Диана Чемберлен - Ребенок на заказ, или Признания акушерки
– Ты хорошо выглядишь, – улыбнулась я, придвигая стул.
– Я позволил им побрить меня. – Дрожащей рукой он провел по подбородку. – В твою честь.
– Я привезла тебе хлеб с тыквенными семечками, – сказала я. – Я оставила его у твоей помощницы, и она принесет тебе его к обеду.
– Всегда любил твой хлеб с тыквенными семечками, – произнес он.
– Это потому, что ты сам научил меня его печь.
– Вздор! – Он с улыбкой покачал головой. – К десяти годам ты уже обогнала меня в приготовлении выпечки.
Он взглянул прямо на меня, и мы оба посерьезнели.
Медсестра сказала, что он хочет видеть меня одну, без Дженни и Теда, и я поняла, что дедушка относится к этому моему посещению как к своего рода прощанию. От одной этой мысли у меня на глазах выступили слезы.
– Не плачь, – сказал он. – Я ведь тебе еще ничего даже не говорил.
– Ты хотел видеть меня одну. – Я взяла его за руку.
Он кивнул.
– Мне нужно поговорить с тобой, и я боюсь, что для тебя это будет шок.
Я сжала губы, не представляя, к чему он клонит. Он казался озабоченным.
– Я в отличной форме, – сказала я. – Ты можешь сказать мне все.
– У тебя есть хорошая подруга, – начал он. – Ноэль Дауни.
За прошедшие годы он встречал Ноэль несколько раз, но я не могла понять, почему он заговорил о ней сейчас. Я не говорила ему о ее смерти. Казалось, для этого не было оснований, и что-то в его голосе подсказало мне не делать этого и сейчас.
– Да, – кивнула я.
– Ноэль – твоя единоутробная сестра.
Я наклонилась к нему, сдвинув брови. Несколько раз за последние недели он говорил что-то, не имевшее смысла, например «в спальне бабочки» или «они постоянно дают мне на завтрак спагетти». Сотрудники хосписа говорили мне, что это действие лекарств. Опять, что ли, происходит что-то в этом роде?
– Что ты хочешь сказать, дедушка? – спросила я.
– То, что я сказал. Она – твоя единоутробная сестра и моя внучка. Мы считали, что тебе лучше этого не знать.
– Я… объясни мне, пожалуйста…
– Да. – Он отвернулся от меня и смотрел в окно на прилизанный ландшафт. – Я не могу умереть, не сказав тебе правду о Ноэль. – Из каждого его глаза вылилось по слезинке. Я достала бумажную салфетку и промокнула его щеки. Мой мозг пытался усвоить его слова.
– Твоя мать в пятнадцать лет родила ребенка, – сказал он.
Дыхание у меня прервалось, и я откинулась на спинку стула.
– О нет! – Я пыталась представить свою мать подростком. Как она обнаруживает, что беременна. Как пытается найти решение. – Ты говоришь, что… что этим ребенком была Ноэль?
Он облизал пересохшие губы.
– Сьюзен в это время гуляла с Фрэнком. Но забеременела она от другого. Мы ничего не знали, пока ее положение не стало очевидным. Фрэнк тоже ничего не знал. Никто ничего не знал – так хотела Сьюзен. Мы отправили ее к Лете, сестре твоей бабушки, в Робсон-Кантри. Сьюзен сказала Фрэнку… не знаю точно, что она сказала Фрэнку. Что Лета больна и ее просили помочь. Лета нашла акушерку, чтобы о ней позаботиться и… и, так сказать, покончить с этой проблемой.
Акушерка? Ноэль? У меня в голове вдруг все перепуталось.
– Я не понимаю, как…
– Акушерка хотела иметь ребенка, – сказал он. – Она и ее муж удочерили девочку.
– Но откуда ты знаешь, что это была Ноэль? – спросила я. Я почувствовала острую боль в груди, как будто потеря моей ближайшей подруги начала превращаться в еще большую потерю, какую только можно себе представить.
– Когда твои родители переехали в Калифорнию, твоей матери захотелось найти свою дочь, – сказал он. – Однако она воздержалась. Она боялась сказать правду твоему отцу после всех этих лет. Боялась, что он рассердится за то, что она ему лгала. Но, в любом случае, твоя мать знала фамилию и адрес акушерки. Я полагаю, было не так уж трудно узнать фамилию Ноэль. Сьюзен узнала все незадолго до своей смерти, но мы никогда не подозревали, что ты дружишь с ее… с Ноэль. Мы были поражены, бабушка и я, когда ты впервые упомянула о ней. Это было простым совпадением, что вы обе поступили в Университет Северной Каролины, но стать друзьями… – Он покачал головой и долго смотрел на меня. – Ты думаешь, что она каким-то образом узнала?
Я подумала о завещании Ноэль. О том, что она назначила меня душеприказчицей. Я вспомнила свое удивление, когда узнала, что семьдесят пять процентов своих средств она оставила Дженни. Вспомнила, как мы с Тарой познакомились с ней у нас в комнате в общежитии. Даже годы спустя мы шутили по поводу того, как странно вела себя Ноэль в тот день, расспрашивая меня о семье, о моей фамилии, о моих дедушке и бабушке.
– Она знала, – с трудом выговорила я. – Я не знаю, откуда, но она знала.
– Твоя бабушка и я решили держать это в тайне, поскольку твой отец ничего не знал. Мы не хотели опорочить в его глазах память Сьюзен. Но теперь твоего отца уже нет в живых, и я тоже скоро покину этот прекрасный мир, так что пора. – Он взглянул на меня с надеждой в голубых глазах. Я всегда любила его глаза, и неожиданно увидела в них Ноэль. – Я хочу попросить тебя об огромном одолжении, Эмерсон, – сказал он. – Только если это тебя не затруднит. Я знаю, что прошу слишком многого.
Я кивнула.
– Проси, чего только захочешь.
– Я хочу, чтобы она узнала правду. Я хочу провести с ней какое-то время. С моей внучкой. – Губы у него задрожали. Я не могла этого вынести. – Можно это устроить?
– О, дедушка! – Я снова взяла его за руку, держа ее своими двумя руками. И я рассказала ему ту часть истории Ноэль, которую я знала. Окончание.
28
Тара
Уилмингтон, Северная Каролина
Мы с Эмерсон сидели, обнявшись, на черном крыльце дома Ноэль и смотрели в сторону садика.
Мы ожидали Сюзанну, которая должна была подъехать, и надеялись, что она станет новой жилицей. Срок аренды ее старого дома истекал весной, что вполне устраивало Эмерсон и Теда, которым нужно было время подремонтировать дом.
За годы Сюзанна бывала в доме много раз, но он находился в таком состоянии, что, когда Эмерсон спросила, не хочет ли она его снять, Сюзанна состроила гримасу, прежде чем ответить «может быть». Сейчас при осмотре ей придется не замечать исцарапанных полов, грязных стен и пустых мест в кухне, куда предстояло поместить новую бытовую технику. Надо надеяться, что она увидит только хорошее, потому что нам хотелось, чтобы здесь поселился кто-то, кто любил Ноэль.
Мы также хотели выяснить, не было ли ей известно больше, чем нам, о последних годах практики Ноэль. В этом мы сомневались, потому что Сюзанна сама была поражена, узнав, что Ноэль бросила акушерство, но несколько вопросов стоило задать в любом случае.
Больше всего, однако, мы снова переживали смерть Ноэль, на этот раз уже как сестры Эмерсон. Мы просидели более получаса, вспоминая нашу жизнь в общежитии Гэллоуэй, где Ноэль подружилась с нами. Нам очень льстило тогда, что эта взрослая девушка – эта женщина – стала нашей подругой, избрав нас, а не каких-либо других девушек с нашего этажа. Почему она не сказала Эмерсон, что она все знала? Если бы только она это сделала! Если бы они с Эмерсон открыто признали себя сестрами! Истина многое прояснила. Неудивительно, что я иногда чувствовала себя третьей лишней. Неудивительно, что Ноэль любила Эмерсон больше, чем меня. Как жалко, что Сэма уже нет, а то я рассказала бы ему об этом. То-то бы он изумился.
Мы решили не говорить пока ничего Дженни и Грейс. Жизнь в настоящий момент была слишком сумбурна, к тому же Эмерсон нужно время, чтобы самой как-то освоиться с полученным известием. Она, конечно, рассказала Теду, а я, с ее разрешения, Йену. Вчера вечером он приходил ужинать, пока Грейс и Дженни были в кино. Я чувствовала, что с Йеном мне лучше встречаться тайком. Между нами была только добрая, все растущая дружба, но Грейс относилась к нему настолько отрицательно, что мне было даже неловко упоминать при ней его имя.
Он очень удивился, когда я рассказала ему о Ноэль и Эмерсон. Стоя посреди кухни, он недоверчиво качал головой.
– Я был помолвлен с женщиной, которую совсем не знал. – Он запустил руку в редеющие светлые волосы. – Знал ли ее вообще кто-нибудь? Наверно, она была очень одинока. – Я впервые поняла, что он все еще любил Ноэль. Может быть, любви осталось совсем немного, но она по-прежнему светилась в его глазах, звучала в его печальном голосе.
– Привет!
Мы услышали из дома голос Сюзанны. Мы оставили для нее открытой парадную дверь.
– Мы здесь, Сюзанна! – отозвалась Эмерсон, вставая. Она взглянула на меня, кивнув в сторону сада. – Почему бы не показать ей в первую очередь самое лучшее.
Сюзанна открыла стеклянную дверь и вышла с нами на веранду. Ее голубые глаза, как обычно, были широко раскрыты.
Она обняла нас, а потом осуждающе сказала:
– Слушайте, вы обе! Вы должны и мне позволить сделать что-то для моего праздника.
– Все под контролем, – заверила я.
