Татьяна де Росней - Сердечная подруга
– Я хотела, чтобы она отреставрировала другую картину. Но первое, на что Констанция обратила внимание в этом доме, был портрет молодой женщины. Он достался мне в наследство от престарелого дядюшки-итальянца. Я прекрасно помню этот момент… Констанция была заинтригована. Она попросила позволения снять портрет со стены и поднесла его к окну, чтобы рассмотреть при дневном освещении. Я разрешила ей забрать картину в комнату, переоборудованную под мастерскую, чтобы она смогла исследовать портрет, а потом согласилась на реставрацию. Мы пожелали друг другу спокойной ночи. Утром она рассказала мне о своих предположениях относительно авторства картины.
Особенный голос Пандоры Ландифер прекрасно подходил для озвучивания истории этого таинственного портрета. Она говорила неторопливо, временами делая паузы, чтобы проглотить кусочек курицы или выпить глоток вина. Я с нетерпением ждал продолжения рассказа.
Чтобы очистить портрет, Констанция установила его на мольберт и направила на него лампу. Сначала нужно было изучить текстуру полотна, чтобы не испортить его слишком сильным растворителем. Очень ответственный момент: прежде чем приступить к работе руками, свою работу должны выполнить голова и глаза.
Она пальцами исследовала поверхность картины, перевернула ее, осмотрела деревянную основу. Портрет был написан темперой на дереве. Излюбленный прием мастеров Кватроченто… Неужели картина настолько древняя? Если так, она прекрасно сохранилась. Констанция тщательно изучила каждую деталь. Ей приходилось видеть столько копий! Увлечение искусством Ренессанса в прошлом веке привело к тому, что Италию наводнили искусно выполненные подделки.
Невзирая на скопившуюся на поверхности грязь, картина была в прекрасном состоянии. От воздействия времени живописный слой спас толстый слой лака. Констанция провела по нему рукой, потом потерла, смочив палец слюной. Затем подготовила все необходимое для работы – вату, кисти и бутылочки. В ее искусных, как у волшебницы, руках картина лишилась покрывавшего ее слоя коричневатой грязи. Контур лица стал четче, а само оно наполнялось жизнью с каждой минутой. Женщина… Волосы причесаны на старинный манер. Такие прически носили в Италии. Художник изобразил на картине свою современницу. Но в чьей мастерской она появилась на свет? Констанция знала: еще слишком рано задаваться вопросом об авторстве. Сколько раз специалисты ошибались, преждевременно поддавшись восхищению!
Профиль женщины мало-помалу обретал тонкость и прозрачность. На первых порах Констанция полагала, что речь идет о пожилой даме, настолько кожа модели казалась серой, щеки – раздутыми и поблекшими от прожитых лет. Но чем меньше на полотне оставалось грязи и желтоватого лака, тем моложе становилась женщина, пока наконец не стало ясно, что это – юная девушка.
Невзирая на решимость сохранять хладнокровие, Констанция ощутила в душе странное волнение. Почти всю ночь она провела над картиной, с осторожностью освобождая ее от загрязнений и пыли. Теперь ей предстояло поработать с фоном. Сперва он казался черным, но после очистки приобрел темно-зеленый оттенок, который подчеркивал красоту белокурых волос натурщицы и цвет ее платья.
Констанция как раз заканчивала снимать слой желтого лака, когда в нижней части портрета, словно по волшебству, проступили буквы. Она почистила это место и смогла прочесть вслух:
ANIMA. VGIELLIN. A. PAVLI. OPERAКонстанция не знала, что и думать. Кто же написал эту картину? И что означает эта надпись на латыни? Неужели ей посчастливилось поработать с настоящим шедевром? Сердце забилось как сумасшедшее, ей стало трудно дышать. Она долго рассматривала портрет девушки, но незадолго до рассвета усталость взяла верх и Констанция легла спать. Когда на следующий день она открыла глаза, высохшая картина уже ждала ее, сияя вновь обретенной яркостью красок.
Констанция села на постели и замерла, не дыша. Этот чистый профиль, искусно прорисованная лента… Она уже видела подобные. И эту белую, почти прозрачную кожу, тонкие веки, длинную шею цвета слоновой кости, эти белокурые волосы… Она подошла к портрету, чтобы полюбоваться красками, оживленными ее стараниями, игрой тени и света, изяществом черт девушки-натурщицы. Эта картина была написана великим мастером. Теперь она была в этом уверена. Но кто этот мастер?
Она сразу же подумала о Паоло Уччелло. Она провела так много часов над полотном «Битва при Сан-Романо», возвращая яркость краскам и даря новую молодость таланту художника, что теперь узнала бы его по манере письма среди тысяч. Чем внимательнее она изучала портрет, тем меньше у нее оставалось сомнений. И все же она старалась сохранить выдержку и не поддаться возбуждению, о чем впоследствии могла бы пожалеть.
Прежде чем делать выводы, картину следовало показать специалистам. Она знала единственного человека, суждению которого можно было довериться абсолютно, – профессор Грациани, эксперт по Кватроченто, с которым ей довелось работать. Но как убедить Пандору? Она знала, что баронесса на дух не выносит антикваров и экспертов.
Баронесса улыбалась, глядя перед собой невидящими глазами. Мы закончили ужинать и перешли в гостиную. Долорес принесла чай из лекарственных трав.
– Крошке Констанции удалось без труда уговорить меня принять профессора Грациани. Мы даже назначили день встречи. Ее энтузиазм был так заразителен… Она была само очарование. И такая трогательная… Я относилась к ней как к дочке, которой у меня никогда не было. Или, скорее, как к внучке, хотя мои недотепы сыновья так и не сумели подарить мне ни одной внучки. «Вы только представьте, если это и вправду Уччелло! – повторяла она. – Вы подарите его галерее Уффици, правда, Пандора? Он должен быть там, вместе с «Битвой»! Представьте, какой великолепный подарок вы преподнесете Италии, какой прием устроят этой картине!»
Внезапно лицо Пандоры Ландифер померкло. Тяжесть прожитых лет исказила ее улыбку. Теперь передо мной сидела старуха – прабабушка, ослабленная болезнью. Она продолжала хриплым шепотом:
– После смерти Констанции проснулся рак, с которым я сражалась много лет. Болезнь прогрессировала стремительно. Я отменила визит эксперта. Окружающие решили, что я на смертном одре. Сыновья начали ссориться из-за наследства. Но, как видите, я до сих пор живу. Мой час еще не пробил. Это грустно и тяжело – доживать жизнь. Мы цепляемся за і о время, что нам осталось, и с нетерпением ждем смерти, надеясь, что она станет освобождением. Но ведь никто не знает, что ждет нас там, по ту сторону. И думать об этом страшно. Иногда мне кажется, что одной ногой я стою уже в могиле, а другой – здесь, в мире живых…
В шале было жарко. Я не очень хорошо различал слова баронессы. Курица с лимоном – диетическое блюдо, и все же в желудке ощущалась неприятная тяжесть.
Внезапно пришло осознание, что мне плохо. Симптомы были те же самые, что во Флоренции, – слабость, головокружение.
Во рту пересохло, я сильно вспотел; тело вдруг отяжелело, суставы расслабились, и я провалился в сонливость. Голова моя откинулась назад.
Издалека до меня донесся голос баронессы. Неужели она зовет меня со второго этажа дома? Я чувствовал прикосновение ее рук к моему лицу, ее дыхание у меня на щеке.
Но у меня не было сил ответить.
* * *Я проснулся на кровати в незнакомой комнате со стенами лавандового цвета. На мне была надета старомодная мужская рубашка.
Из окна открывался прекрасный вид на горы. Был день, ярко светило солнце.
Я подумал, что просто слишком долго спал, но когда провел рукой по подбородку, то обнаружил довольно-таки отросшую щетину. Я посмотрел на свои руки: ногти были коротко острижены.'Кто-то снял с меня часы. Так сколько же времени я провел в этой постели?
Баронесса, сидя возле моей кровати, читала роман Генри Джеймса. Я какое-то время рассматривал ее, потом спросил, где я. Звук моего голоса заставил ее вздрогнуть. Она отложила книгу и с улыбкой сказала:
– Вы до сих пор в шале «Ландифер».
– И как долго я здесь?
– Скоро неделя, мсье Бутар.
– Неделя! – воскликнул я и снова потрогал свой заросший подбородок.
– Знали бы вы, как я испугалась, когда вы потеряли сознание в гостиной! А когда пришли в себя, выяснилось, что вы потеряли память! Но теперь, спасибо Господу, вы снова с нами, мсье Бутар.
– Можете называть меня Брюс.
Она качнула густыми седыми волосами.
– Договорились. Мне это будет приятно. Я привязалась к вам за время, пока ухаживала за вами днем и ночью, как мать. Но и вы зовите меня Пандора… – Собственное имя она произнесла с огромным удовольствием.
– Пандора, вы можете объяснить, что со мной?
– Ваш многоуважаемый профессор говорит, что у вас новый кризис отторжения, более сильный, чем предыдущий. Вам нужно еще какое-то время побыть в постели, принимать лекарства. Потом вас перевезут в Париж. Профессор распорядился, чтобы вы пока оставались здесь. Он ежедневно общается с доктором Надельхоффером, моим личным врачом из Клостерса, который каждое утро приезжает вас осмотреть. Так что вы в надежных руках. Признайте, гораздо приятнее находиться в комфортабельном шале, нежели в клинике!
