Давид Фонкинос - Мне лучше
Столько лет не виделись, надеюсь, у тебя все хорошо…
Сюсюкать и нежничать не стал – меня всегда коробила такая манера общения со старыми знакомыми. И так все это представляло меня типичным сорокалетним мужчиной, стоящим на краю развода и рвущимся возобновить знакомство со всеми женщинами, когда-либо встречавшимися ему в жизни. А то, что я дошел аж до подружки по начальной школе, могло только насторожить Софи.
Ничуть не бывало – она с готовностью откликнулась в тот же день. Призналась, что тоже пыталась разыскать в социальных сетях кое-кого из старых друзей (из чего я попутно сделал вывод, что на меня ее поиски не распространялись). Повосторгалась: как давно это было, и до чего же здорово, что можно вот так запросто найти друг друга. Меня удивил тон ее сообщений. По правде говоря, у меня было чувство, что она не изменилась. Читая их, я слышал голос маленькой девочки. Так продолжалось до тех пор, пока я не спросил, кем она стала.
Я сексолог.
Софи Кастело – сексолог. Софи Кастело, девчонка, по которой я сох в восемь лет и которая не позвала меня на день рождения, стала сексологом. Я замялся. Моя затея вдруг показалась мне несуразной. Выложить старую обиду (что меня когда-то не пригласили на день рождения) женщине, связанной с сумбурным миром оргазмов. Все это выходило как-то очень в моем духе.
Мы договорились вместе пообедать на следующий день. У меня так давно не было свидания с женщиной, к тому же почти незнакомой. Я провозился в ванной битый час (настоящий подвиг, учитывая тесноту этой каморки), причесываясь, взбивая волосы и снова приглаживая их расческой. Особенно меня беспокоила ее профессия. Я никогда еще не сталкивался с сексологом. Вот уж у кого обширные познания! Мой опыт добропорядочной моногамии не выбивался из колеи традиционных утех. Между нами пролегала пропасть. Внезапно мне пришло в голову, что она должна соображать в больных спинах. Говорил же Фрейд: “Все есть секс”. Моя болезнь наверняка была сексуального порядка. Но я ошибся, отправившись к проститутке; мне требовалась не столько половая разрядка, сколько анализ, который помог бы выявить мои зажимы. Я страдал патологией смешанного характера – отчасти половой, отчасти психологической. Жизнь так устроена; не случайно мне захотелось встретиться с Софи. Желание разобраться с детской травмой было на деле приказом моего бессознательного, побуждающего выйти на связь с той, что меня спасет. Истинные причины своих поступков нередко понимаешь задним числом. Их направляет пресловутое шестое чувство. Я перепробовал уже столько средств, что просто обязан был прощупать это направление. Трудно поверить, но, может быть, к исцелению приведет меня то, в чем я меньше всего силен, – интуиция.
На своей страничке в фейсбуке Софи Кастело не выложила ни одной своей фотографии. Обычно это скорей плохой знак. А вдруг когда-то любимое лицо изменилось до неузнаваемости? Мне уже доводилось встречаться с людьми из прошлого, и я всякий раз ужасался. Глядя на них, я вынужден был признать, что тоже постарел. Наши лица написаны на лице у других. Что-то прочту я на лице у Софи? Меня пугали наши годы. В какой-то миг я захотел пойти на попятный. Часто говорят о страхе перед будущим, но прошлое куда страшней. Мне явится призрак того, чего больше нет, что навсегда исчезло. Ладно, хватит выдумывать, будь что будет. И не нужно говорить с Софи о спине. Глупо рассматривать нашу встречу под этим углом. В конце концов, я хотел видеть свою повзрослевшую школьную подружку, а не сексолога.
Она опоздала минут на десять[28]. Я узнал ее сразу. Поразительно. Будто мгновенно перенесся в детство. Зато Софи долго смотрела поверх голов – значит, она восьмилетнего мальчика не увидела. Пришлось мне взмахнуть рукой, и только тут она просияла и двинулась к моему столику. Мы расцеловались, как старые друзья, и непринужденно разговорились. Слова потекли сами собой так же, как было в фейсбучной переписке. Софи Кастело с детства была мастерицей поговорить. Никаких пауз в разговоре. Что создавало неудобство: мне всегда стоило большого труда одновременно говорить с женщиной и смотреть на нее. А на Софи действительно хотелось смотреть не отрываясь и впитывать ее женское обаяние. Я сделал совершенно превратный вывод, не найдя фотографии на ее страничке. Софи была хороша. Так хороша, что впору было задаться вопросом, как это я тридцать лет прожил, не видясь с ней. Я уже совсем было разомлел, но вовремя вспомнил, зачем пришел. Ведь это она не позвала меня на свой день рождения! Она вычеркнула меня из своей жизни. Когда двое теряют друг друга из виду, кто-то из них всегда виноват больше другого.
Надо держать ухо востро, не то повторится то же самое. Она из тех, кто вас сначала охмурит, а потом не позовет на день рождения. И тут Софи возьми и скажи:
– Чудно́ все-таки, что мы встретились. В субботу вечером я как раз собираю гостей на свой день рождения. Будет здорово, если ты придешь.
– …
– Ау!
– Эээ… к сожалению, в субботу меня не будет в Париже… Мы с дочкой уезжаем в Штаты…
Тогда она заговорила о своем сыне. Единственном, и это ее удручало. Ей бы хотелось иметь второго ребенка. Ну да теперь она в разводе и пока что живет одна. Все именно так, как я себе представлял, подумалось мне. Она продолжала рассказывать о сыне, но я уже почти не слушал. Ее приглашение меня поразило. Уму непостижимо. Я разыскал эту девчонку, чтобы залечить детскую рану, и вдруг она, ничего не зная, в силу невероятной жизненной причуды, сама предлагает исправить старую несправедливость. Мне расхотелось спрашивать, почему она меня тогда не пригласила. Может, спрошу, когда увидимся в следующий раз? А увидимся непременно – ведь, судя по тому, как мы легко поладили, перед нами обоими открывалась новая страница. Нужно, стало быть, прислушиваться к своим догадкам, даже самым сумасбродным. А Софи все говорила и говорила. Она и представить себе не могла, зачем мы здесь. Обида была заглажена.
За обедом мы разоткровенничались. Люди часто делятся самым важным с теми, кого мало знают или редко видят. Я бегло обрисовал свою жизнь, работу и недавнее расставание.
– Все это меня нисколько не удивляет, – заметила Софи.
– Правда? И почему же?
– Потому что ты захотел со мной повидаться.
– Ну и что?
– Ты на жизненном переломе. Поэтому начинаешь думать о прошлом. Это естественно.
– Не знаю…
– Мы с тобой в одинаковом положении. Обоим по сорок, оба разводимся, и оба плохо себе представляем, что будет дальше.
– …
Ответить мне было нечего. Наш разговор принял грустный оттенок. Странно – ведь все мы обычно стремимся показать себя с лучшей стороны, тем более перед теми, кто знал нас когда-то давно. Показать, чего добились в жизни, как прекрасно сложилась наша судьба. Хотим мы того или нет, но каждая встреча с призраком былого заставляет подвести итог наших достижений. Однако неожиданная задушевность перевела разговор в другое русло – ближе к правде и без ожидаемого глянца. У нас было столько общего, да и что здесь, в конце концов, удивительного: все мы переживаем одно и то же.
Я мысленно наложил ее теперешнее лицо на то давнее, детское. Она стала как будто потемнее, и не в одних волосах было дело. В ней явственнее проявился испанский тип. Словно ее внешность перекочевала в другие края. Вот о чем я раздумывал, когда она сказала:
– А ты нисколько не изменился.
– Разве?
– Нет, ну конечно, повзрослел. Но вид у тебя все такой же.
– Какой?
– Такой… будто все вперемешку. По тебе никогда не поймешь, хорошо тебе или плохо.
– …
В первый раз кто-то сформулировал то, что я всегда чувствовал. Мы с ней были на одной волне. Она читала мои мысли. Я думал о ее лице – и она говорила мне о моем. Я думал о той детской обиде – и она приглашала меня на день рождения. Интуиции ей было не занимать. Что не так уж и удивительно. Мне всегда казалось, что понимать другого начинаешь по телесным импульсам.
– Ты очень проницательна. Видимо, это профессиональное.
– Может быть. Я начинаю лучше понимать своих пациентов, вникая в их проблемы. И, представь себе, наоборот.
– В смысле?
– В том смысле, что… поговорив с кем угодно больше пяти минут, я уже все знаю о его или ее сексуальных особенностях.
– Серьезно?
– Да.
– А со мной ты тоже… это проделала?
– Конечно. Мне совершенно ясно, на что ты стал бы жаловаться.
– Ну-ка, ну-ка…
– Ага, тебе, значит, интересно? Ну, давай в другой раз. Я жутко опаздываю. Ко мне вот-вот должен прийти пациент.
– …
– У него не было эрекции с 1989 года.
– Тяжелый случай…
Она засмеялась, хотя я и не думал шутить. И встала из-за стола – так же стремительно, как вошла в зал. Есть люди, начисто не способные к плавным переходам, Софи относилась к их числу. Она вскочила едва ли не на полуслове. Чмокнула меня в щеку, сказала:
