Диана Чемберлен - Ребенок на заказ, или Признания акушерки
– Мы продолжим химиотерапию, чтобы поддерживать ее общее состояние, пока будем искать донора. Нам нужно побыстрее найти подходящего. Завтра я устрою вам встречу с Дугом Дэвисом. Он возглавляет это дело. Он вам все подробно расскажет.
– Он проверит меня и Брайана на пригодность быть донорами? – спросила я. – Можно это осуществить немедленно?
– Дуг вам все объяснит.
– Итак. – Я взглянула на экран моего ноутбука, ничего там на самом деле не видя. – В конечном счете, хорошая это новость или плохая?
– Ни то и ни другое, – сказал он. – Это то, что есть.
Я ненавидела это выражение. Что, если бы я сказала семье пропавшего ребенка, «это то, что есть»?
– Мне нужен другой, определенный ответ, – сказала я.
Он заметно колебался.
– Я бы желал более положительной новости, – сказал он, наконец. Это было лучшее, на что он оказался способен. Большее, чего я могла от него ожидать.
– Ладно, – вздохнула я. Я перестала его испытывать. В конце концов, это касалось только меня одной. Потом я вспомнила Брайана, сидевшего с Хейли в палате. Я подумала о вспыхнувшей в ней привязанности к нему. О нежности в ее голосе, когда она о нем говорила. Как она полюбила это слово «папа». Я вспомнила, как накануне он вошел в палату после операции, как он устремился к ее постели. Дотронулся до ее руки. И я подумала, что, может быть, я была не одна.20
Тара
Уилмингтон, Северная Каролина
Мне послышался собственный крик. Я мгновенно проснулась, вскочила с постели и только тогда поняла, что слышала не свой голос, а голос Грейс. Я бросилась к ней в комнату, воображая, что кто-то мучает ее. Я была готова собственными руками выцарапать этому неизвестному мучителю глаза.
Но она была одна. Она сидела на кровати, сжавшись в комочек, зажав руками уши, и к тому моменту, когда я ворвалась к ней, голос ее сделался таким тихим, что я едва могла ее слышать.
– Помогите, помогите, – всхлипывала она.
– Грейс! – Я кинулась к постели и обвила мою девочку руками, заключив ее в кокон. – Любимая. Все в порядке. – Она прижалась ко мне, и я покачивала ее. – Это просто сон. Просто дурной сон. – Я вспомнила, как она позволяла мне держать ее так, когда она была маленькая, и, хотя ее страх был для меня болезненным, я дорожила возможностью быть к ней так близко и тем, что она меня не отталкивала.
– Что это было, детка? – спросила я. – Хочешь рассказать мне? – Раньше она всегда рассказывала свои сны Сэму. Она изливалась перед ним, а он слушал так внимательно, словно желал навсегда запомнить каждую подробность.
Я почувствовала, как она покачала головой под моим подбородком. Она то стискивала мою руку, то отпускала, напоминая мне, как сжимала и разжимала кулачок у моей груди, когда я ее кормила.
– Ты видела папу? – спросила я и прикусила губу. Она не выносила моих расспросов.
– Это я виновата в смерти Ноэль. – Голос ее звучал так приглушенно, что мне показалось, что я что-то не так расслышала.
– Ты виновата? Нет, Грейси, нет! Как ты можешь быть в этом виновата?
Она снова покачала головой.
– Скажи мне, – попросила я. – Скажи мне, почему ты так думаешь.
Она отодвинулась от меня, но только слегка, так что наши тела по-прежнему соприкасались. Когда я погладила ее по спине, она не отпрянула.
– В тот день, когда она умерла, она прислала мне сообщение, – сказала Грейс. – Обычное, какие она всегда посылала, стараясь вовлечь меня в благотворительность.
– Ага, – кивнула я.
– И Клив мне тоже прислал сообщение. Я ему ответила, написав, как меня всегда раздражает Ноэль… и вообще наговорила ему про нее всяких гадостей. Что она помешалась на своей работе и так далее. И когда я уже нажала кнопку «отправить», я поняла, что послала свой текст Ноэль, а не Кливу.
Я была рада, что в темноте она не могла увидеть мою улыбку. Со мной тоже такое случалось и не один раз. А с кем такого не бывало? Но я переживала за Грейс и за Ноэль, получившую такое письмо от девочки, которую она обожала.
– Знаешь, мы все делаем такие ошибки, и…
– И она покончила с собой, – перебила меня Грейс. – Через пару часов – а может быть, минут – после того, как получила мое письмо. Она прочитала все эти ужасные вещи, которые я написала о ней, и покончила с собой.
– Нет, Грейс, – сказала я. – Ты не можешь обвинять себя в ее самоубийстве. Может быть, она даже и не прочитала твое письмо, но даже если и прочитала, одно это не подтолкнуло бы ее к самоубийству. Что бы ее ни волновало, это было гораздо глубже и длилось уже очень давно.
У меня были свои тайные проблемы последние два дня, после того как Эмерсон показала найденное ею письмо. Я только об этом и могла думать. Я представляла себе, как Ноэль роняет ребенка. Где? Когда? Как ужасно ей было это пережить! Я безуспешно пыталась избавиться от этой картины, стереть ее из своего сознания. Мне очень хотелось рассказать об этом Грейс, чтобы облегчить ее совесть, но тайна должна была пока остаться между мной и Эмерсон. Может быть, навсегда.
Но я не могла хранить молчание и позволить снова открыться пропасти между нами, что должно было случиться, как только Грейс успокоится.
– Я кое-что знаю о Ноэль, – сказала я, испытывая острую потребность нарушить молчание и задержать Грейс рядом с собой. – Для ее депрессии были причины, которыми и объясняется самоубийство, и поверь мне, они не имеют к тебе никакого отношения. Это все равно бы произошло, послала бы ты свое письмо или нет.
– Что ты знаешь? – Она взглянула на меня с подозрением. Глаза ее блестели в лунном свете.
– Я не могу пока об этом говорить. Эмерсон и я пытаемся выяснить причины ее тяжелого состояния. Мы думаем, что с Ноэль что-то случилось… очень давно, и что…
– Ее изнасиловали или что-нибудь в этом роде?
– Нет, ничего такого. – Мне не следовало ей ничего говорить. Может быть, я никогда не смогу открыть ей всю правду. – Я даже не знаю всех подробностей. Но я говорю тебе об этом, чтобы ты не обвиняла себя в происшедшем. Все, что тебе нужно знать, это то, что ты не имеешь никакого отношения к случившемуся с ней. Ты согласна?
Она кивнула и легла.
– Ты сможешь теперь заснуть?
– Да, все хорошо. – Она закуталась в одеяло и повернулась на бок, лицом к стене. Тело у меня похолодело в том месте, где я ощущала ее близость. Мне не хотелось уходить. Я дотронулась до ее плеча. Погладила его.
– Сегодня ты не работаешь?
– Нет. Завтра.
– Тогда я подвезу тебя домой.
– Дженни меня подвезет.
Какое-то мгновение я колебалась.
– Я вижу, ты все еще расстроена, – сказала я. – Ты так похожа на папу, детка. Ты углубляешься в размышления, а это нехорошо. Быть может, сегодня вечером мы могли бы…
– Мама! – Она резко повернулась на спину, и, хотя мне было плохо видно ее лицо, я знала, что она смотрит на меня неприязненно. – Я хочу спать!
– Ну-ну, хорошо. – Я грустно улыбнулась. Она протянула мне палец, а я хотела ухватить всю ее руку. Я наклонилась и поцеловала ее в щеку. – Я люблю тебя, – сказала я. – Спокойной ночи.
Весь следующий день я боролась с настойчивым желанием проверить, как чувствует себя Грейс после тревожной ночи. Преподавать в школе, где учится твой ребенок, – это и благо и наказание: слишком легок доступ к ней. Она бы вряд ли оценила мое вмешательство, так что я весь день старалась избегать встречи с ней.
Когда я вернулась с работы, в кухне замигал телефон. Я включила звук и поднесла трубку к уху.
– Привет, Тара, – раздался голос Йена. – Должен тебе сказать, я каждый раз вздрагиваю, когда слышу приветствующий меня голос Сэма. Но это хорошо. Отрадно слышать его голос. Я просто хотел узнать, как у вас дела. Надеюсь, что у тебя и Грейс все в порядке.
Я отключила связь.
Честно говоря, я совершенно забыла, что Сэм записал наши голоса для принятия сообщений. Эмерсон напоминала мне об этом в первые несколько недель после смерти Сэма. Но если бы кто-нибудь сказал мне тогда, что мой дом почернел, я бы и это пропустила мимо ушей. Думаю, ни у кого не хватило мужества снова об этом упомянуть. Кроме Йена. Но он сделал это легко и просто.
Я достала из сумки мобильник и набрала наш домашний номер. Телефон звонил четыре раза, пока я ждала, закусив губы. Потом я услышала голос.
– Привет! – Казалось, что Сэм говорит в соседней комнате. – Здесь Сэм, Тара и Грейс, и я надеюсь, что вы оставите для нас сообщение. Пока!
Я долго смотрела на телефон в своей руке, а потом заплакала, прижимая его к сердцу. Я села на стул рядом с кухонным столом и разрыдалась так, что слезы лились на его мраморную поверхность. Я думала, что острота горя, душераздирающая боль уже прошли, но этого явно не случилось.
Я приходила в себя минут двадцать. Потом снова взглянула на телефон, на этот раз с внутренней решимостью. Нужно сменить приветствие. Но дело было в том, что я понятия не имела, как это делается.
И еще мне пришло в голову: а что скажет Грейс? Я помнила ее реакцию, когда она вошла в спальню и увидела, что я упаковала все вещи Сэма в черные мешки для мусора, чтобы отдать их в благотворительную организацию. Прошло две недели с тех пор, как его не стало, и я ощутила острую потребность избавиться от всех вещей, которые ему уже никогда больше не носить. Я слышала, что некоторые женщины хранили одежду своих мужей годами, но у меня сердце рвалось на части, когда каждое утро я видела в шкафу его костюмы, деловые и спортивные, и рубашки.
