Юрий Винничук - Девы ночи
Я не мог опомниться от новостей, посыпавшихся на мою несчастную голову. Сначала хотелось возмутиться, бросить все и удрать отсюда подальше, но эта горемычная любовь уже успела заполнить меня до краев, я чувствовал, что становлюсь ее покорным невольником, и меня уже не интересует, что за работа меня ждет и с чем она связана.
– Юрчик, прости…
Ее голос стлался так нежно, что я мог теперь простить не только этот фарс, но и что-то более неприятное.
Я подумал, что если бы мне вздумалось в эту минуту поцеловать ее, то она и не сопротивлялась бы. Просто чтобы загладить свою вину. Но я не воспользовался этой возможностью, ведь кто его знает, чьи внимательные глаза могут следить за нами.
– Дзвинка, – отозвался наконец я, придя в себя, – ты подсунула мне эту работу, зная, что меня опять ждут какие-то темные истории?
– Почему сразу темные? Для темных дел существуют темные люди. Тебя брали на эту работу совсем для другого. Насколько мне известно, тебя ждет должность рекламного агента. Или как это называется? Одним словом – берешь альбом со снимками, садишься к Максу в машину и едешь к какому-нибудь боссу на прием. Вручаешь ему альбом. Он просматривает, делает заказ и альбом возвращает назад. Вот и все.
– Ты забыла только уточнить: что должно быть в этом альбоме?
– Ну, это товар для тебя привычный: голенькие девочки. Фирма обеспечивает и гарантирует.
– Ага, так твой муж работает в одной сфере с пани Алиной?
– Да. Но пани Алина сотрудничает с узким кругом клиентов, а у Романа целый бизнес с экспортом включительно.
– С каким еще экспортом?
– Нормальным. Продают девушек за границу. Поедешь в Польшу, Болгарию, Югославию… Золотые пески, Адриатика… Не отправят же они с такой миссией этих дебилов. А ты ведь знаешь славянские языки, правда? Ну, теперь видишь, какую я для тебя малину нашла?
Я вздохнул:
– Теперь вижу. Еще не забылась прошлая халепа[71], а я уже влез в новую.
– Бедненький мой! Но ведь все это только для твоего счастья! Ну, сидел бы ты и дальше на этом заводе и карябал свои дурацкие лозунги. А теперь ты же бизнесмен! А сколько новых тем для романа? Ага, кстати, ты уже закончил писать свой шедевр про наши приключения?
– Я его на одном дыхании написал. Лежит теперь, как и вся остальная моя писанина.
– Обещай мне, что еще сегодня привезешь почитать. Ладно?
– Да мне не жалко… Послушай, а кто выполнял эту работу до меня?
– Есть тут фотограф, Ярко. Но он увлекся наркотиками. Как фотограф он просто ас и выполняет эту работу и дальше. А вот чтобы посещать высокопоставленных особ – это для него уже слишком сложно.
– Так он может на меня обижаться?
– Нет, он уже месяц как занимается одной только фотографией… Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
II
Окна моей комнаты выходили в сад. Хозяева жили наверху и, как я понял, прямо надо мной. Это означает, что когда пану Роману вздумается погарцевать на Дзвинке, у меня будут волшебные минуты для вдохновения.
Кухня находилась внизу в сутерине, там также жила служанка – полная пожилая женщина с пронзительным всезнающим взглядом и большим зобом, который клокотал при каждом ее слове. Дзвинка представила меня холодным тоном, а сама исчезла, имитируя полное равнодушие.
– Можете называть меня пани Зоня. Чтоб вы знали, что тут все у нас расписано по часам. Завтрак в девять, обед в два пополудни, ужин в семь. Вы будете есть с хозяевами. Но если по каким-то причинам опоздаете, то еда будет ждать вас в холодильнике. Вот, тут вам микроволновая печка, разогреете себе поесть.
Я выслушал ее тираду и, улучив паузу, поблагодарил и подался к себе в комнату. Я лег на диван, заложил руки за голову и загрустил. Конечно, деньги мне нужны, но как долго я смогу выдержать такую работу? И удастся ли вырваться с нее после того, как я узнаю обо всем, что здесь творится?
– Отвезешь вот это, – сказал пан Роман на следующий день, вручая мне черный дипломат. – Зайдешь в обком партии и скажешь дежурному милиционеру, что тебя ждет товарищ Бобрик. Поднимешься в его кабинет на втором этаже, вручишь дипломат.
– А что в дипломате?
– Всего-навсего альбом с фотографиями.
Наверное, тот самый альбом, о котором мне говорила Дзвинка.
– Пригласишь его на эту субботу. Да не забудь уточнить, сколько их точно приедет.
– И все?
– Нет. Подождешь, пока он рассмотрит альбом, сделает пометки и вернет альбом назад.
Я сел в машину и всю дорогу, пока мы ехали, боролся с соблазном заглянуть в дипломат, но суровый взгляд Макса не вызывал никакого доверия.
Авто остановилось у обкома, я смерил глазами здание, попасть в которое простые смертные и мечтать не могли. При входе меня остановил милиционер.
– Я к товарищу Бобрику.
– Фамилия?
Я назвался. Милиционер по телефону убедился, что я не вру, и пропустил меня.
Поднявшись этажом выше, я поплелся длинными коридорами, разыскивая укромное местечко. Наконец я нашел его и быстренько открыл дипломат. Там было целых два альбома. Я развернул один и увидел фотографии красивых девушек в самых разнообразных позах. Внизу под снимками были написаны их имена, и больше ничего.
Затем я вытащил второй альбом и когда раскрыл его, даже ахнул. Тут уже на фотографиях были не взрослые девушки, а маленькие девочки. Даже указывался их возраст. Младшей было восемь, а старшей четырнадцать. Девочки были такие же голенькие, как их товарки. У некоторых были уже сформировавшиеся тела с маленькими аккуратненькими грудками и соблазнительными кудряшками на животике, а другие были совсем еще дети. Однако и те и другие демонстрировали, улыбаясь, все свои прелести.
Эге, да ту пахнет жареным! – подумалось мне. Я спрятал альбомы в дипломат и быстренько подался к товарищу Бобрику. В приемной меня встретила жопасто-грудастая дама лет тридцати пяти с буйной шевелюрой, которая возвышалась над головой, словно пороховая башня; ее размалеванный рот расползся в многозначительной усмешке.
– О-о, вы новенький? – спросила она, одним движением глаз оценивая меня с головы до ног. – Товарищ Бобрик ждут.
И, словно беспокоясь, что я сам не попаду в двери, провела меня, положив руку на спину. Ее ладонь была горячей и голодной.
В просторном кабинете за бескрайним столом сидел сам товарищ Бобрик – родной папусик нашей области, перед которым дрожали все. Товарищ Бобрик при желании мог разговаривать и на украинском языке, но я оказался вовсе не тем человеком, который мог вызвать у него подобное желание. Местная легенда гласила, что будто бы настоящая фамилия его была Бобрин, и вообще он не украинец, а еврей. Мне было, по правде, на это начхать.
– Садись, – сказал он мне, отобрав дипломат.
Умелыми руками он открыл замки и добыл оба альбома. Молча, громко сопя под нос, он листал страницы, и время от времени что-то записывал на бумаге. Наверное, имена отобранных девушек.
Когда очередь дошла до следующего альбома, он взглянул на меня внимательно, но я сделал вид, что меня совершенно не интересует ни альбом, ни его персона. К счастью, на столе передо мной лежала кипа газет, и я, вперившись в них, лишь вполглаза следил за товарищем Бобриком. Его мое равнодушие полностью удовлетворяло. Альбом с маленькими девочками приковал его внимание куда сильнее, чем предыдущий. Теперь он переворачивал страницы так медленно, что мне казалось, я до ночи не выйду из этого кабинета.
Вдруг он наклонился к селектору, нажал кнопку и сказал:
– Позови Ярчука. А ты, – обратился он ко мне, – подожди в приемной.
Я вышел. Секретарша предложила мне сесть в кресло, а через минуту появился какой-то толстый, похожий на жабу мужик и исчез за дверью кабинета. Теперь они вдвоем смакуют голенькие тельца и цокают языками от вожделения. Специфичные клиенты у пана Романа.
– Ну, рассказывай, – подала голос секретарша. – Как поживает пан Роман?
– Вполне хорошо.
– Давно я у него не была. А ты с каких пор у него работаешь?
– Со вчерашнего дня.
– Хо-хо! И сразу к товарищу Бобрику?
– Служба, – развел я руками.
– Должно быть, в эту субботу мы придем к вам?
– С товарищем Бобриком?
– Ну да. Что за вопрос? Ах, ты ведь новенький. Как тебя зовут? Юрко? Меня Лида. Слушай, вы бы там что-нибудь и для нас, женщин, придумали веселенькое. А то все одни начальники, так сказать, в расцвете творческих лет. То есть пенсионного возраста. Ой, боже, что я говорю! Это у меня такие шутки. Как там Дзвиночка? Луч света в темном царстве. Роман ее бережет, как зеницу ока. Ах да, на вот, для нее – конфеты финские.
Она дала мне большую цветную коробку. В эту минуту открылась дверь и появился Ярчук. Он положил на стол дипломат и сказал:
– Передай Роману, что в субботу будем.
– В количестве? – встряла секретарша.
– В количестве восьми… нет, девяти, – глянул он на секретаршу, – да, девяти человек.
Я взял дипломат и конфеты, вежливо поклонился и двинулся к выходу.
