Эшли Родс-Кортер - Три коротких слова
В комнату, как тень, вошла Дарла.
– Привет, – сказала она. Черты ее лица стали еще прозрачнее, волосы истончились.
– Хотите молока с печеньем, девочки? – спросила миссис Шпиц.
Это было так неожиданно, что я растерялась. Должно быть, она решила меня задобрить, чтобы я рассказала соцработникам про «теплый прием». Дарла, еще более пугливая, чем обычно, поначалу не решалась сесть за стол, но через минуту мы уже вместе уплетали печенье.
Я оглянулась. Помимо Люси и Клэр, стоявших в углу, в комнате был Тоби, брат Дарлы.
– А где Люк? – спросила я.
– Твоя опекунша забрала его отсюда в какой-то дрянной приют, – проскрипела в ответ миссис Шпиц.
– В Лейк-Магдалин? – вырвалось у меня. Ведь в том осином гнезде Люка просто-напросто затравят.
– Об этом мне не доложили, – поджала губы миссис Шпиц и ушла смотреть телевизор.
Я протянула Дарле свое печенье, и она благодарно улыбнулась.
– Там, где я теперь живу, меня не наказывают, – похвасталась я.
– Везет тебе, – пробормотала Дарла.
Миссис Шпиц выпрыгнула из кресла, словно ее ужалила змея.
– Не забывай, Дарла, ты теперь моя, и я могу отшлепать тебя, когда захочу.
– Да, мэм, – прошептала Дарла. Ее лицо сморщилось от паники, и она стала похожа на испуганную старушку, а не девочку десяти лет.
– Отведи Эшли в новую спальню, – приказала миссис Шпиц. – А мне надо присмотреть за этими негодниками.
И она звонко шлепнула стоящего в углу ребенка. Он дернулся и вновь повернулся лицом к стене.
Перекинув сумку Марио через плечо, я поплелась по коридору туда, где была спальня для девочек, но Дарла махнула рукой в другую сторону. Через раздвижные стеклянные двери мы прошли в сарай, где раньше хранилась наша одежда. Теперь его переоборудовали в спальню. Все те же простыни с русалочкой: интересно, когда их стирали в последний раз. Дарла предложила мне спать на верхней полке ее двухъярусной кровати.
– Только убрали ограждения, – предупредила она. – Здесь все изменилось, потому что нас усыновили.
– Надеюсь, они не захотят усыновить и меня! – ляпнула я.
После ужина – вполне сносных спагетти и фруктового салата – я надела пижаму и стала искать свою зубную щетку, которую вроде бы положила в один из боковых карманов сумки. Щетку я не нашла, зато нашарила маленький шуршащий квадратик. Внутри лежала свернутая в колечко прозрачная резинка, скользкая на ощупь.
– Смотри, что у меня, – подозвала я Дарлу.
– Давай откроем, – хихикнула она.
Я разорвала пакетик.
– Фу! В чем это ее вымазали?
– Это для мальчишек! – охнула Дарла. – Не надо было открывать!
– Ты же сама предложила!
– Лучше спрячь, – предостерегла Дарла.
– За правду никогда не побьют, – вспомнила я слова миссис Меррит.
Я направилась к дому, а Дарла притаилась в тени сарая.
– Мэм, – громко позвала я миссис Шпиц, отвлекая ее от телевизора. – Я нашла чужую вещь и случайно ее открыла.
И я протянула ей прозрачную тряпочку.
– Где ты нашла презерватив? – набросилась на меня миссис Шпиц, и ее глаза чуть не вылезли из орбит.
Презерватив! Я слышала это слово от девчонок из Лейк-Магдалин, но никогда не видела, как он выглядит. Стараясь смотреть на миссис Шпиц в упор, чтобы заставить ее поверить мне, я продолжала:
– Нашла в своей сумке и хотела посмотреть, что это такое.
– Если это чужое, зачем ты открыла? – Она заметила стоящую в дверях Дарлу. – Дарла, это не твоих рук дело?
– Нет, мне Эшли показала, – дрогнувшим голосом ответила Дарла.
– Ты ничуть не изменилась, Эшли Родс, – вздохнула миссис Шпиц, покачав головой, словно списывая меня в расход. – Выбрось эту дрянь в мусорное ведро и ложись спать. Если услышу хоть слово, будете спать в разных комнатах.
Я только вздохнула с облегчением. Чем раньше я усну, тем скорее наступит воскресенье, и я уеду. Я почти совсем не сердилась на Дарлу, которая сама же подговорила меня открыть пакетик, а потом соврала, чтобы ей не влетело. Она хотела выжить.
Когда приехал мистер Феррис, презерватив лежал на столе в прозрачном пакете. Миссис Шпиц помахала им, как уликой, перед носом у куратора.
– Она специально его привезла! – с гримасой отвращения заявила миссис Шпиц. – И показывала всем, даже малышам, как им пользуются! Девочке нужна помощь! – В ее голосе зазвучали фальшивые обеспокоенные нотки. – Знаете, что она мне заявила, как только приехала? «Простите, что я плела про вас невесть что», вот как она сказала. А потом бросила эту дрянь прямо мне в лицо!
Мистер Феррис негодующе посмотрел на меня и велел садиться в машину.
Я молча прошмыгнула мимо него и забралась на сиденье. Внутри пахло плесенью. Пока мистер Феррис заводил мотор, я бросила последний взгляд на сарай, где, как я точно знала, все еще лежали мои игрушки.
Почти всю дорогу мы ехали молча.
– Эшли, – наконец сурово сказал мистер Феррис, – самое важное качество в человеке – это честность. Обманщиков никто не любит. Отсюда все твои неприятности.
– А где Люк? – спросила я.
– В «Доме Джошуа».
– Это приемная семья?
– Нет, это приют.
– Когда я его увижу?
– Может, на следующей неделе. Я поговорю.
Бедняжка Люки, подумала я. Впрочем, теперь у него есть Мэри Миллер, которая не даст его в обиду.
Когда я вернулась из логова Шпицев домой, я спросила Мадлен, что она привезла мне из «Диснейленда».
– Мы никуда не ездили, – улыбнулась Мадлен. – Просто разыграли тебя, вот и все.
Весной Чавесы взяли на воспитание девочку по имени Вивиан, чуть младше меня. Ее кроватку поставили в хозяйской спальне. Миссис Чавес упомянула, что Вивиан «осталась без попечения родителей», значит, ее можно удочерить. Словно речь шла о котенке, которого отдают даром. Мэри Миллер говорила, что и меня могут удочерить. Но вот, например, Шпицы удочерили Дарлу и теперь могут безнаказанно издеваться над ней. Такой участи я не хочу. И все же, когда миссис Чавес сказала, что темнокожая Вивиан наверняка приживется у них, меня взяла зависть. Я-то, со своей светлой кожей и веснушками, была совсем другая. Ни Чавесы, ни кто-либо другой никогда не удочерит меня, как бы мне этого ни хотелось.
Когда Мэри Миллер подняла документы, выяснилось, что вопрос о нашем статусе годами стоял на месте, в нарушение всех законов, согласно которым дети должны либо воссоединиться с родителями, либо перейти в другую постоянную семью. Сначала Мэри занялась бумагами Люка, чтобы представить его на усыновление, а затем определила на государственное обеспечение меня. Она быстро разобралась с правами моего несуществующего отца, но мама упорно не хотела от меня отказываться. Мэри, подозревая, что мама по-прежнему употребляет наркотики, убедила судью отказать маме в свиданиях со мной. Впрочем, если в маминых анализах ничего не найдут, ей все еще могли разрешить меня забрать.
На финальное слушание дела в суде мама принесла свидетельство о прохождении курса реабилитации. Однако Мэри Миллер, заподозрив неладное, попросила судью назначить маме тест. Должно быть, мама поспешила отпраздновать окончание реабилитации и наперед знала про положительный результат. Как бы там ни было, она не стала проходить тест и подписала отказ от родительских прав. В распоряжении за подписью судьи Винсент Э. Джилио значилось: «Действуя исключительно в интересах данного ребенка, суд постановляет лишить Лорейн Родс родительских прав», а еще – что «ребенок помещается на полное государственное обеспечение с последующей передачей на удочерение».
Всякий раз, как я пыталась заговорить о маме, миссис Чавес отводила взгляд. Никто из кураторов не отвечал мне, когда я снова увижусь с мамой. Мэри Миллер, возможно, считала, что я не готова узнать правду, и была права. Тем не менее я понимала: что-то произошло. Что-то изменилось, и я это чувствовала. Пока судебное решение еще не вступило в силу, оставался шанс, что события примут другой оборот и я снова буду маминым солнышком. Пока судья не подписал бумаги, все можно было повернуть вспять. Но одним росчерком меня сделали сиротой. Без родителей и каких-либо осязаемых перспектив.
Глава 8
Приют для безбашенных
Переезд в «Дом для детей», что в Тампе, стал тринадцатым за истекшие семь лет. Мэри Миллер сказала, что там живет Люк, и пообещала, что до конца третьего класса меня не станут забирать из школы в Бойетт. Немного успокоившись, я все равно не хотела уезжать от Чавесов: кто знает, что меня ждет на новом месте.
Мне назначили нового куратора – Дикси Элмер. Она на все лады расхваливала новый приют, словно то был не детский дом, а волшебная страна, хотя выходило, что приют больше смахивает на Лейк-Магдалин, чем на «Диснейленд». Мне дали тесты, где требовалось дополнить предложения. После «Я боюсь…» я написала: «что больше не увижу маму», а после «моя мама…» добавила: «наркоманка». «Мой отец…» – «я его не знаю», дописала я. И последнее: «Мне нужны родители…» – «когда мне одиноко, грустно и не с кем поговорить».
