Уильям Сароян - Человеческая комедия
Мистер Гендерсон следил за тем, как Агги дает команду мальчишкам и ведет их в атаку. Ребята с опаской окружили дерево; страх у них боролся с надеждой. Если абрикосы и были еще зеленые, все равно они росли в чужом саду на дереве у Гендерсона. Дело нисколько не менялось от того, что они устроили набег на абрикосы, которые еще не созрели. Конечно, им хотелось, чтобы абрикосы были спелыми. Но, так или иначе, ребят обуревал страх. Они боялись Гендерсона, боялись греха, поимки, возмездия, а особенно боялись того, что пришли чуть-чуть рано. Боялись, что абрикосы еще неспелые!
– А может, его и дома-то нет, – прошептал Ники Палута, когда они подходили к самому дереву.
– Дома, – сказал Агги. – Он всегда дома. Ясное дело: прячется. Ловушка! Хочет нас застукать. Поосторожнее! Почем знать, откуда он может выскочить? А ты, Улисс, сейчас же иди домой!
Улисс покорно отошел на три шага и остановился, чтобы поглядеть на эту необыкновенную дуэль с необыкновенным деревом.
– Ну как, поспели, Агги? – спросил Шэг. – Видишь, там что-то желтое!
– Одна зелень, – сказал Агги. – Но это листья. Абрикосы под ними. Тихонько! Где Лайонель?
– Здесь, – прошептал Лайонель. Он был до смерти напуган.
– Ну, – скомандовал Агги, – будьте наготове! Если старик Гендерсон появится, бегите со всех ног!
– А где он может быть? – спросил Лайонель так, словно Гендерсон был невидимкой или мальчиком-с-пальчик и мог выпрыгнуть на них из травы.
– То есть как это – где? – сказал Агги. – Конечно, в доме. Но с Гендерсоном никогда не знаешь наверняка. Может, где-нибудь прячется, хочет застукать врасплох.
– Кто полезет на дерево, ты? – спросил Альф Райф.
– А кто же еще? – сказал Агги. – Конечно, я, но сначала посмотрим, поспели ли абрикосы.
– Спелые они или зеленые, все равно надо стянуть хоть несколько штук, – сказал Шэг Манугьян.
– Не беспокойся, стянем. Если спелые, то нарвем побольше.
– А что ты скажешь завтра в воскресной школе, Агги? – спросил Лайонель.
– Красть абрикосы – это совсем не то, что красть, как в Библии, – сказал ему Агги. – Совсем другое дело.
– Тогда чего же ты боишься? – спросил Лайонель.
– Кто боится? Просто я говорю, что надо быть осторожнее. Какой толк, если тебя накроют?
– Не вижу я никаких спелых абрикосов, – сказал Лайонель. – Дерево вижу – просто-напросто большое дерево, зеленое. А ведь оно красивое, это дерево, правда, Агги?
Шайка была уже почти под самым деревом, Улисс следовал за ними немножко поодаль. Сам-то он совсем не боялся. Ничего толком не понимая, он был убежден, что все это очень важно: и насчет дерева, и насчет абрикосов. Мальчишки всматривались в ветви старого дерева, зеленевшего молодой листвой. Абрикосы были совсем маленькие, совсем зеленые и уж наверняка совсем твердые.
– Нет, не поспели, – сказал Альф Райф.
– Ага, – согласился Агги. – Надо бы им постоять еще пару деньков. Хотя бы до будущей субботы.
– Да уж до субботы как пить дать, – сказал Шэг.
– Но зато их тут уйма! – сказал Агги.
– Нельзя же возвращаться с пустыми руками, – сказал Шэг. – Сорвем хотя бы один – все равно, спелый он или нет, – хотя бы один-единственный!
– Пожалуйста, – сказал Агги. – Я полезу. А вы будьте наготове.
Агги ринулся к дереву и уцепился за одну из нижних веток. Вся его шайка, мистер Гендерсон и Улисс восторженно следили за ним, затаив дыхание. Но вот мистер Гендерсон вышел из дому на заднее крыльцо. Мальчишки бросились врассыпную, как стайка вспугнутых воробьев.
– Агги! – предостерегающе завопил Шэг Манугьян. – Гендерсон!
Словно обезумевший от страха орангутанг в джунглях, Агги заметался среди ветвей, повис на суку и потом свалился наземь. Он побежал прежде, чем его ноги коснулись земли, но, заметив Улисса, застыл и крикнул ему:
– Улисс, беги! Беги!
Но Улисс и не думал трогаться с места. Рассудок его не мог охватить всего происходящего. Агги бросился назад к ребенку, схватил его на руки и побежал вместе с ним, провожаемый взглядом Гендерсона. Когда последний мальчишка скрылся из виду и снова воцарилась тишина, старик улыбнулся и поглядел на свое дерево. Потом он снова вошел в дом.
Глава 25
Будь счастлив! будь счастлив!
Ускользнув из рук старика Гендерсона, члены тайного общества Августа Готлиба, один за другим, вернулись на сборный пункт у продовольственной лавки Ары, чтобы дождаться там своего предводителя. Они издали завидели великого человека: он огибал переулок, ведя за руку Улисса Маколея. Верные клевреты молча ждали его приближения. Когда он подошел, все они испытующе заглянули ему в глаза. Наконец Альф Райф осмелился спросить:
– Ты сорвал абрикос, Агги?
Вождь поглядел на вольнодумца:
– Зря ты спрашиваешь. Сам же видел, что я был на дереве. Будто не знаешь, что сорвал.
Члены шайки затараторили хором. (Все, за исключением Лайонеля, который, в сущности говоря, не был членом шайки.) Они воскликнули с восхищением:
– Покажи! Покажи абрикос!
Маленький Улисс наблюдал за ними, все еще не постигая тайного смысла, который вкладывали в свои поступки взрослые. Но он чувствовал, что, каков бы ни был этот смысл, то, что происходило, было важнее всего на свете, по крайней мере в эту минуту, сейчас.
– Покажи нам краденый абрикос, – просили члены шайки. – Давай показывай.
Август Готлиб безмолвно опустил руку в карман комбинезона, вынул ее сжатой в кулак и вытянул прямо перед собой. Приверженцы окружили Агги тесным кольцом, не сводя с его руки глаз. Когда все почтительно притихли, Август Готлиб разжал кулак.
На ладони лежал маленький зеленый абрикос, величиной с перепелиное яйцо.
Последователи великого пророка благоговейно взирали на чудо, лежавшее у него на ладони. Самый добрый из них, Лайонель, – хоть он и не был полноправным членом секты – высоко поднял Улисса, чтобы и тот мог полюбоваться на зеленый шарик. Наглядевшись на абрикос, Улисс спрыгнул на землю и побежал домой, не потому, что он был разочарован, ему просто не терпелось с кем-нибудь поделиться тем, что он видел.
Из своей лавки вышел сам Ара – человек, который семь лет назад открыл продовольственную лавку в этом квартале города Итаки, штат Калифорния. Ара был высокий, узколицый, задумчивый, но и чем-то смешной человек в белом фартуке. Он постоял немного на своем крылечке, глядя на мессию и его учеников, прислушиваясь к их восторженным излияниям перед новоявленной святыней.
– Эй ты, Агги! – крикнул он. – И ты, Шэг! Ники! Альфи, Лайонель! Что это тут? Конгресс в Вашингтоне? Ступайте куда-нибудь в другое место устраивать сборища. У меня тут магазин, а не конгресс.
– Сию минутку, мистер Ара, – сказал Август Готлиб. – Мы сейчас уйдем на пустырь. Показать абрикос?
– У тебя есть абрикос? – спросил бакалейщик. – Где ты взял абрикос?
– На дереве, – сказал Агги. – Хотите посмотреть?
– Пока это еще не абрикос, – сказал лавочник. – Абрикосы будут через два месяца. В мае.
– А это мартовский абрикос, – сказал вождь беснующихся дервишей Август Готлиб. – Смотрите. – И он снова разжал кулак, показывая маленький твердый зеленый комочек. – Посмотрите на него, мистер Ара, – сказал Агги и, помолчав, добавил: – Красивый, правда?
– Ладно, ладно, – сказал мистер Ара. – Красивый. Очень хороший абрикос. А теперь идите и устраивайте заседание американского конгресса где-нибудь в другом месте. Сегодня суббота. Магазин открыт для покупателей. Не толпитесь вокруг моей лавочки с самого утра. Дайте торговать. В маленьких лавочках не любят толпы. Идут в другое место.
– Хорошо, мистер Ара, – сказал Агги, – мы не будем толпиться возле вашей лавки. Пойдем на ту сторону улицы. А ну-ка ходу, ребята.
Мистер Ара наблюдал за переселением этих одержимых. Он собрался было вернуться в лавку, но оттуда вышел очень похожий на него маленький мальчик и встал с ним рядом.
– Папа, а папа! – сказал мальчик.
– Ну что, Джон? – спросил отец у сына на их родном языке.
– Дай мне яблоко, – сказал сын. Говорил он серьезно, даже с какой-то грустью.
Отец взял сына за руку, и они прошли в магазин, прямо к прилавку, на котором лежали пирамиды свежих фруктов.
– Яблоко? – спросил отец у сына. Он взял из груды яблок самое лучшее и дал его мальчику. – На тебе яблоко.
Отец зашел за прилавок, чтобы обслужить покупателя, не сводя, однако, глаз с сына, такого же невеселого, как и он сам, хотя между ними было сорок лет разницы. Сын откусил сразу чуть не пол-яблока, медленно пожевал его, проглотил, а потом, казалось, стал над ним раздумывать. Думал об этом яблоке и отец: оно не сделало сына счастливее. Положив остаток яблока на прилавок перед отцом, мальчик поднял на него глаза. Вот они здесь, в этой самой Итаке, штат Калифорния, чуть не за семь тысяч миль от того места, которое веками было их родиной. Неудивительно, что на душе у них тоска. Но кто знает, не испытывали бы они такой же тоски, будь они у себя дома, за семь тысяч миль отсюда. Вот тут, в лавке, стоит его сын, и, глядя на него, отец словно видит самого себя, узнает глаза, а в них, ей-богу же, свою собственную печаль. Его сын – это он сам, только моложе. Отец берет отвергнутое яблоко, с треском откусывает огромный кусок, жует и глотает. Может, поспешность в еде и вселяет в него горечь. Яблоко слишком ценная вещь, им не бросаются, и ежели сын не желает его есть, приходится делать это отцу, хотя ему и не нравится ни вкус яблок, ни их запах. Отец просто-напросто знает, что такими вещами не бросаются, и он продолжает кусать яблоко, жевать и глотать куски. Наконец он чувствует, что больше не может: яблока слишком много. Придется все-таки кусочек выбросить. С непривычной для него беззаботностью и все же не без сожаления он швыряет огрызок яблока в мусорный ящик.
