Александра Коутс - Клуб юных вдов
Привести Колина в «Ройял» было моей идеей. Я узнала, что там состоится концерт, на котором я хотела побывать: сольное выступление одной девицы по имени Лорел Рейнс, которую Макс всячески нахваливал, называя новой Бонни Рэйтт. Я решила, что это хороший повод, чтобы снова начать писать – то, что мне будет не стыдно показать подруге мисс Уолш.
Но чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильнее становилось мое замешательство из-за того, что Колин окажется там, где для меня все дышит Ноем. И то, что Макс был моим другом еще до появления Ноя, что бар стал моим вторым домом практически с тех пор, как я научилась чистить арахис, не имело значения. Ведь после того, как ребята начали там репетировать, я никогда не бывала в баре одна.
И вот сейчас я приду с… Даже не знаю, как закончить эту мысль. С другом? С компаньоном по горю? С кавалером? От всех этих мыслей у меня внутри поднимается нервная дрожь. Я сглатываю и пытаюсь вслушиваться в глухой стук моих ботинок по тротуару.
– Извини, – вяло говорю я, когда мы проходим через старую аркаду.
На улицах народу побольше, чем зимой, но все равно значительно меньше, чем летом. Стайка ребятишек крутится у кондитерской с пончиками, несколько человек курит у дверей паба. Девушки поспешили достать из шкафов короткие юбки и блузки с короткими рукавами и теперь ежатся от холода.
Группа сейчас на гастролях – я получила от Юджина открытку, в которой он рассказывает, что они ночуют в сети «Мотель 8» и съели кучу завтраков в «Денниз». («Мы теперь большие шишки!», – пошутил он). На душе куда легче от мысли, что сегодня я ни с кем из них не столкнусь и мне не придется знакомить их с Колином. А еще у меня такое чувство, что выступление протеже Макса, его Бонни Рэйтт, привлечет в бар посетителей постарше, а не молодежь до тридцати, типичных друзей и приятелей Росса и Тедди. Но все же. Бар был нашей территорией, моей и Ноя, и когда мы подходим к двери, я вынуждена напомнить себе, что нужно дышать поглубже.
– Огурчик! – восклицает Макс, отодвигая в сторону мужчин среднего возраста, стоящих в голове очереди. – Проходи.
Я вежливо протискиваюсь вперед и маню за собой Колина.
– Привет, Макс, – говорю я, обнимая его.
– Кто этот хлыщ? – шепотом спрашивает он.
– Макс, это мой… друг Колин, – с трудом выговариваю я. – Колин, это мой… Макс. Он тут главный.
Колин уверенно протягивает руку.
– Для меня честь познакомиться с вами, сэр, – говорит он.
Мы с Колином проходим внутрь, и я предпочитаю не замечать многозначительное выражение на лице Макса.
Публики не так много, но она в отличном настроении. Мы успеваем занять места за маленьким столиком недалеко от сцены. На более энергичных концертах их обычно убирают к стенам, но сегодняшнее выступление будет солидным и спокойным. Я выбираю столик чуть в стороне, где потише и где я могу спрятаться за колонной с афишами прежних концертов.
– Классно, – улыбается Колин, приподнимая маленький латунный подсвечник, стоящий в центре столика.
– Макс действительно выкладывается на все сто, – говорю я.
Колин наклоняется вперед, и его лицо словно плывет рядом со свечкой, на шею падают резкие тени. Он вроде бы хочет что-то сказать, но тут шумная музыка в стиле хаус, звучащая в зале, неожиданно стихает, а единственный стул, стоящий на сцене, оказывается в круге света. Под негромкие, неуверенные аплодисменты выходит девушка. По виду она моя сверстница, но двигается, будто зрелая женщина. В одной руке у нее гитара, в другой бутылка воды. Кто она по происхождению, понять трудно: кожа у нее цвета карамели, волосы рыжевато-русые, черты крупные и четко выраженные, губы пухлые, а овал лица в форме сердечка. На ней высокие ботинки с ремешками и пряжками, длинная газовая юбка, а на хрупких плечах – свободный топ с глубоким круглым вырезом.
– Спасибо, – смущенно говорит она и берет первый аккорд.
Нечто в ее манере сразу напоминает мне о Ное. Девушка точно так же заполняет пространство вокруг себя. Она начинает петь, и этого достаточно, чтобы забыть обо всем. Голос у нее глубокий и гибкий, он звучит то как раскат, то как шепот, то как страстная мольба. Она поет о поездах, и мне хочется ехать куда-то.
Ее выступление длится час, и этот час пролетает как одно мгновение. Я слышу, как Колин спрашивает меня, хочу ли я содовой. Я вижу, как он идет к бару. Я все еще под впечатлением, все еще плаваю в теплых волнах голоса, в трепетных напевах гитары. Мое сердце будто бежит, догоняя само себя. Я понимаю: мне больше ничего не хочется, кроме как сидеть в темном зале с совершенно чужими людьми и слушать прекрасное пение.
На бис Лорел Рейнс исполняет акустическую версию «Стеклянного сердца», красивую до мурашек, аж дух захватывает. Мама очень любила эту песню группы «Блонди». У меня неожиданно сдавливает грудь, и мне кажется, будто за мной наблюдают. Но это хорошее чувство.
Я сосредоточенно жую кончик соломинки, чтобы не заплакать, и каким-то образом ухитряюсь дослушать песню.
Когда зажигается свет, Колин встает и подает мне куртку. Я надеваю ее и вслед за ним выхожу на заснеженное крыльцо. Я все еще нахожусь под действием музыки, поэтому делаю несколько глубоких вдохов. Жду, что Колин заговорит, но мы идем к машине в уютной тишине. Интересно, спрашиваю я себя, а он сам что-нибудь почувствовал? Или хотя бы догадался, что я – не здесь? У меня чешутся руки – так захотелось что-то написать. В голове роятся мысли.
Колин молча ведет машину. Я рассеянно замечаю, что он поворачивает не туда и едет в противоположную от моего дома часть острова, где стоят летние дома. Там горизонт шире, а лес менее густой. Полная луна низко висит над землей, на небе красуются ярко мерцающие созвездия.
– Куда мы едем? – наконец спрашиваю я, когда Колин поворачивает на узкую грунтовку.
– Увидишь, – смеется он. – Уже близко. Дорога упирается в маленькую, заросшую травой парковку, и Колин глушит двигатель. Мы тут же погружаемся в плотную тишину, характерную для побережья. Она наполнена мерным шумом прибоя.
Колин вылезает из машины, я следую его примеру и иду за ним к скамейке, которая стоит над подковообразной бухтой.
– Никогда здесь не была, – говорю я, удивленная тем, что на острове есть уголки, которые я не успела изучить как свои пять пальцев.
– В детстве я обожал здесь все исследовать, – Колин усаживается на скамью и сдвигается, чтобы освободить мне место. – Дом родителей вон там. – Он кивает на ряд величественных домов с ухоженными живыми изгородями, многочисленными балконами, разноуровневыми террасами и дорогостоящими видами на залив и океан.
– Здесь так мирно, – вздыхаю я.
– Ты не видела, как все здесь выглядит днем, – смеясь, говорит он. – Там спуск для рыбацких лодок. А эгоист-инспектор кружит поблизости и требует права от всех, кто на воде. Это целый спектакль.
Я улыбаюсь, представляя, как отдыхающие рассаживаются в своих патио и пьют коктейли под аккомпанемент споров о вкусовых качествах устриц и моллюсков.
– Раньше я постоянно там ошивался, – продолжает Колин. – Сидел на берегу и наблюдал. Мои родители ужасно ругались, говорили, что там «дурно пахнет».
Я слышу всплеск и вскакиваю. Я уже давно не бывала на берегу ночью. Мы с Ноем порой ставили палатку на пляже возле дома, хотя бы раз за лето. В прошлом году мы не успели, так что после его смерти я практически не подходила к воде, так, лишь проезжала мимо.
– И именно здесь я сделал предложение, – кашлянув, говорит Колин. – Это было четвертого июля, в День независимости. Кажется, мне каким-то образом удалось убедить ее, что это я устроил салют в ее честь. Отсюда он и в самом деле воспринимался, как наше личное шоу.
Поднимается ветер, и я поплотнее заматываю шарф.
– С тех пор я сюда не приходил. – Колин скрещивает на груди руки. – Дорога идет вокруг поселка, и теперь я езжу более длинным путем. Даже несмотря на то, что она была здесь лишь однажды, в тот самый день. Не знаю. Как будто она все еще здесь.
Я выпрямляюсь. Ведь я точно так же чувствовала себя в «Ройяле». Забавно, до какой степени некоторые места могут пропитываться духом другого человека. Словно этот человек все еще там, словно он был там всегда, ждал, когда ты вернешься.
– В общем, – говорит Колин, – я представляю, насколько трудно тебе было сегодня вечером. У Макса. Я знаю, что для тебя было важно привести меня туда. И я рад, что у тебя получилось.
Я вожу носком ботинка по плотному песку, сырому от холода.
– Ярко было, правда? – Колин улыбается. – Я имею в виду концерт. Здорово она пела.
– Гм, – мычу я.
Мне всегда было тяжело обсуждать музыку, которая мне нравится. Наверное, отчасти поэтому мне так нравится писать о ней. Мне нужно сначала «переварить» то, что я услышала или увидела. Музыканты проводят много времени с теми песнями, что дарят нам. Думаю, будет справедливо поступать точно так же и с нашим откликом на их творчество.