Бобби Пайрон - Стая
А потом, как иногда бывает в конце осени, погода вдруг переменилась. Стало тепло, ветер казался соленым, точно он дул с океана. Псы резвились в лучах солнца. Я пошел к березе.
Я учуял запах сигарет еще до того, как подобрался к кустам. Спрятавшись в тени высокой сосны, я прислушался.
Я слышал голоса. Слышал грубый смех. Но я не слышал голоса женщины в шляпке.
Я забрался на сосну. На ней были иголки, в них легко было спрятаться. С верхней ветки я мог видеть полянку с ручьем и березой.
Там стояли трое мужчин в черных сапогах, серых кителях с блестящими пуговицами и в фуражках. Милиция! Один из мужчин был сыном женщины в шляпке.
– Значит, твоя мать кантовалась в лесу с одичалым ребенком? – спросил самый низкорослый из трех милиционеров.
Все рассмеялись.
– Ни с кем она не кантовалась! – рявкнул ее сын. – Она приходила сюда рисовать. Говорит, мальчишка тоже сюда приходит. С несколькими псами.
– Наверное, один из пацанов со свалки, – предположил третий. – Отвратительно, сколько бомжей живут там со своими детьми.
– Я вот считаю, что надо согнать всех этих бомжей и их отродье, посадить на поезд и отправить в Сибирь, – заявил низкорослый.
– Я матери говорил, что ребенку не прожить со стаей диких псов, но ты же знаешь мою мать. Она не отстанет, пока я не найду этого мальчишку.
Его сотрудники сочувственно кивнули.
– На улицах таких мальцов полно, – протянул милиционер. – Развелось как блох.
Трое милиционеров курили, притопывая. Временами они ворошили палую листву, будто я мог спрятаться там.
Женщина в шляпке хотела найти меня! Она отправила своего сына и этих милиционеров, чтобы они меня нашли. Но почему она сама не пришла? Может быть, для нее сейчас слишком холодно? А может, она боится поскользнуться и упасть, как боялась бабушка Инна?
А потом меня осенило: она готовится ко встрече со мной! Она убирает дом! Да, она наверняка живет в большом доме, раз ее сын – милиционер. Она пустит нас с собаками жить с ней. Она помоет нас, накормит, сварит нам кашу. У меня будут книжки. Я опять буду спать в кровати (с псами, конечно) и есть из тарелки. И я буду самым лучшим мальчиком.
Ветер начал качать ветку, на которой я сидел.
– Ладно, – сказал сын женщины в шляпке. – Давайте тряхнем бомжей со свалки. Может, они что-то расскажут о мальчишке.
Они бросили окурки в снег.
– Как ты узнаешь, что это он? – спросил низкорослый.
Сын старушки достал из кармана лист бумаги.
– Вот, она его нарисовала.
Милиционеры уставились на лист.
– И правда, похож на дикаря, – покачал головой третий милиционер.
Низенький расхохотался.
Я нахмурился. Посмотрим, кто из нас будет смеяться, когда я приму ванну и переоденусь в чистое.
Сын женщины в шляпке сложил лист.
– Она называет его Маугли. Это сводит мою жену с ума. Не знаю, о чем я думал, когда перевозил мать к себе. – Он прижал фуражку к голове, чтобы ее не унесло ветром. – Трое взрослых и двое детей в двухкомнатной квартире… – Он покачал головой.
У меня засосало под ложечкой.
– Что же нам с ним делать, когда мы его найдем? – спросил третий милиционер.
Сын женщины в шляпке сунул в карман этот рисунок – там был изображен я, ее Маугли.
– Отправим его в сиротский приют, конечно, – сказал он. – А ты как думал? Селить его у себя, что ли?
Все они расхохотались.
Когда милиционеры ушли, я ухватился за ветку дерева, чувствуя, как это слово давит мне на живот.
«Приют».
Той ночью я прижался к моим псам крепче, чем раньше.
– Ты была права насчет той женщины в шляпке, – шепнул я Мамусе. – Ты, Дымок и Луна, вы все были правы. Надо было вас послушать.
Мамуся принялась вылизывать мне лицо, точно говоря: «Ничего, не думай об этом».
Я погладил Луну.
– Просто так приятно было говорить с тем, кто может ответить.
«Она не любила тебя, Мальчик» – Дымок придвинулся поближе к Ушастику.
– Я знаю, – прошептал я. – Но я думал, может быть, она полюбит нас, подарит нам дом, где нам будет тепло.
«Твое место – рядом с нами, Мальчик». Я почувствовал дыхание Дымка на моем лице.
Я больше не возвращался к березе. Маугли исчез.
Глава 47
Охота
Я рылся в мусорном баке в парке развлечений. Впервые за много недель бак и урны были полны. Может быть, мусорщики опять бастовали, а может, сегодня был какой-то праздник, о котором я позабыл. За годы жизни с псами я позабыл о многом.
Я вспомнил, как женщина в шляпке спросила меня, сколько мне лет. Я не помнил. Шесть? Семь?
Ушастик, прихрамывая, шел за мной по площадке, на которой люди танцевали летними вечерами.
– Может, мне уже семь. Или даже восемь.
Мне нравилась мысль о том, что мне уже восемь. Восьмилетним можно много такого, чего нельзя пятилетним.
На бетонную площадку упала тень. Я остановился. Наверное, это облако закрыло лик луны?
– Вон он! – крикнул кто-то.
Ушастик зарычал.
Повсюду была милиция!
Присев на корточки, я зарычал.
– Не торопитесь. – Я узнал этот голос. Это был сын женщины в шляпке. – Не спугните его.
Бросив пакеты с едой, я пустился наутек.
Сын женщины в шляпке протянул ко мне руку.
– Все в порядке, мальчик. Мы здесь, чтобы помочь тебе.
Я покосился на пруд с утками. Остальные псы отправились на берег, чтобы поохотиться на крыс. Запрокинув голову, я завыл. Ушастик присоединился к моему зову.
Один из милиционеров рассмеялся.
– Надо его в цирк отдать, а не в приют.
– Заткнись, – прикрикнул на него сын женщины в шляпке. – Давай. У меня есть вкусная конфетка для такого хорошего мальчика, как ты.
Оскалившись, я зарычал. Я почувствовал, что псы уже близко.
– Давайте просто набросим на него сеть. Покончим с этим.
Сын женщины в шляпке едва заметно кивнул.
Сердце колотилось у меня в груди. Пора было бежать. Я хлопнул в ладоши. Луна, Месяц, Дымок, Везунчик, Мамуся и, конечно же, Ушастик, выскочили вперед, рыча и лая.
– Ах ты, Матерь Божья! – завопил один из милиционеров. – Вы только посмотрите, сколько их тут!
Дымок и Везунчик закрыли собой всех остальных, держа хвост трубой. Глаза Дымка отливали желтым в холодном лунном свете.
– И что нам делать теперь? – спросил милиционер с сетью, отступая.
Дымок и Везунчик присели, изготовившись к прыжку.
«Беги, Мальчик».
Я бросился бежать. Я бежал со всех ног. Крики, рычание, лай, вопли, визг стали громче. Меня затошнило.
Вскоре я услышал, как меня догоняют собаки. Шорох их шагов успокаивал меня. Я прислушался, не бегут ли за мной милиционеры, но уловил лишь бешеный стук своего сердца. Псы прыгнули в ручей, подбежали к березе. Я пересчитал их – раз, два, три, четыре… Их было всего четыре!
Я тихонько свистнул. Все собрались вокруг меня – Везунчик, Мамуся, Луна, Месяц. Где же Дымок и Ушастик?
Ну конечно! Почему я так глуп? Ушастик не мог угнаться за всеми остальными. А Дымок, наверное, его защищает.
– Останьтесь здесь, – приказал я. – А ты, Везунчик, пойдешь со мной. – Я тронул его за ухо.
Мы помчались назад – через ручей, мимо березы, по лужку, по дороге, ведущей к парку отдыха. Я услышал топот и тяжелое дыхание.
– Я ничего не вижу! – крикнул кто-то.
Глухо гавкнув, Везунчик задрал хвост.
На лужайку, залитую лунным светом, выбежали Ушастик и Дымок.
Я бросился через луг и подхватил Ушастика на руки. Топот приближался. Послышался гудок машины. Кто-то ругнулся.
– Бегите! – сказал я Дымку и Везунчику. – Остальные впереди.
Везунчик помчался в лес.
«Я останусь», – сказал мне Дымок.
– Нет, – отрезал я. – Беги.
Я побежал со всех ног, прижимая Ушастика к груди. Дымок несся рядом со мной.
«Они уже близко». Он прижал уши к голове.
Остановившись, я оглянулся. Вот то, что мне нужно: впереди возвышалась огромная сосна.
– Беги, – приказал я.
Подбежав к дереву, я схватился одной рукой за ветку, второй прижимая к себе Ушастика. Он сидел тихо-тихо. Устроившись в переплетении ветвей, я посмотрел вниз. Глаза Дымка поблескивали под кустом.
Я коснулся губами макушки Ушастика.
– Ш‑ш‑ш, – прошептал я, стараясь успокоиться.
На лужайку вбежали милиционеры. Один прихрамывал, у второго оторвался рукав, третий прижимал ладонь к груди – судя по всему, он был ранен. Сын женщины в шляпке потерял фуражку. Все они запыхались.
Ушастика била дрожь.
– Куда теперь? – рявкнул один из милиционеров.
– Безумие какое-то. Гоняться за мальчишкой по лесу ночью. Мы ничего не увидим, – сказал другой.
– Вернемся, когда будет светло, – заявил сын женщины в шляпке.
– И где нам его искать? – осведомился хромой. – Ты знаешь, сколько тут гектаров леса? Парень может быть где угодно.
