатства Линкольн в Англии, был почетным гостем в Фекане, и ему разрешили взглянуть на руку Марии Магдалины, на реликвию, к которой ходило множество паломников из всей Англии и Франции. Реликвия была обернута драгоценным платом, по это не остановило Гуго, который тогда еще не был святым. Он развязал плат и, зайдя уже так далеко, решил кусочек святыни унести с собой. Руками он ничего не смог сделать, поэтому запихал часть кисти святой себе в рот и попытался откусить ее палец сначала резцами, потом коренными зубами; если руками у него ничего не вышло, то зубами получилось, зубы у него были крепкие, он отгрыз два пальца и позже диктовал своему секретарю: Если непосредственно перед этим, во время причастия, у меня в устах было тело нашего Господа, почему бы мне подобным образом нельзя было поступить и с костями некоей святой, раз это был единственный способ их заполучить? – История эта произвела на присутствующих большое впечатление, особенно потому, что и священник Янез не смог ничего возразить: случай этот был описан, зафиксировал его секретарь святого Гуго.
Тобия был доволен, он победоносно крикнул, обращаясь к священнику Янезу:
– Ну? И что скажет на это Бог?
– Спросите Его сами, – сердито ответил священник из церкви святого Роха.
– Вы Его тут представляете, – сказал Тобия.
– А вы с Ним лучше знакомы, – проворчал священник Янез.
Так закончилось заседание трибунала паломников по поводу исчезновения Катарины, дочери Полянеца, и в связи с другими заботами мудрого руководства. Тут были, конечно, серьезные повреждения повозки, на которой ехала Большая Магдаленка, тоже почти уже святая, повозка во время бури едва не развалилась, Магдаленку пришлось тащить до села на носилках, на которых обычно несли статуи святых во время крестного хода. Сейчас бедняга лежала в сенях приходского дома, двери оставляли открытыми, чтобы она, когда ее не одолевали страдания или веселье, могла видеть, что происходит снаружи, ее плач и смех привлекали деревенских сорванцов, которые в своем мальчишечьем озорстве спускали штаны и хлопали себя по голому заду, это их очень веселило, так как Магдаленка от таких оскорблений еще громче стонала, почти визжала.
Они уже приблизились к Баварии, куда власть Марии Терезии формально не простиралась, хотя австрийские войска лет десять назад поставили страну на колени, как следует ее потрепали и опустошили. Баварским чиновникам нужно будет показывать разрешение епископа и списки паломников, здесь ждет их немного больше порядка, странник, обеспеченный всем, что относится к так называемому habitus peregrinoruvi [61], может рассчитывать тут на правовую защиту, на бесплатный ночлег и нередко также на торжественные приемы с угощением. В Баварии любят благочестивых людей, статистика свидетельствует, что в этой стране в то время, когда через нее проходили словенские странники, было восемьсот communitates Corporis Christi [62], шестьсот обществ Сердца Девы Марии и триста – Сердца Иисусова, такие сведения вызывают большое уважение, в Германии вообще всего больше и все больших размеров. И чудес тоже немало, незадолго перед этим – всего лишь лет двадцать назад, а точнее – в тысяча семьсот тридцатом году, – в баварском монастыре Штейнгаден произошло следующее: пятнадцатилетний ученик при монастыре, явно страдавший недостатком уважения к святым вещам, бесстрашно поднялся на крышу, на распятие, и начал дергать за бороду фигуру Христа. Едва присутствовавшие стали приходить в себя от изумления, вызванного небывалым кощунством, как, к их ужасу, фигура Иисуса Христа начала двигаться, цепи, прикрепленные к Его рукам и ногам, загремели, вызвав такой грохот, что преступник от испуга свалился на землю. Он весь трясся, и на губах у него выступила пена. Это было великое чудо, имевшее воспитательное значение для молодежи, ведь для того и бывают чудеса и видения, чтобы чему-то научить человека. И чтобы придать ему сил перед лицом ожидающих его опасностей, ибо он при таких происшествиях ощущает близкое присутствие Бога.
