Эрик Сигал - Мужчина, женщина, ребенок
– Какая комбинация! – воскликнул Берни, когда они забили второй гол. Он шлепнул Боба по спине. – Потрясающе!
Пола хлопала в ладоши. Джессика сидела неподвижно, пока верный рыцарь не помахал, как бы посвящая ей свой гол. Она оценила это легким движением руки. Шила и Нэнси обсуждали книги и не заметили этого героизма.
На исходе лета появляется оттенок печали, когда деревья начинают намекать, что оно скоро кончится. Несмотря на бурное начало, лето завершалось в некоторой гармонии.
После игры Боб и Берни побегали по треку. Жан-Клод и Дэви оставались на поле, практикуя угловые удары. Шила предложила отвезти Нэнси и девочек домой. Пола отказалась ехать, явно намеренная не спускать глаз с отца.
– Жаль, что парень уезжает, – сказал Берни. – У него великолепный потенциал.
– Да, – сказал Боб.
– Очень жаль, – повторил Берни. – Через семь лет эти двое сделали бы йельскую команду непобедимой.
– Да, – сказал Боб, подумав: у тебя, Берни, футбольный мяч вместо души.
Через десять минут Берни крикнул игрокам:
– Пора заканчивать, ребята.
Он и Боб потрусили до конца беговой дорожки.
– Джонни может ужинать у нас? – спросил Дэви.
– Можно? – спросил Жан-Клод Боба.
– Конечно.
– А можно он останется ночевать, дядя Боб?
– Если Нэнси ничего не имеет против, – сказал Боб.
– Она не будет возражать, – сказал Берни. – Пошли, пора в дорогу.
Пола последовала вслед за ними, на шаг от них отступая.
За ужином беседа шла в приглушенных тонах.
– Странно, – сказала Пола, – что его здесь нет.
Прибор Жан-Клода со стола не убрали.
– Что же, лучше к этому заранее привыкать, – сказала Джессика сестре. – Скоро он совсем уедет, да, папа?
– Да, – сказал спокойно Боб, – в любой день теперь. – Он сказал это так непринужденно, как только мог. Он хотел, чтобы Шила знала, что у него не было никаких колебаний.
Девочки пошли спать в половине десятого. Боб поднялся наверх пожелать им спокойной ночи и поцеловать. Джессика, даже принимая ласку, давала понять, что она уже слишком взрослая для этого.
Когда мужчина спустился в гостиную, Шила надевала свитер.
– Хочешь погулять немного? – спросила она.
– Конечно.
Боб взял фонарик, и они вышли пройтись под деревьями. За домом слышался шум моря. Боб чувствовал с женой особую близость. Он взял Шилу за руку.
– Боб?
– Да?
– Ты хотел бы, чтобы он остался, верно?
– Конечно, нет, – быстро отвечал он, – об этом не может быть и речи. Мы же согласились…
– Я не об этом спрашиваю. Я хочу знать, что ты чувствуешь. Честно.
Супруги прошли несколько шагов, прежде чем он ответил:
– Ну, конечно, меня не слишком радует его отъезд. Но это факт нашей жизни. Я хочу сказать, – Боб надеялся, что это признание ее не заденет больно, – мне мальчик очень нравится.
– Он нам всем нравится, – заметила она мягко.
– Да, – отвечал он, думая: это она меня так утешает.
– Я хочу сказать, мне тоже, Боб.
Они дошли до маленькой полянки среди деревьев. Шила остановилась и заглянула мужу в лицо, на котором он сохранял вынужденное стоическое выражение.
– Ему не нужно уезжать, Боб, – произнесла женщина.
Хотя они стояли очень близко друг к другу, Боб не был уверен, что он ее расслышал.
– Послушай, – продолжала Шила, – с нами случилось нечто ужасное. Потребуется много лет, чтобы эти шрамы окончательно зажили…
Она помолчала.
– Но это не имеет никакого отношения к нему, Боб. Никакого. При этом, он твой ребенок. Ты думаешь, ты его забудешь, когда он уедет?
Мужчина колебался.
– Нет. Я думаю, нет.
Жена продолжала развивать для него его собственные мысли.
– Какая-то часть в тебе всегда будет думать, как он, что с ним…
– Да, – сказал Боб тихо.
– И он будет думать о тебе.
Боб молчал.
– Он тебя обожает. Мы все это видим.
Мужчина отказался поддаться минутному импульсу.
– Любимая, самое важное в моей жизни – это ты и девочки.
– Да, – сказала она. – Давай поговорим о них.
Супруги сели на старый упавший ствол.
– Они обе сейчас в очень напряженном состоянии, я знаю, – сказал он. – Особенно Джесси, с ее притворным равнодушием.
– А Пола?
– Она, кажется, почему-то лучше это переносит.
– Боб, дочка настолько боится потерять тебя, что не может выпустить тебя из виду. Ты заметил, что каждое утро, когда она заглядывает к нам в комнату, то смотрит на твою сторону кровати и замирает от страха.
Боб глубоко вздохнул. Только сейчас, оглядываясь назад, он понял, с каким отчаянием цеплялась за него Пола.
– Но если он останется…?
– Боб, нам будет лучше, если он будет здесь, а не где-то еще, в чьем-то воображении. В твоем, моем – и особенно девочек. Они всегда будут бояться, что ты можешь уйти.
– О боже, – сказал он. И подумал: «Я и в самом деле поставил их в безвыходную ситуацию».
– Есть и еще одно, – сказала Шила.
– Что?
– Ты его любишь.
– Да, – отвечал он. И подумал: благодарю тебя, Шила.
Боб поднял этот вопрос на следующее утро, когда Жан-Клод бы еще у Берни.
– Джесси и Пола, ваша мама и я думаем предложить Жан-Клоду остаться… у нас. Мы хотели бы знать, что вы думаете.
– Это правда, мама? – спросила Джесси. – Это не только его идея?
– Я это предложила, – сказала Шила. Джесси на мгновение воздержалась от комментариев. Боб повернулся к Поле.
– Он будет в моем классе? – спросила девочка с беспокойством.
– Я думаю, да, – сказал Боб. – Ему, вероятно, надо пройти кое-какие испытания. Но как бы ты к этому отнеслась?
Пола подумала немного.
– У нас в этом году начинается французский, – сказала она. – Было бы здорово, если бы Жан-Клод был рядом и мог помочь.
Это был ее способ выразить свое согласие.
– Джесси? – спросил Боб.
– Я не возражаю, – сказала та без всякого выражения. И потом прибавила: – На самом деле, он мне очень нравится.
Боб взглянул на Шилу. Они улыбнулись друг другу.
Около полудня Боб поехал к Берни. Улыбка на лице Жан-Клода свидетельствовала о том, что он не только был рад видеть Боба, но и уже порядком наслушался разговоров Берни о будущем спорта.
– Лето почти закончилось, – сказал Боб, когда перед ними открылись на обратном пути пустые пляжи.
– Я знаю, – отвечал мальчик. – Скоро мне будет нужно уезжать.
– Вот как раз об этом я хотел с тобой поговорить, Жан-Клод, – сказал Боб. – Как бы ты отнесся к тому, чтобы остаться у нас?
Мальчик посмотрел на него с удивлением.
– Я хочу сказать, к тому, чтобы стать членом семьи, – продолжал Боб.
– Это невозможно, – сказал мальчик.
– О, я знаю, о чем ты думаешь. Но все очень сожалеют о происшедшем. Мы все хотим, чтобы ты остался. Разве тебе бы этого не хотелось?
Жан-Клод не знал, как ему отвечать. Наконец, мальчик заговорил. Очень робко.
– Боб, я не могу. Школа, занятия начнутся через две недели.
– Но ты бы мог учиться здесь, Жан-Клод. И потом, где ты будешь жить во Франции?
– В Сен-Мало, – отвечал мальчик.
– Что это такое?
– Школа. Мама хотела, чтобы я туда поступил в одиннадцать лет и был там с другими мальчиками. Луи говорил с директором. Он говорит, что я могу начать прямо сейчас, если сдам некоторые экзамены. А я много занимался.
Значит, вот зачем он столько читал.
– Но мы хотим, чтобы ты жил с нами, – сказал Боб. – Мы… мы любим тебя.
Мальчик посмотрел на него.
– Боб, я должен учиться в Сен-Мало. Этого хотела мама. И это правильно.
Боб смотрел на своего сына. Понял ли ребенок, что он ему говорил?
– Ты действительно хочешь быть один? – Пожалуйста, думал он, измени свое решение, Жан-Клод.
– Боб, я должен уехать… по многим причинам.
– Ты уверен, Жан-Клод?
Выдержка мальчика, казалось, достигла предела.
– Да, – сказал он тихо, устремляя взгляд в сторону. На море.
33
Говорить было больше не о чем. Тремя днями позже Боб купил билет на самолет. Прощание было сдержанным. Шила и девочки стояли на крыльце, пока машина не скрылась из виду. Никто не плакал. И все же у каждой было такое ощущение, что остальные когда-то заплачут.
Боб хотел, чтобы поездка в Логан длилась вечно. Ему хотелось так много сказать мальчику. Прояснить свои чувства, закрепить с ним отношения, выразить свою любовь, но во все время поездки почти ни слова не было сказано.
Мужчина припарковался и достал из багажника зеленый чемодан. Жан-Клод нес свой красный пакет. Мальчик зарегистрировался на рейс 810 и сдал чемодан для пересылки через Париж в Монпелье. Боб прошел с ним до выхода. Было только половина седьмого. У них еще было время. Еще не стемнело, но в преддверии ночного мрака в аэропорту уже зажигались огни.
Огромный «Боинг-747», как дружелюбный слон, припал к земле в ожидании пассажиров. В зале вылетов было тихо, время от времени объявляли очередной рейс. Не его рейс. Женский голос, объявлявший рейсы, был лишен каких-либо эмоций.
