Алексей Иванников - Расследование
Я почти задремал, прислонившись плечом к обшарпанной грязной стене, но неожиданно открылась входная дверь и кто-то ввалился внутрь, и потом только я услышал нетвёрдые шаги: кто-то двигался в нашу сторону, и в ожидании первого гостя старик сразу же резко взбодрился, и я тоже решил не отставать от него: а вдруг это был сам режиссёр? Но когда пришелец выполз наконец на освещённое лампой пространство, я немного успокоился: им оказался мужчина немного постарше меня, вихлявшийся по пути из стороны в сторону: совершенно явно он был навеселе, и неясно было, зачем он пришёл в театр; но охранник, видимо, имел другое мнение. – «А, Сергей Иванович: вы сегодня первый будете.» – «Оч-чень приятно. А это кто же у нас такой?» – Он уставился мутными глазами на меня. – «Журналист: говорит, по делу.» – «Не ко мне, случайно?» – «Если вы располагаете информацией об Р., то и к вам тоже.» – «Р.? Кто такой Р.?» – «Бывший актёр вашего театра.» – «Ах, Р. … Нет, не располагаю. Извини, друг.» – Он попробовал пройти между мной и столом дальше по коридору, но я аккуратно поймал его во время неспешных покачиваний под руку и слегка притормозил. – «Что такое?» – «Извините, вы не можете мне тогда помочь в другом: я хочу подождать прихода остальных внутри, а ваш охранник меня не пускает.» – «Конечно, не пускаю: придёт режиссёр или директор, и тогда пожалуйста: если, конечно, возьмут на себя ответственность.» – Актёр, или кто он там был, опять внимательно посмотрел на меня. – «Извини, друг, но я тебя вижу впервые.» – Он освободился и такой же нетвёрдой походкой зашагал дальше: где пока ещё было совсем темно. Он чем-то гремел и стучал по дороге, натыкаясь, похоже, на посторонние предметы, но наконец шум затих и где-то в глубине разлился неяркий свет: благодаря чему первый гость разобрался, видимо, в обстановке и смог найти нужную дорогу дальше.
Второго гостя я ждал ещё минут пятнадцать: вслед за хлопком двери прямо на меня выскочила женщина: она выглядела значительно старше, и принадлежала, безусловно, к актёрской элите театра. Охранник стал ещё почтительнее и любезнее: он чуть ли не расшаркивался перед этой явно звёздной дамой, и чтобы обратить на себя внимание, мне пришлось встать у неё на дороге. – «Извините меня, пожалуйста: я журналист и пришёл по делу: меня интересует Р.» – От неожиданности она смутилась, но моё нахальство она предпочла игнорировать. – «И чем я могу помочь?» – «Вы можете рассказать всё, что о нём знаете: это останется для истории.» – Она засмеялась. – «Если в истории будет оставаться хотя бы часть того, что происходит на самом деле, то человечество нам этого не простит.» – Теперь смеялся уже я: она прекрасно мне ответила. – «И всё-таки: вы его не знали?» – Она мечтательно задумалась. – «Почти нет. Но сейчас я занята: у меня репетиция. Так что извините.» – Мне пришлось отступить в сторону, и она быстро прошла мимо, обдав сильным запахом духов: скорее всего французского происхождения.
Сразу после актрисы с небольшим перерывом в служебный вход заходили ещё две женщины и трое мужчин, но с ними охранник уже не разводил особых церемоний: видимо, они были сотрудниками из обслуживающего персонала; театр наконец пробуждался для нового дня, когда предстоят новые нелёгкие репетиции, из которых постепенно, шаг за шагом, будет строиться и подниматься ввысь новое необычное строение, которое на исходе стройки, освободившись от лесов и слоя грязи, отмывшись и почистившись, появится наконец в полном блеске и силе, изумляя всех вокруг.
Но пока до этого было ещё нескоро, и я уже даже начинал скучать от долгого шествия ненужных мне людей: почему-то никто из них не мог мне ничем помочь, хотя некоторые наверняка могли работать в театре в одно время с моим кумиром: когда я задавал вопрос, многие с испугом отшатывались и ссылались на занятость, хотя до начала репетиции явно оставалось ещё немало времени. Можно было подумать, что они боятся открыть какие-то неприятные вещи, и мне оставалось дожидаться прихода либо режиссёра, либо директора, с которыми наверняка многие трудности должны будут отпасть и исчезнуть.
Ждал я ещё почти полчаса; мимо меня проходили гримёры, уборщицы, работники сцены и даже несколько актёров и актрис, и только потом наконец я увидел знакомый силуэт: главного режиссёра театра я конечно знал в лицо: не напрасно же он мелькал так часто на экране. Охранник сразу привстал и даже попробовал вытянуться в струнку: каким-то чудом он смог сдержать запах перегара, и рядом со мной был уже совсем другой страж порядка: бдительный и надёжный. – «Здравствуйте, здравствуйте, Илья Николаевич.» – Режиссёр кивнул. – «Тут к вам журналист: если возьмёте на себя ответственность, то я пропущу, а если нет…» – Режиссёр наконец обратил на меня внимание: ему было за шестьдесят, но выглядел он очень даже неплохо и теперь сверлил меня живыми глазами-буравчиками, пытаясь определить, что у меня находится внутри. Но, судя по всему, узнать что-то интересное по первичному осмотру ему не удалось. – «Вы действительно ко мне? И по какому же поводу?» – «Дело в том, что я собираю материалы о Р.: о вашем лучшем актёре. Вы можете мне помочь?» – Его взгляд просветлел и стал не таким строгим. – «И что же вы хотите конкретно?» – «Вы ведь знали его больше, чем кто бы то ни было, и наверняка не всё рассказывали тем людям, кто этим занимался: я имею в виду, например, А.» – «Ну и зачем вам это надо?» – «Вы знаете: он был для меня кумиром, и я не сомневаюсь, что для многих остаётся им и до сих пор. Главная причина в этом.» – Режиссёр внимательно посмотрел на меня: возможно, он хотел проверить мою искренность; судя по всему, проверка прошла успешно. – «Хорошо: у меня репетиция, но где-нибудь в перерыве мы можем на эту тему поговорить. Пропусти его.» – Он дал охраннику нужную команду, и мы наконец двинулись по длинному туннелю, за которым разливался свет и можно было определить какую-то суету, которая с приближением режиссёра и меня вместе с ним становилась всё обширнее и сильнее.
Пока я дожидался в коридоре, в глубине театра было всё тихо и спокойно: кто-то разговаривал или смеялся, один раз я слышал голос, вещавший что-то по радиоприёмнику, зато теперь обнаружилось бурление, почти как в кипящем котле с грешниками: уборщицы вовсю сновали со швабрами, отдирая застарелую грязь, кто-то застучал молотком и сразу из нескольких мест посыпались чёткие и разборчивые команды: рабочие сцены что-то носили, выстукивая тяжёлыми подошвами ясные и устойчивые ритмы, с которыми спорили взвизгивания электродрели за сценой и ещё какой-то непонятный шум. Мы выбрались наконец на сцену, и режиссёр критически оглядел всё происходящее: возможно, он хорошо понимал, что его постоянно надувают; но после недолгого раздумья он неожиданно рявкнул на весь зрительный зал. – «Ерофеич!! Почему не готовы декорации?!» – Сразу же работа остановилась: я заметил, какими испуганными глазами все смотрят в нашу сторону, не прекращая всё-таки работы окончательно, но в готовности в любой момент возобновить процесс. Режиссёр постоял, оглядываясь: видимо, он собрался ещё что-то крикнуть на весь зал, но из-за сцены наконец вынырнул мужичок и покорно двинулся к нам. – «Ты где прячешься?! Почему не готовы декорации? Мы о чём договаривались?» – Мужичок остановился. – «Что молчишь?» – «Так ведь… не выходит никак. Они что говорят? Пускай нам зарплату прибавят: тогда и будет всё в срок. А так – нет.» – «Выгнать их к чёртовой матери…» – «А кто работать будет? Разве кто-то к нам пойдёт – на такую зарплату? Я ведь сам с ними работаю: ну это я, я уже двадцать лет при театре, а с ними какой может быть разговор?» – Он даже всхлипнул. – «Но когда надо будет, мы всё сделаем: в этом уж не сомневайтесь, Илья Николаевич.» – Он повёл глазами в ту сторону, откуда только что пришёл: как бы подавая знак, что надо идти работать дальше, и режиссёр кивнул в ответ. Сразу же всё вокруг забурлило, как и до того, если не больше: рабочие передвигались уже рысцой, уборщицы скоблили и тёрли пол ещё энергичнее, и молотков стало уже два: кто-то ещё, видимо, сачковавший до того, включился в процесс. – «Вот видите: только так с ними можно, а по-другому не выходит. Вы пока сядьте в зале: у нас сейчас всё равно репетиция.» – Он показал мне рукой, где лучше спуститься, а сам отправился за кулисы: видимо, доводить до ума какие-то дела.
Я медленно подошёл к краю сцены: здесь находилась та самая площадка, на которой страдал и мучился всю недолгую жизнь мой кумир: она знала и его Гамлета, и мрачного Отелло, и кучу разных неудобоваримых поделок, которые каким-то чудом Р. умудрялся поднимать до подлинных высот, разливая с этой сцены блеск и сияние, мало кому доступные. Это было так давно, и кроме того я всего один раз смог увидеть его на сцене живьём, и только многочисленные записи со спектаклями и немногие фильмы, где он сыграл какие-то роли, оставляли нам живой немеркнущий образ великого артиста. Но здесь оставались продолжатели и наследники, и интересно было всё-таки узнать, над чем же сейчас они работают.
