Дора Хельдт - Отпуск с папой
Еще десять минут.
Когда я вернулась на свой пост, о себе напомнил мочевой пузырь. Пить колу было идиотской идеей, тренированный организм желал немедленно от нее избавиться. Туалет находился в конце перрона. Надо бежать бегом, возможно, все кабины заняты, придется ждать, потом нестись обратно, а времени в обрез. Я решила терпеть.
Еще три минуты.
Переминаясь с ноги на ногу, я услышала сообщение: «Внимание! «Интерсити 373 – Теодор Шторм» Вестерланд – Бремен, по расписанию прибывающий на путь двенадцать «а» в тринадцать часов сорок две минуты, задерживается на десять минут».
Я знала, что так будет. Мочевой пузырь усилил давление. Я представила, как отец, поискав меня глазами, немедленно садится в ближайший поезд, идущий на север, услышала его фразу «Кристины там не было» и увидела глаза матери. Я решила терпеть.
Потом прибыл поезд. Подошел, шипя и мелькая, двери раскрылись, стали выходить первые пассажиры. Он был в середине перрона, в красной ветровке, джинсах и синей кепке. Я увидела, как он вытаскивает из вагона огромный чемодан и ставит его в метре от края платформы. Я принялась махать ему, но это было лишним. Отец и взглядом не одарил окружающее. Он прижал к груди рюкзак и уселся на чемодан, лицом точно в противоположном от меня направлении. Я продралась сквозь идущий навстречу людской поток и, запыхавшись, остановилась перед ним. Он посмотрел на меня снизу вверх.
«Глаза, как у Теренса Хилла», – подумала я.
– Как можно находиться в таком бедламе?
Голос был обиженный.
Вел он себя, как Ринтиндамб.
– Привет, папа, я же тебе объяснила: идешь направо, в сторону фойе, по эскалатору наверх, и там справа буду стоять я.
– Впервые слышу. – Он встал и отряхнул брюки. – Ну, ты представляешь? Поезд опять опоздал. Ты не знаешь, когда они раздают эти талоны?
Я попыталась забрать у него рюкзак, но он держал его крепко.
– Я сам понесу, спасибо. При каком опоздании они выдают эти талоны?
– Не за десять минут, уж конечно. Дай мне, пожалуйста, рюкзак, я тоже могу что-то нести.
Он повернулся в сторону эскалатора.
– Да, возьми чемодан, мне с моим бедром нельзя ничего таскать.
Подняв чемодан, я едва не испустила дух. Я поставила чемодан на перрон и попыталась потянуть его за собой.
– Папа, подожди, а что с колесиками?
Отец остановился и нетерпеливо посмотрел на меня:
– Они отвалились, но на две наших поездки сойдет и так. Ну, пошли.
Я, скособочившись, потащила за ним чемодан, стараясь контролировать дыхание.
– А кто… нёс… его… там… Мама?
– Чушь.
Без дальнейших объяснений он широкими шагами пошел к эскалатору. Говорить мне удавалось с трудом.
– Скажи… что там… у тебя?
Его ответ я едва разобрала, потому что он бежал впереди и даже не обернулся.
– Дрель, аккумуляторный шуруповерт и так, по мелочи, всякое барахло, я не могу работать с чужим инструментом.
Поднявшись наверх, мне пришлось поставить чемодан, терпеть было уже невмоготу. Я ухватила отца за рукав.
– Постой минутку… мне очень нужно… в туалет. Постой, пожалуйста… возле чемодана… я постараюсь… побыстрей.
– Можно было бы сделать это и заранее. Так всегда происходит, когда оставляешь все на последний момент.
– Да, да…
Мне было уже все равно, я рванула в туалет.
Сначала пришлось разменять мелочь, потом пропустить вперед трех дам, стоявших передо мной в очереди, и все же процедура не заняла и пятнадцати минут. Вернувшись, я обнаружила на прежнем месте только чемодан, правда, рядом с ним топтались два полицейских в черно-синей форме. Один из них возбужденно говорил что-то в переговорное устройство, я разобрала только «…бесхозный… нужна собака… оцепление», и меня прошиб холодный пот. И тут я увидела отца. Он стоял в пяти метрах, ел хот-дог и с интересом наблюдал за происходящим. Как и некоторое количество зрителей, которых становилось все больше. Полицейский, к которому я стремительно кинулась, оборонительно поднял руку. Я попыталась успокоить его приветствием.
– С чемоданом все в порядке. Это наш, я просто пошла в туалет.
Я бросила на отца гневный взгляд, но он в это время отвернулся. Второй полицейский опустил переговорное устройство и грозно посмотрел на меня:
– Что это значит? Вы оставляете багаж без присмотра и отправляетесь в туалет? Как вам пришло это в голову? Вы ничего не слышали о мерах безопасности? Или о терроризме?
Второй полицейский шагнул ко мне. Настроение у него было не лучше.
– По-моему, я брежу! Вы чуть было не стали причиной закрытия центрального вокзала и возвращаетесь назад, как ни в чем не бывало? В голове не укладывается!
Злорадно-любопытствующие лица окружающих нас зевак добили меня окончательно.
– Папаааа!
Крик получился пронзительный и слегка жалобный. Полицейские многозначительно переглянулись. Кое-кто из зевак сочувственно покачал головой. Я, пытаясь сохранять спокойствие, ткнула пальцем в сторону отца, который безучастно смотрел на меня, слизывая при этом с пальцев датский майонез.
– Это мой отец. Это его чемодан. Он должен был за ним приглядывать. А теперь он ест хот-дог. При чем тут я?
Какая-то женщина посмотрела сначала на меня, потом на отца, затем на свою спутницу и громко сказала:
– Либо под наркотой, либо пьяные. Фу, пойдем отсюда!
Мы пробыли с отцом в полицейском участке вокзала примерно десять минут. Чтобы нас довольно немилостиво отпустили, пришлось открыть чемодан, еще раз дать объяснения и заплатить пятьдесят евро в вокзальную кассу.
Я вся кипела. Отец продемонстрировал им свой номер «я плохо слышу, мне трудно ходить, и я совершенно оторванный от жизни островной житель», он якобы вообще ничего не понял, ему так неприятно. Еще и дочка внезапно исчезла, и это не в первый раз. Я волокла за собой чемодан так, будто он был на колесиках, что производило адский грохот. Отец бросил на меня осторожный взгляд.
– Но это… в самом деле…
– Папа, если ты скажешь еще хоть слово, я просто брошу тебя здесь вместе с твоим дурацким чемоданом!
Следующие несколько минут отец действительно молчал, если не считать фразы «А с местами для парковки здесь неплохо», которую я проигнорировала, потому что в это время запихивала чемодан в багажник, а потом хлопнула дверцей громче, чем нужно. Папа вздрогнул, что пошло мне на пользу.
Мы сели в машину. Заводя мотор, я, не глядя на отца, сказала:
– А теперь мы едем к Доротее.
Ответить мне папа, очевидно, не рискнул.
Датчик внешней температуры показывал двадцать пять градусов, небо сияло голубизной, погода стояла самая что ни на есть отпускная. А папа с дочкой сидели в машине в злобном молчании. Я искоса бросила на отца осторожный взгляд. Никто не сумел бы лучше его принять такой подавленный вид. Он вертел в руках свою кепку, молния ветровки была застегнута до самого верха, на лбу блестели капли пота. И мне опять стало его жалко. Каждый раз одно и то же. Он ведет себя невыносимо, я злюсь, а в итоге чувствую себя виноватой. И всегда делаю первый шаг.
– Тепло, правда? Почему ты не снял куртку?
Он ответил мне ясным взглядом.
– У нас было слишком мало времени. Я потерплю.
Через несколько метров у обочины нашлось свободное место для парковки. Я припарковалась и заглушила мотор. Папа оглянулся.
– Здесь живет Доротея? Местечко так себе.
– Она здесь не живет. Я остановилась, чтобы ты мог снять куртку.
Он посмотрел на меня сияющими глазами:
– Это так мило!
Пока он отстегивал ремень безопасности, выбирался из машины, снимал куртку, аккуратно укладывал ее на заднее сиденье, снова усаживался и пристегивал ремень, я решила больше не вспоминать эпизод с чемоданом.
Отец облегченно вытер лоб.
– Да, так лучше. Однако очень тепло. Думаю, это оттого, что город загазован. Вся эта жара. На Зюльте полицейские не ходят в черном. Они вообще мне не нравятся, слишком уж грозные на вид.
Я поискала какой-нибудь радиоканал и сделала звук погромче.
Доротея закрывала свою машину, когда мы въехали на парковку перед ее домом. Она с улыбкой пошла нам навстречу.
– Вот и вы наконец! Я ждала вас полчаса назад. Неужели поезд опоздал?
Она обняла сначала моего отца, потом меня. Через ее плечо я бросила на отца предостерегающий взгляд. Он успокаивающе кивнул:
– Разумеется, поезд опоздал, но недостаточно, чтобы получить талон на компенсацию, да я бы все равно не смог им воспользоваться, а потом нас…
Я перебила:
– Ну вот, сейчас выпьем кофе и погрузим вещи. Мы поедем на машине Доротеи, у нее багажник больше. И нам вскоре пора выезжать, иначе мы опоздаем на паром.
Доротея переводила взгляд с отца на меня и обратно.
– Кофе готов. Скажи, пожалуйста, Хайнц, тебе нужно поесть горячего или достаточно пирога?
– Я перехватил на вокзале булочку с сосиской, там еще был такой спектакль…
– Пойдем, папа, – подтолкнула я его к дому. – Давай сначала выпьем кофе.
