Мануэль Скорса - Бессонный всадник
Сыновья Инри Кампоса разъехались в разные стороны. Сеферино было поручено тщательно охранять стариков, что ехали на ослах, и он приказал своим людям подтянуть подпруги. Селестино старательно проверил драгоценную поклажу – воду.
– Вперед! – воскликнул Инри Кампос.
В ответ загремели барабаны. Мы тронулись в путь. Под пение труб и рокот барабанов спустились в долину, перешли реку Чаупиуарангу и начали подъем. Солнце палило нещадно. Ночь застала нас возле Чакайяна. Старикам и детям всегда тяжко в пути. Жители Чакайяна, запуганные угрозами дона Медардо де ла Торре, не приняли нас. Пришлось сделать привал под открытым небом. И только когда стемнело, жители Чакайяна осмелились немного помочь нам – принесли кукурузы, вареной картошки, вяленого мяса. Сыновья Инри Кампоса объезжали лагерь, перевязывали раненых, успокаивали стариков, забавляли детей, давали холодную воду тем, кто пострадал от палящих солнечных лучей.
Солнце разбудило нас. Птички сичас пели. Женщины готовили завтрак. И вот начался подъем. Можно ли забыть такое? Оба Молье, отец и сын, скатились в ущелье. Первый – потому что был стар, второй – потому что пытался спасти отца. Тук-тук-тук – стучали их падающие тела. Инри Кампос встал на колени.
– Это были настоящие мужчины, и умерли они при свете солнца. Я завидую, их смерти, буду завидовать их славе. Я был бы рад, если бы люди гордились мною так, как я горжусь отцом и сыном Молье. Вперед!
Мы двинулись дальше. Пересекли ущелье. Когда спускались, на нас накинулась ночь. Сыновья Инри Кампоса объезжали лагерь, раздавали воду, успокаивали. Люди погрузились в тяжелый сон. Но я не спал. Я стоял, я смотрел, как поднимается солнце.
– Солнце не любит нас. Оно за господ, – простонал Эустакио. Он упал во время спуска и теперь хромал. Нога совсем отказала. Хромой Эустакио – его и сейчас так называют.
– Ты ошибаешься, – отвечал я. – Солнце сжигает наши тела, но зато оно иссушает реку Мантаро. Только сейчас, во время засухи, и можно найти брод.
Весь день мы спускались. Страшный спуск! Держась за руки, мы медленно продвигались вниз. Проклятый спуск! Мы даже не знаем, где нашли могилу братья Больярдо. Счастливцы! Я называю счастливцами тех, кому довелось умереть, не увидев, как люди жалеют о том, что сделали, а не о том, чего не сделали. На дне ущелья мы снова остановились на привал. Ослабевшие, больные, израненные… Уговоры сыновей Инри Кампоса уже не действовали. Эустакио, тот, которого и по сей день называютХромым, упал на колени.
– Инри Кампос, золотое сердце, не сердись на меня. Моя душа летит за тобой туда, к тому единственному в мире клочку земли, который я мог бы назвать своим, но тело мое, моя больная нога не хотят идти. Я не могу больше. Инри, старший брат мой, я слаб, я жалок. Молю тебя – позволь мне вернуться.
– Ты возвращаешься в рабство, Эустакио.
– Прости и блогослови, великий брат мой.
– Ты будешь кормиться объедками от свиней.
– Такая уж моя доля.
Вдова Больярдо тоже упала на колени.
– Инри Кампос, благородно твое сердце, но и ты не в силах вернуть мне моих дорогих сыновей. Они жили вместе и умерли вместе. У меня нет больше будущего – одно только прошлое.
– Именем твоих прекрасных сыновей, на веки живых в памяти жителей Янакочи, заклинаю тебя: не возвращайся. Осталось всего несколько дней.
– Инри Кампос, золотое сердце, не гневайся. Мое тело изранено и душа тоже. Благослови меня.
– Я не сужу вас, – сказал Инри Кампос.
Понсиано Гуадалупе, недавно женатый, указал на свои ноги – все в ранах.
– Я тоже не могу идти дальше.
– И тебя я не осуждаю. Может быть, ты возвращаешься потому, что тело юной жены призывает тебя. Ладно! Возвращайтесь! Мой сын Гумерсиндо проводит вас.
Инри Кампос подозвал меня.
– Раймундо Эррера, ты объедешь лагерь и спросишь, кто еще не может идти дальше.
Сто человек захотели вернуться. Гумерсиндо Кампос собрал отряд. Инри Кампос приказал поделить воду. Мы попрощались с ними и двинулись дальше. Тропа шла круто вверх. Вскоре на склоне мы отыскали пещеры. Зажгли костры. Еда и тепло подкрепили нас. Чтобы развеселить тех, кто ослабел, братья Кампос плясали и пели. Напрасно! Рекис, Криспин, Бонилья и многие другие не увидели рассвета.
Теперь мы опять спускались. Солнце свирепело. У стариков не хватало сил. Мариано Рекис лег на землю.
– Раймундо, – позвал он меня.
– Я здесь, дон Мариано.
– Скажи мне, чудовище ты или чудо? Я тебя знаю с самого детства. Я дрался во время войны с чилийцами. В битве при Мирафлорес лишился руки. Тебе было тогда шестьдесят три года. Я постоянно помню тебя таким. Помню тощее твое тело, ярость твою и страдальческий взгляд. Раймундо Эррера, кто ты? Скажи мне, я хочу узнать перед смертью.
– Ты не умрешь. Осталось всего три дня пути до Пангоа.
– Я не увижу Пангоа, Раймундо. Так уж мне на роду написано. Я не хочу, чтобы из-за меня вы замедляли свой шаг… Я видел лицо будущего. С меня довольно.
– Я поставлю возле тебя тыкву с водой!
– Не надо.
– Возьми! Если ты останешься здесь без воды, вовеки неутолимой будет моя жажда.
Мы спускались дальше. И вот внизу, под умирающим солнцем, Увидали медленно извивающуюся лучезарную ленту.
– Река Мантаро! – как безумный, завопил Сеферино Кампос, – Париакака родился из пяти яиц! Да славится вовек! – закричал я.
Люди, наши измученные люди ожили. Мы стали лагерем.
Женщины взялись за готовку. Сыновья Кампоса охраняли воду – ее давали теперь только старикам и детям. Но что нам жажда, что бессонные ночи, усталость! Новая Янакоча совсем близко! Ноги наши подгибались от слабости, но мы спускались. Мы пели, кричали. К полудню добрались до Мантаро. Вокруг было много хвороста. Запалили костер, поели. Мы веселились, пели песни. Инри Кампос знал прежде брод, но с тех пор, как он побывал в Гран-Пангоа, прошло много времени, и река изменила русло.
– Братья мои! Вы выросли среди неподвижных гор, вы не знаете: природа в этих местах изменчива, словно женщина. Реки в сельве капризны – то разливаются, то превращаются в ручейки, Раймундо Эррера и Сеферино Кампос соберут отряды и пойдут на поиски брода. Остальные пусть отдыхают. Я же возьму нескольких хороших стрелков, и мы отправимся охотиться на уангана.[18] Увидите, какое вкусное мясо мы вам принесем! В сельве без всяких пастухов пасутся чудесные животные. Анибаль Кинто, ты кормился улитками, добывал их со дна озера. Так вот знай: в здешних реках рыбы доверчивы, они не ведают еще, как хитер человек.
Я отправился на юг, Сеферино – на север. Днем мы увидели песчаную отмель, и на ней – тучи попугайчиков. Здесь была тихая заводь и брод в триста метров шириной.
Я вернулся к своим.
– Есть брод! – закричал я еще издали.
Братья Кампос тщательно готовили людей к переходу. Они были сильны и ловки и все-таки ничего не могли поделать – течением унесло маленького сына Магно Сиприано. Даже тела не отдали жадные воды.
– Я не плачу, – сказал отец. – Тем, кто похоронен на кладбище, приносят цветы, но цветы увядают. А над моим сыном вечно будет цвести белая пена. Вперед!
На другом берегу обезьяны встретили нас визгом. Попугаи как безумные кричали в вершинах огромных деревьев. Среди стволов и лиан виднелись крыши.
– Это селение амауаков, – сказал я.
Инри Кампос выступил вперед со знаменем.
– Мир вам! – крикнул он. – Несчастные жители Янакочи приветствуют амауаков, прославленных стрелков из лука. Мир вам.
Никто не отвечал. Амауаки покинули свои дома. Зола в очагах была еще теплая.
– Они боятся нас?
– Они знают: те, что приходят к амауакам, приходят не дать, а отнять.
– Может, так, а может, и нет. Амауаки время от времени покидают насиженные места. Такой уж у них обычай!
– Располагайтесь! – приказал Инри Кампос.
Мы с криком разбежались по домам. Наконец-то есть крыша над головой! Что за чудесные места: поблизости река, полная рыбы. Мы бросились в воду. Верите ли? Мы ловили рыбу без сетей, прямо корзинами, а женщины – юбками. Ну и наелись же мы!
Когда рассвело, Инри Кампос собрал нас в том месте, что теперь называлось главной площадью Новой Янакочи. Он объявил: сегодня будем делить землю. Каждый станет землевладельцем, а господ у нас не будет. Сначала Париакака родился из пята яиц. Из пяти яиц вышли пятеро. Париакака боролся с Уайлальо. Триста скал разбили они во время боя! Это была битва света с тьмой. Хитрец Париакака, чтоб победить Уайлальо, превратился в пять дождей: красный дождь, Зеленый дождь, черный дождь, желтый и синий. Париакака победил и разделил мир между нами. А потом пришли люди, которые знали слово «мое». В нашем языке не было такого слова. Будь проклят тот день, когда мы научились произносить его! Я делю землю. Сначала даю вдовам, старикам и сиротам, потом – мужчинам и женщинам. Никто не останется без надела. Именем солнца я делю землю!
Мы громко приветствовали его. Величественный, шагал Инри Кампос, лицо его светилось надеждой. «Здесь будет церковь, – указывал он. – Здесь – школа, здесь муниципалитет. Тюрьму мы строить не будем. Новая Янакоча – земля свободных людей».
