Андреа Фациоли - Как ограбить швейцарский банк
Но всего этого не было. Это было снаружи.
Большую часть времени они вообще не думали об этом. Порой в нескольких словах, которыми они перебрасывались вполголоса, или даже в одном лишь взгляде они улавливали начало свободы. Возможно, в пустоте их дней где-то не сдавалось чувство. Они вели азартную игру, где на кону неизменно стоит роман, который вот-вот завяжется.
– Марелли собирался сказать это или нет?
– Какая разница?
– По-моему, он просчитал каждое слово.
– С тобой не поспоришь…
Контини и Франческа ели паэлью. Они сидели в квартире Франчески, в Локарно, и это был один из их особенных ужинов. Ингредиенты никогда не менялись: курица, колбаска, чеснок, лук, щепотка шафрана и россыпь креветок. В одну из первых встреч они ели похожую паэлью. Для Контини, с его любовью к ритуальности, было важно каждый год устраивать такой ужин.
Но тем вечером сыщик был рассеян. За последний месяц он согласился взять пару мелких расследований: дело с разводом и серию краж в магазине бытовой техники, где надо было без шума выяснить, кто из сотрудников организовал себе прибавку к зарплате. Он выправил тревожную ситуацию со своим счетом в банке, но в душе не чувствовал себя свободным.
Слова Маттео Марелли не давали ему покоя. Теперь, когда мы вернулись к началу, когда мы должны ждать и когда мы там, где все должно было еще произойти. Почему, подав знак, он начал фразу, которую не мог произнести? Теперь, когда нас держат в плену в… и тут же Элтон его прервал. Марелли, конечно, знал, что Элтон вмешается. Но тогда зачем начинать фразу?
– Не знаю, – сказала Франческа, – может быть, он решил, что Элтон отвлекся.
– Не думаю.
– Но тогда почему?
– Не знаю, Франческа, не знаю. Для меня этот намек – тьма кромешная.
– Но почему ты продолжаешь об этом думать?
– Я много раз переслушал запись. На мгновение однажды мне показалось, что я что-то понимаю.
Франческа наполнила бокалы красным вином. По такому случаю она купила риоху Ей хотелось бы провести вечер без разговоров о Сальвиати и ограблении, но для Контини это, похоже, стало навязчивой идеей. Он и Сальвиати сначала вдрызг разругались, но потом помирились.
– Знаешь, Контини, а я думала, ты забудешь.
– А?
Франческа вздохнула.
– Я думала, что в этом году ты забудешь про паэлью.
– Да разве такое возможно!
– Для меня этот год еще более особенный. Когда мы познакомились, я училась, а теперь закончила. Похоже на конец какого-то этапа.
– Это правда. – Контини сосредоточился. – А теперь?
– Не знаю. Хочу делать что-нибудь новое, видеть разные места и открывать разных людей. Но как знать, где мы окажемся через год…
– Мы окажемся здесь.
Франческа кивнула. Выпила глоток вина. Мужчина, который читает только Данте, который слушает французские песни на кассетнике, который живет с лисами и который… который ведет тебя за собой обчищать банк. Как она умудрилась найти себе такого мужчину?
– Мы должны помочь Жану в этом деле, – говорил Контини. – Потом у нас с тобой будет время, чтобы побыть наедине.
– Конечно… мы должны дождаться конца декабря, я знаю.
– Ты сказала, что тебе хотелось бы попутешествовать?
– Может, съездить в какой-нибудь город.
– В любой?
– На севере Европы… Открывать для себя музеи, рестораны… Немножко бродить. Мне по душе учиться узнавать город.
Контини прожевал последний кусок. Потом отодвинул стул и сказал:
– Трудно узнать что бы то ни было.
Франческа отказалась от мысли его переделать: он никогда не станет любителем искусства, литературы или кино. Но у Контини был необычный взгляд на жизнь. Спокойный и пылкий одновременно. Возможно, Франческа любила его именно за это.
– Нам бы надо немного времени, – сказала она ему. – Возможно, немного стабильности.
Контини понял, что она имеет в виду. Квартира была слиянием различных жизней. Коробки с миланскими книгами, пастельно-голубые кресла, слабый свет абажура, а на стенах, вместе с несколькими акварелями, пара-тройка фотографий лис. Франческа хотела, чтобы они решили, как распорядиться своими жизнями.
Но у Контини в голове засел потухший взгляд Сальвиати, когда тот говорил ему, что входит во вкус, планируя ограбление, и что это его разрушает. И еще он думал о том солидном здании на тихой улице Беллинцоны, куда скоро прибудет неприметная черная сумка, до краев набитая деньгами.
– Ты ведь знаешь, Франческа, я бы никогда не отказался от нашей паэльи.
– Знаю.
– Что такое ограбление банка по сравнению с паэльей?
Франческа улыбнулась:
– Ничто!
– Да, в банке ты найдешь все, это правда, но у них нет этой риохи…
Он поднял бокал, чтобы чокнуться. Франческа отозвалась тем же жестом. Потом, выпив, она перешла на его сторону стола. Положила ему руки на плечи и наклонилась поцеловать его. Контини встал, обнял ее.
– Слушай, осталось немного, – шептал он ей, – осталось…
– Тсс! – сказала она. – Никаких остатков, всего вдоволь.Во время этих телефонных разговоров внешний мир становился ближе. Происходили они раз в неделю, под присмотром Элтона. Не дольше двух минут. И все же благодаря отдаленности возникала внутренняя близость, которой им с отцом не добиться, общаясь лицом к лицу.
– Алло, это я.
Он всегда делал паузу. Словно удивлялся, что слышит ее.
– Лина, – повторял он всегда ее имя. – Лина, как ты?
– Со мной обращаются хорошо, – отвечала всегда она. – Ты не должен беспокоиться.
Маттео всегда выходил в другую комнату. Иногда Лина говорила о нем. Но в эту тему им углубиться не удавалось. Обычно ее отец менял направление беседы.
– Я пытаюсь защитить герань от заморозков. А горечавки, которые цвели в октябре, я перенес в дом…
Лина слушала. Она тонула в хрипловатом голосе отца, в его оборотах речи, заимствованных из французского. Это были медленные разговоры, с множеством пауз и почти без упоминаний о значительных событиях.
– Вчера говорил с Элией. Ему нелегко.
– Но тебе тоже.
– Я-то привык, это было мое ремесло.
Обычно они тщательно избегали слов «Юнкер» и «ограбление». Лина предпочитала говорить о другом. Она пыталась наверстать потерянное время.
– Потом вернешься в Прованс? Знаешь, а я ведь никогда не видела парк на вилле.
– Однажды, когда ты была маленькой, мы там гуляли.
– Не помню!
– Но с тех пор, как я там работаю, кое-что переменилось.
– Ты захотел сделать все по своему усмотрению, так?
– Там ручей изменил русло. Я живу в доме сторожа, и рядом бьет родник, вода всегда прохладная…
Такие вот вещи, самые обыденные. Слова без веса, которые вращались вокруг неназываемого центра. Теперь оставалась пара недель до того момента, когда пять человек заберут десять миллионов франков из «Юнкер-банка». Или, во всяком случае, постараются это сделать.
В одном из последних телефонных разговоров Лина задала пару вопросов. Она сама не знала почему: ведь она уже почти совсем перестала думать об ограблении. Она спросила:
– Но вы сумеете сделать его, это дело?
– Мы готовы.
Лина не знала, как реагировать. Она казалась себе заболевшей девочкой, которая пытается понять, что за работу делают взрослые за стенами больницы.
– Вас не слишком мало?
– Столько, сколько нужно для такой работы.
– А потом? – Лина украдкой взглянула на Элтона, невозмутимо сидевшего рядом с ней. – Нелегко будет, потом…
– Мы должны быть готовы ко всему, Лина. – Отец понизил голос. – Ты должна молиться, чтобы все прошло, как должно пройти. Но в любом случае…
Пауза продлилась дольше, чем обычно. Настолько, что Лина даже поторопила его:
– В любом случае?
– Ничего. После этого дела, если ты приедешь ко мне, я покажу тебе парк на вилле. Я тебе уже говорил, что живу в доме сторожа? Там бьет родник, вода всегда прохладненькая…13 Перед Рождеством
Джакомо Беллони знал это со времен своей первой работы: для сотрудников банка декабрь – плохой месяц. Надо закрывать счета, проверять балансы, готовиться к подаче статистических данных в первые дни Нового года. У всех сплошные сверхурочные. И вечером тридцать первого декабря всегда какой-нибудь молодой сотрудник сидит безвылазно в банке до часа ночи.
Будто и без того недостаточно забот перед Рождеством!
Нужно не забыть дать знать о себе родственникам и друзьям, нужно ходить на ужины, а когда не можешь, обещать, по крайней мере, встречу в ближайшем будущем. Подожди, вот праздники пройдут, потом посмотрим. Ну, что ты хочешь, до Рождества невозможно выкроить время, но потом… Передай привет своим, только обязательно! Может, забежишь на аперитив?
Аперитивы громоздились друг на друга, как обломки на свалке, заслоняя в конце концов пейзаж. Но настоящей головной болью для директора Беллони были подарки. Каждый год он позволял себе подумать о них во второй половине дня двадцать четвертого декабря, украдкой просачиваясь в ювелирный магазин.
