Джеймс Боуэн - Боб – необычный кот
Люди вроде меня оказываются на улице по разным причинам, но есть во всех историях и кое-что общее. Наркотики, алкоголь, проблемы в семье – вот тебе и большая часть рассказа. Моего, кстати, тоже.
Я родился в Суррее, в Англии, но родители развелись, и мама переехала со мной в Мельбурн, в Австралию, когда мне было три года. Мама нашла работу в большой копировальной компании и быстро стала одним из лучших менеджеров по продажам.
Через два года мы переехали в Западную Австралию. И жили там, пока мне не стукнуло девять. В Австралии было здорово. У меня под рукой было все, что только мог пожелать мальчишка для игр и всяческих приключений.
Но была одна проблема: я очень трудно сходился с одноклассниками, потому что мы постоянно переезжали. Мама вечно то покупала, то продавала дома. У меня никогда не было места, которое я мог бы назвать своим домом. Мы не задерживались подолгу нигде.
Потом мы вернулись в Великобританию, в Сассекс, около Хоршема. Я был рад тому, что вернулся в Англию. Но затем нам опять пришлось переехать, обратно в Западную Австралию. Тогда мне исполнилось уже двенадцать.
Мы застряли в месте, которое называлось Квинз-Рок, «Скала королевы». Большая часть моих проблем родом оттуда. С отчимом я, кстати, тоже не ладил.
В школе я всегда старался выделиться. Из кожи вон лез, чтобы произвести хорошее впечатление и понравиться. Другим детям такое поведение обычно не очень-то по вкусу. В каждой школе я оказывался изгоем. Наверное, всех доставал этот мой британский акцент и желание быть хорошим. Я стал мишенью для всяких унизительных шуток.
В Квинз-Роке было мерзко. Кстати, «скала» тут в названии совсем не случайно. Куда б ты ни поглядел, везде полно осколков известняка. То есть – идеальных камней для забрасывания ими слабака вроде меня. Когда я однажды шел из школы домой, меня погнали по улице и закидали камнями. В итоге я получил сотрясение мозга.
Мы так и продолжали колесить из города в город. Все мои ранние подростковые годы – сплошные переезды. Они были связаны с маминой работой.
Иногда у нас было полно денег, а иногда – ничего. В итоге, на пике подросткового максимализма, я бросил школу, потому что выносить издевательства больше не мог. Я превратился в такого оторву, который вечно шляется допоздна, ругается с матерью и уверен в собственной крутости. Само собой, я закончил наркотиками. Я был зол. Мне казалось, что я чего-то недополучил, что мне недодали чего-то важного.
Есть у нас такая поговорка: покажите мне семилетнего мальчика, и я скажу, какой из него выйдет мужчина. Не думаю, что кто-то угадал бы мое будущее, если бы увидел меня семилетним. Зато когда мне исполнилось семнадцать, будущее мое предстало как на ладони. Я шел дорогой самоуничтожения.
Мама все перепробовала, чтобы помочь мне. Она видела, что я творю, понимала, какие меня ждут беды. Она проверяла мои карманы в поисках наркотиков и даже запирала меня пару раз в спальне. Но замки в нашем доме открывались легко, и я быстро наловчился в этом деле.
Дела мои шли все хуже и хуже. Я был совершенно беспутным подростком, который считал, что все знает лучше всех. Мама, должно быть, ужасно страдала. А я ни о ком, кроме себя, не думал.
Когда мне стукнуло восемнадцать, я переехал в Лондон к сводной сестре.
Мама довезла меня до аэропорта на машине и уехала. Мы оба думали, что я улетаю на полгода, не больше. Но планы не всегда осуществляются.
В Британии я не смог найти достойную работу. Какое-то время работал барменом, но меня уволили. Сестра с мужем выставили меня из дома, потому что жить со мной было невыносимо. Пару раз я даже встретил отца, но мы с ним не нашли общего языка. Я стал жить на диванах и на полу у приятелей, таская с собой рюкзак с пожитками. Я бродил по всему Лондону. Можно сказать, что, «скатившись с дивана на пол», я в итоге попал с пола на улицу.
Все стало совсем ужасно.
Жизнь на улицах Лондона отнимает все. Достоинство, личность. Хуже всего то, что люди, видя бездомного, уже не считают его человеком. Вскоре у меня и друзей не осталось. Я нашел было работу на кухне – грузчиком, но меня выгнали, как только узнали, что я бездомный. Хотя в работе я не допустил ни единой ошибки.
Единственное, что бы еще могло мне помочь, – так это возвращение в Австралию. У меня был билет, но за две недели до вылета я где-то потерял паспорт. Пропала моя последняя надежда вернуться в семью. В каком-то смысле, я сам тогда тоже пропал.
Следующая часть моей жизни стала чередой из наркотиков, алкоголя, мелких преступлений и полнейшей безнадеги.
К 1998 году я оказался полностью героинозависимым. Вероятно, несколько раз я находился при смерти. В то время мне даже в голову не приходило хоть как-то контактировать с семьей. Можно только представить, как они все волновались, я ведь просто пропал.
Примерно после года такой карусели меня подобрала на улице благотворительная служба спасения. Лучшие воспоминания следующих десяти лет – это жизнь в грязных ночлежках, дешевых отелях и домах, где я делил комнату с наркоманами, которые продали в итоге все, что у меня только было. С тех пор я спал, пряча под подушку все ценное, что у меня еще оставалось. Я едва выживал.
Я по-прежнему не мог справиться с наркозависимостью и в конце концов попал в реабилитационный центр. Там раз за разом я проходил консультации, рассказывал о своей привычке, о том, как все началось и как именно я собираюсь избавиться от своей зависимости.
А ведь все просто! Я стал героинщиком потому, что был одиноким, наивным и глупым. Я жил сам по себе, я был никому не нужен, и, как это странно бы ни звучало, мне казалось, что героин и есть мой единственный друг. Лишь очень глубоко внутри я понимал, что он меня убивает.
Постепенно меня перевели с героина на метадон. Это – первый шаг к избавлению от зависимости. К весне 2007 года я планировал прекратить принимать метадон тоже и завязать с наркотиками окончательно.
Переезд в Тоттенхэм, в обычный район, обычную многоэтажку с обычными людьми дал мне шанс упорядочить мою жизнь. Чтобы платить за квартиру, я начал выступать перед прохожими на улице. Заработок был небольшой, но на еду и оплату счетов мне хватало. Это был мой шанс оставить все плохое в прошлом. Его нельзя было упустить.
И если бы я был котом, то эта моя новая жизнь была бы уже девятой.
Глава 4
Раз – и готово
К концу второй недели лечения Боб заметно повеселел. Рана на ноге заживала, проплешины на шкуре зарастали новой прекрасной шерстью. Мордочка как будто бы стала радостней. И появился огонек в глазах, которого раньше не было. По-моему, кот был счастлив.
То, что он выздоравливает, в первую очередь ощутила на себе наша квартира. Он ее и раньше не щадил, а сейчас и вовсе стал неуправляемым. Носился и прыгал как оглашенный, драл все, что только попадалось на пути, не щадя и меня самого. Я не роптал – пусть котик немного порезвится.
На кухне творился сущий кошмар. Пришлось купить несколько дешевых пластиковых замков, обычно их используют в доме, где есть дети, чтоб малыши не лезли куда не надо. И приходилось тщательно следить за вещами: если оставишь ботинки или что-нибудь из одежды без присмотра – разорвет в клочки за секунды.
Сомнений у меня не осталось – Боба нужно было кастрировать.
Если этого не сделать, гормоны взыграют, и он будет сутками или даже неделями пропадать в поисках подруг, приключений и наверняка – кошачьих боев. При этом он мог подцепить какую-нибудь заразу. А если его кастрировать, он станет спокойнее. Так что тут даже и думать было нечего.
За пару дней до окончания курса лечения я позвонил в местную клинику:
– Скажите, Бобу ведь положена бесплатная стерилизация?
– Да, – ответила медсестра, – сертификат от ветеринара у вас есть?
Я объяснил, что да, сертификат мы получили в Королевском обществе защиты животных, когда лечили больную лапу. А также выводили паразитов и блох.
– Отлично, – сказала сестра.
– А что по поводу антибиотика, который он пьет? – спросил я. – Сейчас курс как раз заканчивается.
– Прекрасно, – ответили мне. – Мы можем записать кота на операцию через два дня.
В назначенный день я встал рано и в прекрасном расположении духа. Нас ждали на операцию к десяти. Я усадил Боба в ту самую зеленую пластиковую коробку, в которой пытался отнести его в клинику две недели назад.
Погода была отвратительная, и я немного прикрыл коробку, когда мы выходили на улицу. Бобу коробка понравилась ничуть не больше, чем в первый раз. Он высунул из нее голову и наблюдал за происходящим вокруг.
Мы добрались до клиники задолго до назначенного часа. Там был, как всегда, сумасшедший дом: собаки тянули поводки и рычали на котов, жавшихся в сумках и переносках. Боб торчал из коробки, как часовой, и ни капельки не боялся. Похоже, он полностью мне доверял.
– Мистер Боуэн? – вызвала нас молоденькая медсестра. – Идите за мной, пожалуйста.
