Дорит Линке - По ту сторону синей границы
Андреас ругается. Он плывет совсем близко, иногда задевает меня рукой, движения плохо скоординированы. Он движется все медленнее, зато ругается все чаще. Ему бы поберечь силы, сконцентрироваться на плавании. У меня нет сил, чтобы остановиться и сказать ему об этом.
– Почему я тут?! В этом чертовом мокром дерьме?! – орет он.
Шнур на секунду натягивается, потом снова провисает. Как же здорово, что Андреас плывет дальше, не сдается.
Что я буду делать, если в какой-то момент он не сможет больше плыть?
Он же сам знает, почему он здесь: потому что не хочет опять в тюрьму. Специнтерната оказалось достаточно. Андреас вышел оттуда худой как щепка. На голове – короткий ежик, от прежних локонов не осталось и следа. Сначала он почти не говорил. Мы сели в пригородную электричку до Варнемюнде. Сакси тут же принялся рассказывать самые новые анекдоты. Андреас над ними не смеялся, и я тоже. Анекдоты были абсолютно «не в кассу». Отпраздновать возвращение мы решили в ресторане отеля «Нептун» и заказали бройлеров.
Свои полкурицы Андреас заглотил почти мгновенно, потом набросился на жареную картошку и салат – те тоже исчезли в один момент. Мы с Сакси остолбенело наблюдали за всем этим, забыв про собственную еду.
– Интернатовский темп, – объяснил он, заметив наши взгляды. – На обед отводилось пять минут.
Потом мы пошли прогуляться и, пройдя мимо скульптуры «Летящие чайки» и вышки № 3, вышли на пляж.
Андреас стоял и смотрел на волны. И вдруг начал тихо рассказывать про распорядок дня в «тюряге», как он называл интернат. Подъем, зарядка, потом умыться и заправить постели, завтрак, строем на завод, вечером – обратно, ужин, уборка, сон.
– Там надо слиться с пейзажем, будто ты шпион! – крикнул Сакси. Мы рассмеялись: услышать такое именно от Сакси! Со своей прической, растрепавшейся на сильном ветру, он выглядел еще нелепей, чем обычно.
Слиться с пейзажем не получилось.
Все из-за деда. Это была его вина, хотя ничего такого он, конечно, не хотел. Даже не подозревал, чему дал толчок…
Для нас же все было кончено. С того момента нам оставалось только одно – работа на Ростокском моторном заводе. С шести утра и до четырех дня. Каждый день – открывалки для консервных банок. Собрать все части вместе, завинтить винтики, упаковать в коробку.
Прощай, аттестат, прощай, поступление на биологический! Каждый день какой-то старый хрыч пытался схватить меня за попу. Мастер говорил ему, чтоб он прекратил, но все было без толку.
Андреас в синем комбинезоне и защитных очках стоял за сверлильным станком. Каждый день вытачивал одну и ту же деталь для пароходных винтов.
Кто знает, может быть, как раз для того винта, чей гул я слышу сейчас?
Он не прекращается.
Что-то хватает меня за плечо – рука Андреаса. Останавливаюсь, поднимаю голову. Затылок и шею ломит.
На горизонте – множество кораблей, идущих на запад, в ФРГ. Скорее всего, танкеры. Но они слишком далеко.
Качаю головой. Кричать и махать нет смысла, они нас не заметят.
– Мне плохо, – говорю я. – Опять тошнит.
Андреас тоже бледный, его бьет дрожь.
Икру пронзает острая боль, неопреновый костюм натирает запястья, мышцы болят, отказываются двигаться. Сильно болит голова.
– Дай таблетку.
Андреас переворачивается на спину, открывает сумку, висящую на свинцовом поясе, достает трубочку с таблетками. Откручивает крышечку, вытряхивает на ладонь одну таблетку, кладет мне в рот.
Я проглатываю ее вместе с морской водой, Андреас смотрит неодобрительно.
Вот сейчас я ему и скажу! Должна сказать, хотя решиться на это ужасно тяжело, на душе кошки скребут.
– Фляжку я потеряла… тогда, в волнах от парома.
Лицо у него каменеет.
– Мне очень жаль…
– Ч-ч-черт…
И больше ни слова.
Я не чувствую ни голода, ни жажды. Только боль. Таблетка не действует.
– Я весь дрожу и не могу остановиться, – говорит Андреас.
Тело борется с холодом и вырабатывает тепло, заставляя мышцы дрожать.
Мы снова плывем. Кролем больше не можем, только брассом. Я не в состоянии поднять руку из воды. Движемся как при замедленной съемке, медленно-медленно.
Увидел бы Ульрих такое на тренировке – наорал бы наверняка.
Я больше не могу сконцентрироваться.
Вдруг стрелка компаса резко поворачивается на восток… сильное течение.
Андреас его не замечает, я хватаю его за руку.
– Нас сносит на восток, надо плыть быстрее!
Энергичнее двигаю ногами, корректирую курс, дергаю за шнур, показывая Андреасу, куда плыть. Течение очень сильное, нас все время отбрасывает назад, мы почти не продвигаемся в нужном направлении. Стрелка компаса все прыгает и прыгает, никак не успокоится.
Движения координировать не удается, ритмичность идет к черту, тело просто не соображает, что делает. Команды мозга по пути к мышцам каким-то образом рассеиваются.
Андреас изо всех сил старается держаться рядом, но получается плохо.
Очень хочется на него наорать, хотя я понимаю: он-то тут ни при чем.
Мы боремся и боремся с течением, напрягаем последние силы, пока не начинает болеть уже вообще все. Взгляд скользит по пустоте, нет никакой возможности определить, где мы.
Стрелка потихоньку успокаивается. Неизвестно, насколько далеко нас снесло.
– Где север? – спрашивает Андреас.
Смотрю на компас, указываю направление.
– Давай плыть прямо на запад, – говорит он. – Мы уже далеко на севере, обратно к ГДР нас не снесет.
Если честно, я не имею ни малейшего понятия, где мы вообще сейчас находимся. Но не возражаю. Бесконечность моря меня подавляет.
Надежду поддерживает только мысль, что теперь мы будем двигаться прямо на Запад.
* * *На первомайскую демонстрацию тащиться никому не хотелось. Одно грело душу – что тогда не надо идти в школу. Я зашла за Сакси и Андреасом, втроем мы отправились к месту сбора класса у Крёпелинских ворот. Там мы должны были построиться в колонну. Андреас явился не в форме ССНМ, и фрау Тиль немедленно принялась его отчитывать.
– Андреас, где ваша синяя рубашка?
– Она грязная, у нас закончился стиральный порошок.
– Вы сегодня пойдете в самом последнем ряду, так и знайте!
Из-за угла вывернула парторг и, естественно, моментально почуяла: здесь какой-то непорядок. Нюх на такое у нее был, как у охотничьей собаки.
– Кушвиц! Ну конечно! И не в форме! Что вы можете сказать по этому поводу?
– По этому поводу я могу сказать, что демонстрировать верность классовым идеалам я могу и без синей рубашки.
Парторг побледнела.
– Думаете, кто-то разделяет вашу точку зрения? Должна вас огорчить: никто! Уходите! В демонстрации вы принимать участия не будете! Такие люди, как вы, стране не нужны!
– Ладно, тогда пойду съем мороженое.
Андреас поднял вверх большой палец и направился к крепостному валу.
– Какая наглость! – крикнула Карлова ему вслед.
– Повезло же… – пробормотал Сакси. – Я, может, тоже мороженого хочу.
Вместо мороженого ему вручили красное знамя, велели нести его по Ланге-штрассе и скандировать лозунг «Да здравствует дружба с великим Советским Союзом!».
– А знаешь, – крикнул Сакси мне в ухо, – с дружбой этой теперь не очень, в Союзе сейчас перестройка и глаз-нос, а Хонеккер почему-то больше не хочет им во всем подражать. Так отец вчера сказал.
– Это называется гласность[46].
– Как?
– Глас-ность, а глаза и носы тут ни при чем.
Сакси это было решительно все равно, он с остервенением принялся размахивать знаменем.
К обеду демонстрация наконец-то закончилась, и можно было сматываться. Андреас ждал нас у Каменных ворот, чтобы всем вместе поехать в Варнемюнде.
Мы с Сакси быстренько забежали домой переодеться. Ехать на пляж в синих рубашках ССНМ было бы совершенно нелепо!
На молу в Варнемюнде время от времени собирался народ и торговал из-под полы всякой всячиной: чаще всего вещами, привезенными из ФРГ, но и старьем тоже. Кто-то вот разложил на камнях елочные игрушки, – и это Первого мая!
Мы с Андреасом быстро взобрались на мол.
– Классное место! – крикнул Сакси, разбежался и подпрыгнул, но вскарабкаться не смог. Мы схватили его за брючный ремень и втащили наверх.
Потом развернули наши постеры с музыкальными группами и разложили все остальное, чем собирались торговать: статьи из журналов, наклейки, рекламные проспекты.
– Посмотрим, за сколько удастся «Браво»[47] толкнуть… – сказал Андреас Сакси.
Журнал привезла Андреасу его бабушка. Она, конечно, думала, что внук сам будет его читать, а не потащит продавать на черный рынок.
Вокруг нас тут же собралась небольшая толпа. Прямо перед нами стояли и шептались две девчонки, почти близнецы, с одинаково длинными светлыми волосами, в одинаковых розовых велюровых костюмах.
– Что желаете? – Сакси взмахнул руками над нашими сокровищами.
Обе показали на большой постер с Depeche Mode.
