Карен Уайт - Рапсодия ветреного острова
– Иначе вы бы знали, какими драгоценными бывают обычные вещи, – закончила она.
Ветер снова взъерошил его волосы и приоткрыл шрам. Эмми ждала, что он будет возражать и скажет, что она не права, но он лишь смотрел на нее печальными карими глазами.
– Может быть, – только и сказал Хит и повернулся к океану, где волны все чаще накатывали на берег и каждый пенистый отросток захватывал больше песка, чем раньше.
– Я знаю, как найти дорогу отсюда, – быстро сказала Эмми, выбравшись на плотный песок. Ее не беспокоило, что они так и не обсудили расписание его работы на причале. – До свидания.
Эмми не обернулась, когда направилась к дороге по первой же тропе, какую смогла найти. Она прошла мимо той чайки, которую они видели раньше, все еще кружившей в зловещем танце над своей находкой в песке. Внезапно она вспомнила слова матери Хита о сокровищах, которые можно найти на пляже. Если ищешь как следует, всегда находишь то, что тебе нужно.
Она отвернулась и направилась к дюнам, чьи плоские вершины были покрыты чахлой травой, а крик чайки издевательски звучал у нее за спиной.
Глава 11
Во второй половине дня в воскресенье небо потемнело и полил дождь, превративший окрестности дома в настоящий водный мир и создавший оазис прохлады, который Эмми не хотелось покидать. Большую часть утра она выносила книги из башенки, снова и снова поднимаясь по спиральной лестнице и аккуратно доставая плотно сложенные тома, чтобы не пропустить ни одной книги для составления каталога. Потом она разложила книги в гостиной стопками и башнями разной высоты, создав миниатюрный город из кожи и бумаги.
Сначала Эмми намеревалась покончить с работой за неделю, но вскоре обнаружила, что у нее далеко не так много свободного времени, как ей казалось. Хотя подсобная работа в магазине «Страницы Пейдж» во многом подготовила ее к «Находкам Фолли», ответственность, возложенная на фактическую хозяйку магазина, намного превосходила ее былые обязанности. Ведение повседневных дел и необходимость общения с Джанелл, Эбигейл, туристами и местными жителями иногда оставляли ее совершенно обессиленной. От природы она была гораздо более сдержанной и замкнутой, чем требовалось для работы в магазине на Фолли-Бич. Она радовалась тому, что, по крайней мере, никто не расспрашивал ее о Бене, и полагала, что обязана этим Эбигейл.
Эмми стала часто звонить матери и обращаться к ней за советами о ведении дел в книжном магазине. Во всяком случае, их разговоры неизменно начинались с этого, но потом они беседовали о других вещах: об урожае кукурузы в Индиане, о хороших книгах, которые они недавно читали, или о здоровье ее отца. Странно, но эти темы никогда не обсуждались, пока Эмми жила с родителями, как будто линии связи между матерью и дочерью проходили по минному полю и легко могли оказаться разрушенными. Теперь Эмми начала рассказывать матери о Фолли-Бич и местных жителях, а Пейдж слушала и задавала вопросы с настойчивостью изгнанника, оказавшегося вдали от дома.
К счастью, Эмми не приходилось общаться с Хитом, который, по словам Эбигейл, на несколько недель уехал в Атланту по своим делам. Эмми забыла, что он был строителем и архитектором в Атланте, и находила любопытным, что он проводит так много времени на Фолли-Бич, так далеко от центра своего бизнеса. Она часто вспоминала об их перепалке во время последней встречи и каждый раз хотела испытать гнев, который чувствовала тогда. Но вместо этого она видела шрам на виске Хита и выражение сдержанной отстраненности в его взгляде, наводившее ее на мысль о кривых зеркалах, где все отражения предстают в искаженном виде.
Но была и радость: Лулу вела себя тихо и незаметно входила в сад бутылочных деревьев на заднем дворе, волшебным образом появляясь каждый раз, когда в магазин входил один из ее потенциальных клиентов. Эмми поражалась тому, как много людей приходило в «Находки Фолли» только для того, чтобы купить бутылочное дерево. Приходило также очень много писем с заказами со всей страны.
Эмми выпрямилась и потерла спину, болевшую от постоянных наклонов. Не слишком ли она молода, чтобы испытывать желание вздремнуть во время рабочего дня? Она обвела взглядом опустевшие полки и задумалась о следующем шаге, включавшем влажную уборку и внутреннюю оклейку полок лентами бескислотной антикоррозийной бумаги, которые она заказала по Интернету.
Эмми попятилась назад из алькова и вышла из спальни, закрыв за собой дверь, чтобы уберечься от искушения. Она вернулась в гостиную, вполне уверенная в том, что лестница и книжные полки останутся на месте до тех пор, пока она не разберется с книгами.
Перед началом работы Эмми включила стереопроигрыватель и вставила диск с записью Гленна Миллера. Она удивилась, когда увидела его среди дисков «РЭМ», «Фу Файтерз», «Роллинг Стоунз», но старая оркестровая музыка вполне соответствовала ее настроению. Возможно, ее вдохновляли фотографии 1940-х годов на стенах, но едва раздались звуки вступления к «Нитке жемчуга», Эмми открыла свой ноутбук, где каталожные сведения о книгах из коробки уже были занесены в таблицу Excel, и включила его, устроившись на полу перед первой стопкой книг.
Как и раньше, она начала сверху, снимая книги по очереди и скрупулезно перелистывая страницы в поиске любых записей на полях. В спальне уже лежала кучка книг с посланиями, обнаруженными раньше, и она намеревалась добавить к ним новые. Эмми пришло в голову, что послания могут стать более осмысленными для нее, если она обнаружит хоть какое-то подобие порядка, и она уже завела электронный документ, где попыталась систематизировать найденные записи. Она довольно долго изучала их, но единственный вывод заключался в том, что было известно с самого начала: записки представляли собой обмен любовными посланиями между мужчиной и женщиной. Тайный аспект этого любовного романа оставался гипотезой, но Эмми надеялась найти новые доказательства в книгах Хита хотя бы потому, что они происходили из того же источника – чердака его матери.
Она дошла до четвертой книги, прежде чем обнаружила первую записку. Это было позднее издание «Робинзона Крузо», а слова были написаны синими чернилами уже знакомым женским почерком: Я тоскую по тебе. На улице холодно, и павильон стоит пустой.
Удовлетворенная новым доказательством в поддержку гипотезы о тайном романе, Эмми положила книгу рядом с собой и потянулась к следующей. Прошел почти целый час, пока она не обнаружила вторую записку в потрепанном экземпляре «Франкенштейна» Мэри Шелли. Слова были написаны размашистым мужским почерком:
«Он не исчез и не пропал, / Но пышно, чудно превращен / В сокровища морские он»[22].
Эмми узнала слова из шекспировской «Бури», но задумалась об их смысле в послании. О каком превращении шла речь? И кто такой «он»? Она перевернула страницу и увидела отпечатки букв на следующем листе, как будто писавший сильно волновался.
Компакт-диск перестал играть; Эмми заменила его на альбом лучших хитов Томми Дорси и под первые звуки «Вечернего блюза» налила себе бокал вина. Ее мать всегда говорила, что музыка – это подсознательное приглашение к танцу, и Эмми начала кружиться по комнате, огибая стопки книг и вспоминая танцевальные па своих родителей.
Она провальсировала в столовую, куда еще не заглядывала, предпочитая есть на высоких барных табуретах у гранитного «островка» в центре кухни. Отвернувшись от окон, она впервые увидела еще четыре старые фотографии в одинаковых деревянных рамках и остановилась. Эмми шагнула вперед, сделала глоток вина и принялась изучать людей на фотографиях, навеки зафиксированных во времени и обрамленных в рамки под стеклом, словно редкие бабочки.
Вверху слева располагалась свадебная фотография с невестой и женихом, стоявшими на деревянном помосте на фоне океана. Мужчина был одет в белый мундир военно-морского флота, темные туфли и узкий галстук. Он был высоким и светловолосым, и хотя Эмми не назвала бы его красавцем, но его улыбка была чарующей, а глаза, немного скошенные в уголках, придавали его лицу смешливое выражение, даже когда он был серьезен.
Невеста казалась знакомой, и после более внимательного осмотра Эмми поняла, что это та же самая женщина, которая была изображена в купальнике на фотографии в гостиной. Кэтрин, двоюродная бабушка Хита. Она была прекрасна в купальнике и еще более очаровательна в день своей свадьбы, в белом кружевном платье и с большим букетом белых роз в руках. Но если лицо жениха было открытым и улыбчивым, в выражении лица женщины сквозила неуверенность; торжествующий изгиб бровей не вязался с глазами, которые казались скорее удивленными, чем радостными. Ее облик как-то не вязался с торжественностью момента, да и сами жених и невеста казались какими-то чужими друг для друга.
