Марк Миллз - В ожидании Догго
Джеральдина не походила на человеческое существо – скорее напоминала долго плававшее в море, выброшенное на берег, обветренное непогодой, выбеленное солнцем бревно. Впечатление подкреплялось ритмичными вздохами вентилирующего легкие аппарата – словно волны накатывали на песок и отбегали назад. Но если не замечать прозрачную маску на губах и множество трубок, входящих в тело и выходящих из него, легко было понять, что в свое время она была красивой женщиной.
Я снял с плеч рюкзак и положил на край кровати. Выпустив Догго, сразу зажал ему пасть.
– Тихо!
Он все понял – разве есть что-то такое, что пес не способен понять, – и все же, увидев прежнюю хозяйку, не мог сдержаться и заскулил. Осторожно подошел и несколько раз лизнул в щеку. Ткнулся мордой в шею под правым ухом, с силой толкнул. Потом еще и еще. Пытался расшевелить Джеральдину, вернуть к сознанию. Я понимал, что у него ничего не получится – слишком далеко успела уйти его хозяйка. Повернулся к Эди. Та поняла выражение моего лица и покачала головой.
Догго дважды разочарованно тявкнул, прежде чем я успел успокоить его. Только я решил, что пронесло и его лая никто не услышал, как дверь отворилась, и на пороге появилась Лидия. Зорко окинув помещение, она заметила лежащего рядом с Джеральдиной Догго.
– Что вы себе позволяете? – прошипела она. – Уберите его отсюда.
– У них, кроме друг друга, нет никого на свете, – тихо промолвила Эди.
– Существуют определенные правила!
– Но есть и исключения.
Слова Эди не тронули сестру.
– Я вызову охрану.
Но в тот момент она, к счастью, покосилась на Догго и замерла. Пес смотрел на нее пустыми, лишенными всякой надежды глазами. Внезапно Лидия взглянула на монитор сердечного ритма. Ничего существенного: сердце стало биться немного чаще: 53… 54… 55… Теперь и Догго смотрел на монитор, но, вероятно, лишь потому, что мы все повернули головы к экрану. 58… 59… 60… Эди первой заметила движение.
– Ее рука…
Подергивание. Сокращение. Нет, ничего. Но вот опять. Нечто вроде конвульсии в высохшей кисти. Я взял эту руку, невесомую и хрупкую, как лапка только что оперившегося птенца, и положил на голову Догго.
61… 62… 63… 63…
Готов поклясться, пес тяжело вздохнул, когда зазвучал тревожный сигнал. Я успел заметить прямую линию на экране, прежде чем Лидия, щелкнув тумблером на аппарате, выключила пронзительную сирену. Догго, кажется, не понял, что произошло, пока не прекратил работу аппарат вентиляции легких, и он не почувствовал, как перестала подниматься и опускаться костлявая грудь Джеральдины.
Все взгляды устремились на него, прильнувшего к хозяйке и почти такого же неподвижного, как она. На мгновение я подумал, что Догго решил уйти вслед за ней по темной дорожке, но когда провел рукой по его спине от головы до хвоста, он поднял голову.
За моей спиной плакала Эди, и я не хотел поворачиваться – понимал, что тоже не сдержусь.
– Ничего подобного не видела, – произнесла Лидия.
Даже в полумраке палаты я заметил, как блеснули ее глаза, и сказал:
– Спасибо.
Сестра повернулась к двери.
– Кто вы на самом деле? – Но прежде чем я успел придумать какую-нибудь ложь, она покачала головой: – Не имеет значения.
Глава двадцать четвертая
Мне пришлось отвезти Догго в квартиру Эди.
– Странно, он кажется вдвое тяжелее, чем обычно.
Это были мои первые слова с тех пор, как мы взяли у больницы такси. Не знаю, что подумал о нас водитель – мужчине и женщине, сидящих сзади плечом к плечу в мрачном настроении, с собакой на коленях, словно свернутое рулоном старое одеяло.
Догго положили на диван и предложили бифштекс, который Эди припасла себе на ужин. Я сильно проголодался, и поскольку пес отказался есть, сделал то, что мы ожидали от него.
– Как стыдно! – посмеялась Эди. – Сейчас что-нибудь приготовлю.
Мы ели сырное суфле и зеленый салат при свечах за маленьким круглым обеденным столом.
– Никогда не видела, как умирают люди, – вдруг произнесла она.
– Я тоже. – И, положив вилку на тарелку, добавил: – Она будто не умерла, а куда-то улетела.
– Как шарик.
– Догго ее чуть-чуть подтолкнул, и она уплыла.
Эди посмотрела на свернувшегося на диване пса.
– Сегодня вечером его не надо трогать.
– Наверное.
– Оставайся.
– Могу лечь вместе с ним на диване. Есть лишнее одеяло?
– Извини, нет. Так что придется лечь со мной, – улыбнулась Эди. – Обещаю руки не распускать.
– А если Тристан узнает?
– Не узнает. Кстати, будет возможность обсудить нашу рекламу.
Со всеми событиями последних нескольких часов я совсем упустил из виду: завтра днем нам придется представлять Ральфу и Тристану наше ви́дение телевизионной кампании по продвижению «Варго».
Мы лежали в темноте: Эди в майке и трусиках, я – в трусах (без рубашки, потому что измял бы ее, а мне в ней завтра предстояло идти на работу). Мы действительно обсуждали рекламную кампанию, кое-что подправили, добавили пару избитых фраз, которые могли понравиться Тристану. Было непоздно, но мы оба устали, и я почувствовал, что засыпаю. Однако заставил себя бодрствовать: хотел продлить удовольствие – насладиться удивительной, сдержанной близостью от того, что мы вместе глядели в потолок.
– Я рад, что все получилось.
– Что именно? – спросила Эди.
– С работой.
– Я тоже. И все рады. Ты хорошо вписался в нашу компанию.
– Кроме Миган.
– Это правда.
– Вчера она просила отдать ей запись.
– Что ты ей ответил?
– Что я ее стер.
– Перестраховываешься?
– Я тебе тоже солгал… насчет обеда с матерью.
Эди повернула ко мне голову.
– Бедный Дэн.
– Никакой не бедный, все в порядке. – Мой голос дрогнул, и она поняла, что́ я на самом деле чувствую. Перекатилась на бок.
– Кто?
Я не мог назвать ей имени, поскольку не знал. Рассказал все, что мне стало известно, спокойно ответил на вопросы. Вскоре Эди соскользнула с кровати и прикрыла дверь.
– В данных обстоятельствах он может неправильно понять его, – пояснила она, залезая обратно под одеяло.
– Что именно?
– Я тебе сейчас покажу.
Эди придвинулась ближе, и через мгновение я почувствовал, как ее мягкие губы прижались к моим.
Глава двадцать пятая
Бог знает, что подумал обо мне Догго. Он стал свидетелем того, как я за месяц переспал с тремя женщинами. Я хотел ему сказать, что три женщины за четыре года – более точная характеристика моей сексуальной распущенности.
Утром пес почувствовал себя лучше, но не намного – сил хватило лишь на то, чтобы слабо махнуть хвостом, когда я опустился рядом с ним на диван. Я до сих пор сомневался, что мы поступили правильно. Да, Догго должен был проститься со своей любимой хозяйкой, но принесло ли это ему утешение? Воспринимают ли собаки тонкости финала?
Минут десять мы торжественно сидели друг возле друга, а потом в коридоре раздались шлепки босых нот, и в комнате появилась Эди. Она была в майке, но слишком короткой, чтобы что-нибудь скрыть.
– Доброе утро, мальчики. – Ее голос был еще хриплым со сна.
– Вот это картина. – Я ощутил внезапный прилив желания.
Эди опустилась на колени и поцеловала Догго в макушку. Повернулась ко мне, сжала ладонями лицо и нежно поцеловала в губы.
– Кофе?
– Неплохо бы.
– Тосты?
– Я не делаю тосты.
– Зато я делаю.
Еще она выжимала сок из апельсинов и подавала спелые манго. Догго получил консервированного тунца с вымоченным в молоке хлебом. Я обрадовался, увидев, что к нему вернулся аппетит. Учитывая, как мало я спал, моя голова должна была гудеть от усталости, однако я чувствовал себя свежим. Смотрел, как Эди заправляла в кухне, и спрашивал себя: не наблюдаю ли я то, что может стать частью моей жизни? Надежда проснулась во мне – пусть небольшая – после того, как рано утром Эди сказала, что, познакомившись со мной, она ни разу не спала с Тристаном.
– Неужели? – пробормотал я.
– Наверное, сразу поняла, что настанет день, и у меня появится возможность сказать тебе это. Вот и говорю.
– Я и понятия не имел.
– Потому что я боялась.
– Чего?
– Своих чувств. Боялась, что вернется Клара. И понимала, что ты пока не готов, что не удивительно после того, как она с тобой поступила. И я ждала, что было для меня даже хорошо, своего рода покаянием. Если взглянуть правде в глаза, я совсем не была паинькой. Только раз засомневалась. После свадьбы.
– После свадьбы?
– Когда Барбара сообщила, что ты не собираешься вступать в интимные отношения с коллегой. От этого, мол, у тебя развивается клаустрофобия.
– Я сказал ей по секрету, а она передала тебе?
– Не мне, моей матери. Они старые подруги.
– Эди…
Она прижала палец к моим губам, заставляя замолчать.
– Не надо. Я все понимаю. И думаю, что ты прав. Наверное, я тоже не смогла бы. Но теперь, по крайней мере, мы знаем, как это.
– Что?
