Питер Мейл - Французские уроки. Путешествие с ножом, вилкой и штопором
Первый винный марафон в Медоке состоялся шестнадцать лет назад, и из пяти его учредителей трое были врачами. Благодаря им медицинское обеспечение мероприятия сделало бы честь самой современной больнице. О здоровье участников позаботятся триста добровольцев – кардиологи, терапевты, ортопеды и медицинские сестры; кроме того, будет установлено пятнадцать палаток для массажа и оборудование для сердечно-сосудистых тестов, – словом, организаторы подготовились к любым неожиданностям: от вросшего ногтя до неровного пульса и шумов в сердце.
И о желудке спортсменов тоже не забыли. Помимо двадцати пунктов вдоль трассы, на которых бегунам предложат высококалорийные закуски (и тридцать пять тысяч литров минеральной воды «Виттель»), за линией финиша их будут ждать пятнадцать тысяч устриц, четыреста килограммов антрекотов и сто шестьдесят килограммов сыров. И соответствующие вина, разумеется. Я начал жалеть о том, что не записался в участники.
Снизу, из парка, донесся топот множества ног – бегуны направлялись на обед. Я выглянул в окно и увидел, как человеческий поток затекает под огромный, натянутый за замком тент.
– Bon, – сказала Сильвия, – пойдемте обедать.
Под навесом стоял такой шум, будто вечеринка была в самом разгаре, а между тем участники пока даже не уселись за столы. Аниматор со сцены тщетно старался призвать публику к молчанию хотя бы на время представления нескольких участников, прибывших издалека: из Аргентины, Бразилии, Польши, Мексики, Японии, Англии, Канады, Дании; была даже пара из Новой Каледонии и один смельчак из Израиля. После каждого нового представления навес вздрагивал от рева и грохота аплодисментов.
– Прошу вас! Прошу вас! Un peu de calme![91] – отчаянно взывал аниматор. – Большая просьба не влезать на столы, пока обед не закончился!
А я-то всегда считал, что бегуны – люди выдержанные и спокойные.
Огромный тент, закрывающий весь газон и даже одно довольно высокое дерево, буквально пульсировал от аккумулированной под ним энергии шести сотен здоровых, тренированных людей, твердо решивших хорошо повеселиться этим вечером. Очередным оглушительным ревом они приветствовали появление на сцене гитариста, который, вероятно, от избытка адреналина настраивал инструмент, держа его на вытянутых вверх руках.
Меню, как и было обещано, изобиловало углеводами, но то были углеводы à la bordelaise[92], для начала – салат из холодных макарон и ветчины, потом – морепродукты с лапшой и, наконец, главное блюдо – macaronis et daube au vin du Médoc: опять макароны и говядина, тушенная в вине. Кроме того, на столе громоздились горы хлеба и стояли бутылки вина – два сорта белого и два красного. Если после такого обеда спортсмены надеются не только встать с кровати, но и побежать, надо полагать, желудки у них устроены по образцу бетономешалок.
И вот обед начинается. Аниматор с радостью сменяет микрофон на бокал вина, а вместо него на сцену выходят музыканты. В темных очках и черных федорах они выглядят très, très cool[93]. Первые же такты «Сидя на причале» Отиса Рединга переносят нас в шестидесятые, и там мы и останемся до конца обеда. Спортсмены, оказывающие явное предпочтение вину, а не минеральной воде, встречают знакомую мелодию взрывом аплодисментов, свистом и улюлюканьем. Один из гостей в красном баскском берете вскакивает из-за стола и начинает подпевать. Тент ощутимо вибрирует.
Разговаривать за столом становится невозможно, но Сильвия все-таки умудряется ответить на чей-то телефонный звонок.
– Завтра я могу взять вас обоих в вертолет, – говорит она нам, отключившись. – Увидите восемь тысяч участников разом.
И я вспоминаю, что здесь, под навесом, присутствуют всего десять процентов завтрашних бегунов. Сколько же героических усилий организаторов потребовалось, чтобы праздник такого масштаба состоялся! От восхищения макароны застревают у меня в горле.
Музыканты переходят к творчеству Ареты Франклин, и из динамиков грохочет «Респект». Четыре девушки бэк-вокалистки уже давно расстались со своими федорами и теперь скачут на самом краю сцены, вращая волосами и бедрами. Арета могла бы ими гордиться. Официантка, несущая в каждой руке по огромной миске с горячими макаронами, заражается общим настроением и начинает пританцовывать. Часть гостей уже вышла из-за столов, и теперь на газоне творится что-то невообразимое – все пляшут, трясутся, скачут и сталкиваются. Никогда раньше я не подозревал, что подготовка к соревнованию может быть такой веселой.
Спортсмены по-прежнему пьют не воду, а бордо. Вино – «Турель де Лонгвиль» 1994 года и «Шато Пишон-Лонгвиль» 1992-го – подносится к столу упаковками по шесть бутылок. Воспользовавшись тем, что музыканты уходят на перерыв, человек в красном берете встает и исполняет для нас народную баскскую песню. Когда он замолкает, эстафету подхватывают другие гости, и мы по очереди прослушиваем немецкий застольный гимн, старинную французскую песенку, голландский хор и еще два вокальных номера неопределимого происхождения. Смесь вина с углеводами делает свое дело.
Музыканты возвращаются и объявляют, что теперь нас ждет встреча с творчеством Стиви Уандера. На газоне выстраивается цепочка танцующих и, извиваясь как змея, несколько раз проходит мимо эстрады, огибая столы и дерево. Женщина в широкополой шляпе и футболке с кленовым листом останавливается, чтобы перевести дух, прямо перед нами. «Bay, – говорит она, – у нас в Торонто ничего подобного не бывает». А мне интересно, что бы подумали обо всем этом прежние обитатели замка.
Ближе к полуночи музыка становится спокойнее. На прощанье нам исполняют «Попробуй понежнее», и спортсмены, разгоряченные, счастливые и усталые, сливаются в пары. Наутро им предстоит пробежать двадцать шесть миль.
Мы вышли из-под навеса и решили прогуляться вокруг шато. Под ногами мирно похрустывал гравий; высокие каменные стены светились в лучах прожекторов; на фоне ночного неба черными остроконечными силуэтами вырисовывались башни замка; далеко за виноградниками, на берегу Жиронды мигали редкие огоньки, а сверху на нас смотрели звезды. Воздух, прохладный и чистый, уже пах осенью. До чего же приятно жить!
* * *На следующее утро мы проснулись рано, около шести, и сразу же услышали шум двигателей. Я выглянул в окно: было еще совсем темно, и все, что я увидел, – это свет сотен фар, цепочкой тянущихся по дороге в Пойак. Именно там через три часа должен был состояться старт марафона. Жена надолго скрылась в туалетной комнате – огромном помещении, где при желании можно было бы принимать гостей, а на возвышении под балдахином, будто трон, стояла ванна, – я попытался разобраться в записях, сделанных накануне. Они представляли собой весьма жалкое зрелище – измятые листочки, покрытые пятнами и неразборчивыми каракулями. Мне никогда не удается написать что-нибудь связное, сидя за обеденным столом, наверное, потому, что я держу в руке бокал чаще, чем карандаш. Хорошо бы кто-нибудь догадался подарить мне на Рождество фотографическую память.
Другие гости шато уже завтракали, когда мы спустились в столовую. Трое из них собирались принять участие в марафоне и пришли в шортах и майках. У них были сосредоточенные лица, какие и подобают людям, намеренным еще до ланча совершить спортивный подвиг. Двое уже не раз бежали эту дистанцию и сейчас обсуждали время, которое они надеялись показать, а третий – офицер французского флота – заявил, что это его первый и последний марафон. Похоже, он уже немного жалел о своем импульсивном решении. По крайней мере, погода – высокая облачность и легкий ветерок – пока благоприятствовала спортсменам. К сожалению, такой она продержалась недолго.
В восемь утра машины все еще шли друг за другом непрерывной цепочкой. Но те, кто выезжал из ворот шато, обладали, как и в былые времена, droit de seigneur[94] – почтительно расступившись (что во Франции случается крайне редко), водители впустили нас в свои ряды. Мы ехали в Пойак, и по обе стороны дороги одни виноградники сменялись другими: Шато Фонбаде, Шато Кордейан-Баж, Шато Линч-Баж, Шато Бельграв – словом, все то, что агенты по недвижимости называют хорошим соседством.
Пойак, когда мы добрались до него, выглядел так, точно там наряжали массовку для фильма Феллини. Город буквально заполонили странные мужчины и женщины в париках самых невероятных расцветок, в пышных балетных пачках, церковных облачениях, полосатых костюмах каторжников, цепях, рогах, фальшивых частях тела, татуировках, люди с фиолетовыми ногами, красными носами и синими лицами. Два или три чудака даже вырядились в спортивные шорты и майки.
Мы забрались на небольшую трибуну у самого старта. Отсюда хорошо просматривалась вся главная улица, до отказа забитая разноцветными веселящимися марафонцами. Прямо под нами мужчина, одетый клубникой, стоял на одной ноге и делал упражнения на растяжку, беседуя в то же время со своим товарищем – человеком с телосложением регбиста, втиснутым в форму медсестры. Аниматор расхаживал по улице с микрофоном, брал интервью у участников и напоминал им, что перед стартом надо поставить организаторов в известность о том, что` они будут пить – vin rouge или vin blanc.
