Грэм Джойс - Там, где кончается волшебство
Чез посмотрел на меня с таким благоговением, как будто я была по меньшей мере древнегреческим оракулом.
– Нереально! Все, смотрите сюда! Они откуда-то узнали, что у меня сегодня день рождения!
Мы с Джудит переглянулись. Все нам заулыбались – слишком лучезарно. Люк, оторвавшись от скручивания сигареты, поднял к нам смеющиеся глаза. Кто-то лениво помахал. Грета встала и обняла меня, а после того, как я представила Джудит, обняла и ее.
– Добро пожаловать на праздник. Садитесь.
Садиться было некуда. Прямо как в «Алисе в Стране чудес», только наоборот. Там была уйма мест, а Шляпник говорил, что негде сесть, а здесь, напротив, нам предлагали сесть, хотя не то что сесть, встать было некуда. Мы кое-как приткнулись, опустившись на колени прямо на жестком деревянном полу. Чудесного мальчонку с длинными, как у девочки, волосами отправили на кухню, и он принес нам с Джудит по стакану теплого пива. Чез продолжал теряться в догадках, откуда мы узнали о его дне рождения. Я даже услышала, как он кому-то говорит: «Либо это самое невероятное совпадение, либо…»
У стены стояли несколько гитар, какие-то барабанчики и скрипка. Грета увидела, что я смотрю на них.
– Сегодня у нас будет еда и музыка.
Ну ладно, хотя бы это, подумала я.
– А что, обычно у вас нет еды? – спросила Джудит.
Грета чуть не подавилась со смеху, хлопнула себя по коленям, как будто Джудит сказала что-то дико смешное. А Джудит только захлопала своими длинными накладными ресницами.
Чез снова подошел и втиснулся между нами, пробуравив себе место задом. Грета исчезла где-то в недрах комнаты. Он нас обеих приобнял. Джудит так на меня зыркнула, что я решила больше не встречаться с ней глазами.
– Как же я рад вас видеть, в такой день.
Он произнес это с неимоверным чувством; я даже забеспокоилась, как бы он не расплакался от счастья.
– А что за музыка играет? – спросила я.
Она меня разбередила, но я не понимала, к добру ли это. Музыка была, что называется, бешеная: такая проникает внутрь, куда-то очень глубоко, и там щекочется. Не знаю, хотелось ли мне ее пускать.
– «Зеленый лук»[5].
– «Зеленый лук»? Смешное название для пластинки.
– Смешное. Но музыка ништяк, скажи? – Он обращался ко мне, но смотрел при этом на Джудит, покачивая головой в такт музыке.
– Ужасная.
– Не верю, – произнес он.
Послушав еще немного, я поняла, что Чез прав. Мне нравилось. Просто, чтобы понять это, нужно было дать себе волю.
– Да, – в результате согласилась я. – Мне нравится. Даже очень.
– Ей очень нравится «Зеленый лук», – похвастался Чез Джудит. Потом заорал на всю комнату: – Осоке очень нравится «Зеленый лук»!
Все на меня уставились и улыбнулись, как будто говоря: выходит, ты все-таки нормальная девчонка.
– Если честно, мне дико нравится! – с жаром выпалила я, но не думаю, что он меня услышал. Его внимание уже переключилось на более интересные вещи.
– Нас пригласили одновременно на три мероприятия, – рассказывала Джудит, – но мы завалились сюда.
Чез посмотрел на нее проникновенно и повторил:
– Завалились.
Джудит уставилась на него и повторила:
– Завалились.
И только я подумала, что эти гляделки никогда не кончатся, как Чез склонился и смачно поцеловал Джудит в губы. Я ожидала, что она отстранится, а она возьми и поцелуй его в ответ. Так они целовались и целовались. Целовались и целовались.
Жаль, у меня не было с собой секундомера, а то бы я засекла, сколько они сосутся. Я оглянулась по сторонам, не наблюдает ли еще кто-нибудь за бесконечным поцелуем, но всем, похоже, было наплевать. Грета поймала мой взгляд и усмехнулась; по-моему, без особой радости. Я снова обернулась к целующейся парочке: они, видать, на мировой рекорд пошли. Смешно, что Чез по-прежнему меня приобнимал, правда, подавшись в сторону Джудит. Мне резко захотелось убрать его руку.
Шлюха.
По прошествии, как мне казалось, целой вечности музыка стихла, а с ней остановился поцелуй. Сразу же стало слышно, как лают за окном собаки. Чез отклонился от Джудит, но глаз не отводил. Она смотрела на него не отрываясь и облизывала губы. Он вынул из-за уха самокрутку, зажег ее. Сначала затянулся сам, почти наигранно, потом передал сигарету Джудит, которая тоже глубоко вдохнула дым, не менее наигранно. После чего она протянула самокрутку мне.
– Не буду, – сказала я. – Это же трава.
Меня пугала не столько трава, сколько маленькие пузырьки слюны, оставшиеся на кончике сигареты после их поцелуя.
– Естественно, трава, – сказала Джудит и помахала сигаретой перед моим носом.
– Убери, она воняет.
Джудит пожала плечами и снова затянулась. Чез перевел взгляд с нее на меня и ухмыльнулся.
Меня его ухмылочка взбесила, но я сдержалась. Просто встала и собралась уйти. Заметив, что я куда-то направляюсь, Грета вскочила и подошла ко мне.
– Осока, я рассказала, как ты поешь. Ты же не против?
– Зачем?
– Да брось. Ты только представь, какой подарок сделаешь Чезу, если споешь. Он просто сойдет с ума.
Я посмотрела на Чеза. Он и без моего пения сходил с ума, выдувая кольца дыма, а Джудит протыкала их пальчиком. Что я могла сказать? Конечно, голос у меня был хороший, наверное, даже больше чем хороший, но на людях я пела редко. А потому стеснялась. Промямлив, что, мол, хочу пить, я ускользнула на кухню.
Грета пошла со мной. Буквально на пороге кухни нам повстречалась компания из троих мужчин и высоченной женщины. Один мужчина мило поздоровался, но что-то было в них не так. Я поинтересовалась у Греты, кто эти люди.
– Понятия не имею, – сказала она. – Осока, милая, я буду сегодня петь. Умоляю тебя, спой тоже.
– Вы что, пускаете в дом посторонних? – Я не могла избавиться от нехорошего предчувствия. С этими людьми что-то было неладно.
– У нас двери вечно нараспашку. Входи кто хочет. – И с этими словами Грета выглянула в окно. – О черт! – воскликнула она и побежала обратно в комнату.
Я тоже посмотрела в окно. На улице стояли две полицейские машины. Одну подпирал спиной Билл Майерс. Похоже, он наконец-то дослужился до полицейского автомобиля, поскольку вместо велосипедного шлема на башке у него красовалась мягкая приплюснутая фуражка. Он разговаривал с тремя офицерами, один из которых шикал на собак, чтобы они угомонились.
Я возвратилась в комнату. Музыка не играла, все поднялись с матрасов. Один из тех мужчин, с которыми мы пересеклись на кухне, держал в руках полиэтиленовый пакет. Его товарищи вытаскивали из пепельниц бычки и складывали их в другой пакет. Высокая женщина извинилась и попросила разрешения обыскать меня. В итоге она просто похлопала меня по карманам и перешла к следующей девушке. Похоже, они уже набрали достаточно того, ради чего пришли.
– Что происходит? – спросила я у Чеза.
Он улыбнулся и вместе с тем нахмурился.
– Нас, видишь ли, шмонают, – промолвил он.
Люк взял гитару и стал на ходу сочинять песню под названием «Шмон в день рождения». Я поразилась, как все спокойны, – только один детеныш заплакал. Песня была про свиней; под ними, как я поняла, имелась в виду полиция.
Какое разочарованье, какой позор и стон,
Когда противненькие свинки проводят в день рождения шмон.
– Заткнись сию же секунду! – зарычал на него один из полицейских, но Люк не прекратил играть.
Грета попыталась выйти из комнаты, но женщина-полицейский громогласно заявила, что все должны оставаться на своих местах. Полицейский пригрозил Люку, что если он в ближайшее время не заткнется сам, то его, на хрен, заткнут. Но Люк продолжал петь про свинок. Полицейский с полиэтиленовыми пакетами вышел, и, поскольку все внимание было приковано к Люку, я вышла за ним. Он отправился к машинам и передал пакеты Биллу Майерсу. Билл положил пакеты на пассажирское сиденье, захлопнул дверцу и тут увидел меня.
– Осока! Какого черта ты здесь делаешь?
– Меня позвали на день рождения.
– Осока, девочка, тебе нельзя с ними якшаться. Они наркоши, Осока, я говорю тебе, наркоши. Они торгуют наркотой, ты понимаешь?
Я сказала, что понимаю.
– Осока, они нехорошие люди. Господи, да как тебя угораздило здесь очутиться?!
Я объяснила, что пришла сюда впервые. Конечно, наврала.
– Послушай, давай-ка шмыг отсюда, – сказал мне Билл. – Я тебя прикрою. Ты здесь ни при чем. К чему тебе лишние проблемы?
Не успел он закончить фразу, как из дома раздался звук бьющегося стекла, крики и стоны. Все полицейские, стоявшие на улице, помчались в дом; Билл тоже рванул за ними.
Последнее, что он мне прокричал, было:
– Смывайся, Осока!
Так я и осталась во дворе одна. Оглянувшись по сторонам, я посмотрела через стекло машины на пассажирское сиденье. Пакеты лежали там же, куда Билл их положил. Я отворила дверцу, взяла пакеты и рассовала их по карманам. Потом закрыла дверцу и зашагала прочь.
20
– Ультразвук. Пусть повитухи кормят вас баснями, но я ответственно заявляю: только с помощью данного аппарата можно установить пол ребенка.
