Лора Флоранд - Француженки не верят джентльменам
Лея иронично улыбнулась мужу, показывая всем видом, что вернулась к своим собеседникам.
– Итак, мадемуазель Манон берет у меня интервью о моем решении назначить главного повара, – начал Даниэль, поднимая брови, будто приглашая жену высказать свое мнение.
– Что ты уже успел ей рассказать? – спросила Лея вместо этого.
У него опять появилась сдержанная, но в то же время неимоверная улыбка, – та, в которой было так много теплоты.
– До сих пор мы говорили о Габриэле Деланже.
Она засмеялась с явным удовольствием.
– Габ замечательный. Думаю, вам никогда бы не удалось поделить ресторан между собой. Ему хотелось контролировать все, но ресторан был твоим, и ты должен был им управлять. И Даниэлю действительно удалось переломить ситуацию в первый же год. – Она очень тепло взглянула Джоли в глаза. – Что вы думаете о Габриэле?
Джоли опустила глаза, покраснела и сама удивилась этому. Надо же, предательские щеки.
Лея же выпрямилась с радостным видом. Потом поймала быстрый взгляд мужа, опять взглянула на Джоли и больше ничего не сказала.
– Вернемся к решению о назначении главного повара, – твердо сказала Джоли. – Как вам удалось достичь той точки, когда вы немного отстранились, оставив ежедневный контроль в руках другого повара?
Подошел официант. Джоли сделала паузу, чтобы хоть немного насладиться роскошной возможностью выбора блюд, и когда наконец выбрала и подняла взгляд, то увидела, что рука Леи лежит на руке Даниэля, а он наблюдает за Джоли с легкой удовлетворенной улыбкой. Она была довольна, что позволила проявиться своему восхищению, когда изучала меню.
Она дождалась, когда отойдет официант, и повторила вопрос о выборе главного повара. Когда берешь интервью, надо проявлять настойчивость.
– Мне не надо было больше ничего никому доказывать, – медленно сказал Даниэль. – Все уже давно доказано на кухне.
Он взял Лею за руку, не глядя на нее. Его сильный большой палец погладил жилки ее руки, на ощупь нашел пятно засохшей краски и мягко потер его.
Джоли позволила паузе затянуться, чтобы дать Даниэлю возможность рассказать что-нибудь еще.
– Я хотел получить шанс чаще бывать со своей женой, – все еще тихо и осторожно сказал Даниэль. – И с самим собой. Я подумал, что, возможно, не должен выкладывать на тарелки всего себя по крупицам, чтобы кто-то их съел. Возможно, будет достаточно, если они время от времени будут лишь понемногу откусывать. Когда достигаешь этой точки, наступает пора передать другому повару часть своей работы.
– Тому, кто хочет дать съесть себя живьем? – тревожно пробормотала Джоли. В ее голове пронеслись образы отца и Габриэля. Энтузиазм Габриэля. Мрачная депрессия отца, как будто его проглотили целиком, а потом выплюнули.
– Да, – уверенно сказал Даниэль. Лея сплела свои пальцы с его пальцами и сжала его руку.
– А что чувствовали вы? – спросила ее Джоли.
Лея долго молчала, и ее сияние становилось слабее, но не из-за чего-то плохого, а так, будто лучи солнца мягко рассеивались в облаке.
– Большое счастье, – наконец мягко сказала она. И затем, через секунду, которой Джоли опять позволила тянуться: – Знаете, так хорошо, когда у тебя есть время, чтобы быть чем-то еще. Вы же понимаете? Ведь вашим отцом был Пьер Манон.
Джоли попыталась скрыть глубокую печаль, которая охватывала ее всякий раз, когда кто-нибудь упоминал ее отца в прошедшем времени. Будто либо его вообще не было в живых, либо в лучшем случае он больше не имел права называть себя собственным именем. Неудивительно, что и у отца было похожее ощущение – будто все у него уже в прошлом.
Впрочем… Разве он сам хотя бы отчасти не был виноват в том, что у людей возникло такое отношение к нему? Он сам считал потерю звезды собственной смертью. А ведь мог бы вернуться к борьбе и показать всем, что еще жив.
Джоли подняла руку и потерла шею.
– Вам ли не знать, как должность главного повара вытесняет из жизни все остальное, – сказала Лея.
– И всех остальных. – Джоли была вынуждена согласиться. Надо же, куда свернул разговор, а ведь предполагалось, что это интервью будет не о ней. – Жену, детей, друзей, себя самого.
Лея вышла замуж в восемнадцать, в момент ужасного кризиса – внезапная смерть ее легендарного отца, два младших брата, которых нужно воспитывать, и всемирно известный трехзвездный ресторан. Все это легло на ее плечи. Поэтому Джоли не могла винить ее за то, что она попала в водоворот, когда вышла замуж за того, кого прекрасно понимала, – за шеф-повара, который в этот водоворот уже был затянут.
Сколько времени отречение от собственной жизни казалось Лее естественным? Смотрела ли она хоть иногда на людей, живущих нормальной жизнью – такой, какая могла бы быть и у нее? Задумавшись об этом, Джоли поняла, чему мать так хорошо научила ее: женщина должна быть сумасшедшей, чтобы выйти замуж за суперзвездного повара.
– Значит, теперь тебе не нужен обед? – Габриэль хмуро смотрел на Джоли со своего балкона, будто готов был перепрыгнуть разделявшее их расстояние и придушить ее. Он почему-то полагал, что ее будет непреодолимо тянуть в его кухню, когда она, проголодавшись, вернется к двум часам, к концу обеденного времени, чтобы съесть все те вкусности, которыми он решил побаловать ее. – В «Макдоналдсе» наелась?
– Я пообедала с Даниэлем Лорье, – ответила Джоли, и ее слова взбесили Габриэля.
– О, значит, пообедала.
Что за чертово самообожание у этого человечишки! И это после того, как Габриэль спас проклятую кухню Даниэля! Возможно, Лазурный Берег не так велик, чтобы вместить их обоих.
– У его жены такая широкая душа, – сказала Джоли. – Похоже, она так же готова отдать всю себя другим, как и он. Интересно, как ей это удается?
– Это ты видишь Лею такой, – сказал он, пытаясь разомкнуть челюсти, чтобы Джоли не показалось, будто он цедит слова сквозь зубы.
Еще с тех пор, когда Даниэлю было всего девятнадцать, у него была женщина, которая изливала на него щедрую теплоту своей души. И Даниэль был моложе его, черт подери. Даниэль и Лея встречались год до того, как поженились.
Ну почему женился именно он?
Даниэль работал больше времени, чем Габриэль. Даниэль участвовал во всех телевизионных шоу, в которых были соревнования шеф-поваров, а Габриэль считал, что от них одни неприятности. Что у Даниэля было такого, чего не было у Габриэля и что привлекло к нему такую верную и преданную женщину, как Лея? Джоли тоже разглядела это в Даниэле?
Почему он? Почему не я? Почему?
Ему захотелось посильнее пнуть что-нибудь, чтобы не признаться, как ему больно.
– И она великолепна, – отметила Джоли, и в ее глазах появилась искра юмора.
Габриэль скрестил руки на груди.
– Прекрасно. Ты знаешь, насколько мне это безразлично?
Джоли, быстро моргая, секунду смотрела на него. Утром она поставила горшок с таитянскими гардениями на свой балкон, и аромат, плывущий с ее стороны, был таким пьянящим и сладким, что соперничал даже с самим жасмином.
– Поэтому я сомневаюсь, что он флиртует с другими женщинами, – объяснила она с самой малой долей радостного изумления.
Он раскинул руки.
– Черт побери, ты когда-нибудь смотрелась в зеркало, Джоли?
Merde, неужели он только что признал, насколько ревнив? Ревнует женщину, которая считает его ревность смешной, потому что ей не составит труда бросить его? Неужели он никогда не сможет научиться обуздывать себя?
Она снова моргнула. И зарделась от удовольствия. Она, казалось, не имела ни малейшего представления, что говорить дальше. Нагнув голову, Джоли провела пальцами по одной из своих гардений, тайком поглядывая на Габриэля через дурацкую пропасть в три этажа.
Он подергал балконные перила, проверяя их прочность и желая убедиться, что они не обрушатся, когда он оттолкнется от них. Поскольку ее взгляды… Черт возьми, у мужчины не должно быть трехэтажной пропасти между ним и такими взглядами!
– Эй! – Она выпрямилась и разогнула пальцы. – Даже не думай об этом.
Он подарил ей сладкую улыбку.
– О, только об этом я и думаю. – Его улыбка стала хитрее, когда он наклонился над пропастью. – А вот о чем ты думаешь, Джоли? Не поделишься со мной?
– Если ты хоть раз попытаешься прыгнуть, я убью тебя! Вдруг ты умрешь! Или сломаешь спину и останешься на всю жизнь парализованным! Не смей!
– Ты хочешь убить меня, чтобы я не умер?
Она оторвала цветок гардении, раздавила его в руке и швырнула лепестками в Габриэля. Он попытался поймать их, но они проплыли слишком далеко от него и медленно опустились на мостовую.
– Ааа, – сказал он. – Теперь ты бросаешь цветы мне на балкон. Разве это не мило? Может, и на гитаре сыграешь?
Пальцы Джоли зловеще вцепились в край большого горшка с гарденией. Габриэль был совершенно уверен, что сможет поймать его, но сможет ли Джоли бросить его достаточно далеко – вот в чем вопрос. Габриэль не хотел, чтобы пострадал случайный прохожий.
