Лора Хилленбранд - Фаворит. Американская легенда
Хелен подбежала к входной двери, повернула ключ в замке и заскочила внутрь. Пустой дом пугал ее. Она чуть не потеряла сознание, когда в темноте заговорил хозяйский попугай. Женщина поднялась наверх и заперлась в ванной. «Если бы не он, – признавалась Хелен, вспоминая события той ночи, – я осталась бы совсем одна».
Профессия, которую избрали для себя Ред Поллард и Джордж Вульф, никого не щадила. Но при всей сложности в ней было некое очарование, нечто такое, перед чем ни один из них не смог устоять. Человека всегда манит свобода, но связывает по рукам и ногам собственное несовершенство. Его кипучая энергия и практический опыт ограничиваются возможностями относительно слабого, неповоротливого тела. Скаковая лошадь в силу удивительных физических данных освобождает жокея от всех ограничений. Когда лошадь и жокей летят по треку, душа человека неотделима от могучего животного, этот союз – не просто совместные действия двух существ. Лошадь получает хитрость и умения жокея, а жокей – мощь лошади. Для жокея седло – это место, где он испытывает ни с чем не сравнимое возбуждение, выходит за пределы привычной реальности. «Лошадь, – вспоминал один наездник, – захватывает тебя целиком»{176}. «Верхом на лошади, несущейся на полном скаку, – писал Стив Донохью, – я настолько поглощен скачкой, что забываю о толпах зрителей. Мы с лошадью говорим на одном языке и не слышим больше никого». В самый разгар Великой депрессии, когда тяжелая нужда ограничивала возможности человека как никогда прежде, для молодых людей вроде Полларда и Вульфа свобода, которую давали скаковые лошади, была сродни сладкозвучной песне.
Вне скачек, в обычной жизни жокей был скован и сдержан, двигался медленно, словно в вакууме, после десятикратно усиленных эмоций, которые испытывал во время скачек. В седле, выходя за рамки несовершенного тела, Поллард и Вульф, как и все другие наездники, возвышались на два метра над миром, подчеркнуто свободные, подчеркнуто энергичные. Они были похожи на тех матадоров, которые, как писал Хемингуэй, «живут полной жизнью»{177}.
Глава 6
Свет и тень
Мексиканская виза Реда Полларда, 1932
(Нора Поллард Кристиансон)
Джордж Вульф
(Журнал «Чирз»)
Рано или поздно все ученики жокеев поднимались на этот холм. Когда они впервые появлялись на пыльной дороге, ведущей от трека вверх по склону, то, наверное, выглядели слишком юными и немного напряженными. Когда они возвращались, обеднев на полдоллара и повзрослев на двадцать минут, то шагали уже более развязно и уверенно. А какие истории они друг другу рассказывали!
С вершины того холма на ипподром Тихуаны, или, как тут говорили, «Ти-а Ху-аны», взирало большое строение из шлакоблоков. В этом здании располагалась «Красная мельница» – устеленная грубыми циновками обитель представительниц древнейшей профессии{178}. Это был самый большой публичный дом в мире – и, наверное, самый прибыльный. Заведение стояло прямо над старой дорогой на Тихуану и занимало половину городского квартала. Над ним возвышалась огромная вращающаяся ветряная мельница, украшенная мигающими красными огоньками, которые было видно с другой стороны американо-мексиканской границы. Для всех жокеев «Красная мельница» была как Полярная звезда для колдунов. Трудно было не смотреть на нее во время утренней выездки или изнуряющего бега вокруг конюшен в самую жару. Жокеи называли это заведение «домом погубленных голубок»{179}.
В «Красной мельнице» не было содержательницы. Девицы сами управляли заведением – и делали это с ловкостью баронов-разбойников. Девушки прекрасно знали, что половина из тех, кто работает на ипподроме, – молодые люди, которых никто не контролировал и которые испытывали лютые муки полового созревания. И едва ли можно назвать просто счастливым совпадением тот факт, что входная плата «пятьдесят – все включено», вспоминал бывший ученик жокея, точно равнялась цене утренней тренировки лошади. Любой наездник, поднимавшийся на холм, получал пиво за счет заведения. И в тех редких случаях, когда клиент был не в настроении продолжить, его приглашали в домашний кинотеатр, чтобы он смог вдохновиться, просмотрев экзотический «синий», то есть порнографический, фильм. В заведении было столько девушек на выбор всевозможных национальностей, что парню пришлось бы выезжать три сотни лошадей, чтобы посетить их всех. Он мог пройтись по узкому коридору, вдоль которого располагались причудливо отделанные спальни, послушать, как девушки на тихом испанском предлагают зайти, и сделать свой выбор. «Ты проходил по тому коридору, как проходишь по торговому залу бакалеи».
Девушки серьезно относились к обслуживанию клиента. Вельма «Бархатный Язычок» и Большая Чи-чи не нуждались в представлении. Девица, которую жокеи называли Однокрылой Энни, бодро справлялась со своими обязанностями, хотя у нее не было одной руки. Одна девушка сказала ученику жокея, что если у него найдется пять долларов, то она покажет такое, чего он никогда не забудет. Тогда на пять долларов можно было прожить целую неделю, но практичность едва ли возобладала в душе подростка в такой ситуации. Уже через минуту в комнату набилась куча жокеев, которые осы́пали означенную особу пятицентовыми монетами. Девица с готовностью разделась, зажгла сигарету и стала пускать колечки дыма из того места, в которое сия креативная и физически развитая проститутка додумалась вставить сигарету. Это был величайший день в жизни подростков. «Какой талант! – вспоминает свидетель того представления. – Конечно, после этого пришлось менять бренд сигарет, которые я обычно курил».
«Красная мельница» задавала тон всей Тихуане. Жокеи прожигали жизнь. Днем они скакали на лошадях. Вечерами бродили по городу шумными тесными компаниями, вваливались в «Красную мельницу», после – в салун клуба «Беговая дорожка». А потом исследовали городские трущобы, голыми гонялись за хихикающими девушками по коридорам мотелей и крали ключи от всех номеров самой большой гостиницы городка. Среди этих молодчиков были и Вульф с Поллардом. Тихуана была странным, щедрым местом, они приезжали сюда каждую зиму и считали это место своим домом. Участвуя в местных скачках с осени до весны, они прошли все этапы становления как спортсмены – и как мужчины.
В 1928 году, в первый полный сезон вместе, они произвели фурор среди поклонников скачек. Завоевав репутацию человека, который творит чудеса, работая с несговорчивыми и нервными лошадьми, Поллард получил заказ на участие почти в трехстах заездах. Он принес владельцам в сумме более 20 тысяч долларов призовых. Пятьдесят три раза он приходил первым в заезде, войдя в двадцатку лучших профессиональных жокеев Северной Америки (среди тех, у которых было более ста заездов). Это был полный успех. Вульф был вообще уникумом. Проработав в элитном дивизионе всего несколько месяцев, он получил заказы на участие в 550 забегах. Многие из лошадей, на которых ему приходилось скакать, участвовали в призовых скачках высшего класса, около сотни из них стали победителями, заработавшими в сумме 100 тысяч долларов. Его победы составили в среднем 19 %, и Вульф занял шестнадцатое место в рейтинге профессиональных наездников. Поллард и Вульф обеспечили себе место в элите конного спорта Северной Америки.
Они также добились уважения и в своей среде. Поллард, с его книгами, историями и нетривиальным чувством юмора, заслужил любовь всего ипподрома. Вокруг него собралась небольшая компания чудаков и шутников. В жокейской он организовывал разнообразные розыгрыши или забивался в уголок, чтобы углубиться в чтение. Он поражал коллег цитатами из Омара Хайама и «старика Уолдо», как он называл Эмерсона. Незначительное происшествие могло вдохновить его на чтение наизусть огромных кусков из Шекспира. Ученики жокеев только озадаченно поднимали брови{180}. Речь его напоминала разноцветное лоскутное одеяло: в ней изысканные обороты перемежались потоком сквернословия. Полларда любили за соленые шутки, которые он умел произносить с невозмутимым видом Бастера Китона, и за безграничную щедрость. Его обожали и боялись за боксерские навыки, за непредсказуемость, рокочущий баритон – и за бесстрашие.
Он был выдающимся рассказчиком и как-то даже сочинил, что ездил на лошадях царя Николая. Такая нелепица проходила у мальчишек-учеников, которые недостаточно долго ходили в школу, чтобы знать, что большевики расстреляли несчастного Николая, когда Полларду было всего девять. Еще одна из его любимых баек была о том, как он устроился на ночлег рядом с пятью спящими медведями в какой-то канадской пещере. Со временем история видоизменялась: медведи были уже не в спячке, а вполне бодрыми, и бывший боксер своим убойным хуком левой отправил всех пятерых в нокаут. Поллард, когда не рассказывал своих историй, умничал перед руководством ипподрома. Однажды он присутствовал на банкете, где основным докладчиком был человек, объявляющий старт скачки, известный своим сквернословием. Его коронной фразой было «Наденьте петлю на этого сукиного сына!». Речь шла о приспособлении, которое натягивали на верхнюю губу лошади, чтобы отвлечь внимание животного, когда его заводили в стартовый бокс. Пока один из организаторов монотонно представлял распорядителя, Поллард находился в толпе гостей, потягивая шампанское и, как и все остальные, изнывая от скуки. Когда распорядитель поднялся и откашлялся, привлекая к себе внимание, Поллард вдруг вскочил. «Наденьте петлю на этого сукина сына!» – пророкотал он{181}.
