Даниэла Стил - Вояж
– Я думаю, даже мужчины, склонные к жестокому обращению, любят женщин, над которыми измываются. Думаешь, Бобби Джо тебя не любил?
– Нет, не любил. – Она не верила своим ушам: Грек сравнивал Джека с Бобби Джо! Это была настолько ужасная мысль, что Мэдди не желала ничего об этом слышать. Одно дело – мысленно признавать, что Джек насильник, другое – слышать это от Грега. Ей снова стало нехорошо.
– Ладно, допустим, Бобби Джо тебя не любил. Но подумай о том, что с тобой вытворяет Джек. Он таскает тебя за собой как вещь, как предмет, который он купил за деньги. Как ему нравится твердить тебе, что без него ты ничего бы не добилась! Ему нужно, чтобы ты в это поверила.
Хуже того, она уже в это верила, и Грег это знал.
– Мэдди, – не унимался он, – пойми, он хочет, чтобы ты считала себя его собственностью.
От этих его слов у нее по спине пробежал отвратительный холодок. Именно это Джек говорил ей в Европе.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что он мучает не меня, не меня превращает в свою собственность. Мэдди, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.
Она решила, что он попросит ее уговорить Джека принять его обратно. И была готова сделать это, хотя не ждала, что Джек к ней прислушается.
– Я сделаю все, чего ты захочешь, – пообещала она.
– Ловлю тебя на слове. Ты должна записаться в группу для женщин, подвергаемых жестокому обращению.
– Глупости, мне это не нужно. – Предложение Грега сильно ее удивило.
– Сначала сходи туда, потом решишь, нужно или нет. По-моему, ты просто не понимаешь, что с тобой происходит и кто в этом виноват. Обещай мне, что послушаешься. Я сам найду для тебя такую группу.
Именно это она хотела сделать для Джанет Маккатчинс, но ведь та была вся в синяках, а где синяки у Мэдди?
– Думаю, это откроет тебе глаза, Мад. Я сам пойду с тобой туда.
– Ладно, допустим… Если ты найдешь группу. А вдруг меня кто-нибудь узнает?
– Тогда ты скажешь, что привела меня. Мэдди, через все это прошла моя сестра. Она дважды пыталась покончить с собой, прежде чем сообразила, что с ней происходит. Я ходил в группу с ней. Это просто сюжет «Газового света»[6]. Она успела родить от мужа четверых детей.
– Что было с ней дальше?
– Она развелась с мужем и нашла нового, очень хорошего. Но для этого ей понадобилось три года психотерапии. Она думала: раз он ее не колотит так, как колотил нашу мать наш отец, значит, он настоящий герой. Но всякое насилие оставляет следы.
С этим было трудно не согласиться, но Мэдди еще хотелось верить, что Джек не такой, не хотелось признавать себя жертвой, а Джека – насильником.
– Ты, конечно, не в своем уме, но все равно я тебя люблю. Как ты теперь поступишь, Грег?
Ей было за него тревожно, она гнала от себя мысли о том, что он наговорил о Джеке. Это слишком ее пугало. Она уже начала уговаривать себя, что Джек не насильник. Просто Грег огорчен и сбит с толку, твердила она себе.
– Пойду в спортивные комментаторы на NBC. Я получил отличное предложение, начинаю через две недели. Ты знаешь, кто теперь будет с тобой работать?
– Брэд Ньюбери, – вздохнула Мэдди.
Она не хотела признаваться Грегу, до какой степени ей будет его не хватать. Возможно, полезно пойти с ним в группу, по крайней мере так они смогут видеться. Она была уверена, что Джек не позволит ей поддерживать отношения с Грегом, найдет способ полностью изолировать ее от него «ради ее же блага». Уж это она знала о своем муже наверняка.
– Репортер из CNN? – недоверчиво воскликнул Грег. – Ты шутишь. Он ужасен!
– Да уж, без тебя наши рейтинги наверняка обвалятся.
– Нет, не обвалятся. У канала есть ты. Все будет хорошо, детка. Ты просто подумай о моих словах, это все, о чем я тебя прошу. Обязательно подумай!
Грег был прав: чтение новостей на пару с Брэдом было наименьшей из ее проблем.
– Я так и сделаю, – ответила она не слишком уверенно.
До середины дня Мэдди в тревоге размышляла о Греге. Его страстная речь задела ее за живое, и она изо всех сил сопротивлялась этой правде. Когда Джек говорил, что она – его собственность, то имел в виду всего лишь свою страстную любовь к ней. С другой стороны, когда она теперь вспоминала свой отдых, то даже эта страстная любовь, особенно в последнее время, представлялась ей странной. Джек неоднократно причинял ей боль, в Париже дошло даже до крови. Сосок заживал после его укуса целую неделю. Когда муж любил ее на мраморном полу в лондонском «Кларидже», она сильно ударилась спиной и до сих пор чувствовала боль. Но это ведь не намеренно, просто он ненасытный и очень сексуальный мужчина, он постоянно ее хочет… А еще он терпеть не может строить планы. Разве это насилие – повезти ее в Париж, поселиться с ней в «Ритц», даже не предупредив заранее? Купить ей браслет в «Картье» и ленту в «Графф’с»? Нет, Грег просто бесится, он ужасно огорчен увольнением, и его трудно не понять. Самое недопустимое сумасшествие – сравнивать Джека с Бобби Джо. Между ними ровным счетом ничего общего, более того, Джек спас ее от Бобби Джо. Одного она не могла понять: почему ей становилось плохо всякий раз, когда она вспоминала сегодняшние слова Грега. После разговора с ним она долго не могла успокоиться. Вот до чего довели даже мысли о мужской жестокости!
Все еще под влиянием разговора с Грегом Мэдди пришла в понедельник на заседание комиссии первой леди и села рядом с Биллом Александером. Он загорел, объяснив, что навестил в Вермонте сына и дочь.
– Как продвигается ваша книга? – поинтересовалась она шепотом, когда уже началось заседание.
– Медленно, но хорошо, – ответил он с улыбкой. Как и все остальные, Билл любовался и восхищался Мэдди. Она пришла в синей мужской рубашке и в белых брюках – очаровательный летний вид.
Первая леди пригласила на заседание Юджинию Флауэрс, психиатра, специализировавшуюся на жертвах жестокого обращения в семье и выступавшую в поддержку многих пострадавших женщин. Мэдди много о ней слышала, но никогда не встречала. Доктор Флауэрс обошла всех присутствующих и с каждым немного побеседовала. Она была приятной на вид, привлекала теплой улыбкой и смахивала на добрую бабушку, но взгляд у нее был цепкий, и она хорошо знала, кому что сказать. Она спрашивала своих собеседников, как бы они определили склонность к насилию, и получала ото всех примерно один и тот же ответ: что это повторяющееся нанесение жертве ударов разного свойства.
– Так оно и есть, – согласилась доктор. – Это наиболее очевидные проявления. – Но она тут же перечислила ряд других, в том числе извращенные и малопонятные, от одной мысли о которых присутствующие неприязненно морщились. – Как насчет других форм? Насильники многолики, в кого они только не рядятся! Взять хотя бы контроль над другим человеком, отслеживание каждого его поступка, движения, даже мысли. Покушение на его уверенность в себе, изоляция, запугивание. Это может быть даже пугающе быстрая езда в опасной ситуации. А взять неуважение, принуждение к мысли, что белое – это черное, а черное – белое, доведение жертвы до полной растерянности, лишение ее средств к существованию, настойчивое утверждение, что без насильника она – ничто, что она – его собственность. Покушение на свободу воли, принуждение к размножению вопреки желанию жертвы: либо к постоянному деторождению, либо, наоборот, к постоянным абортам, а то и отказ в самом праве завести ребенка. Разве все это не относится к насильственным действиям? Это именно они, их классические проявления, такие же болезненные, опасные, даже смертоносные, как и те, что оставляют на теле следы…
Мэдди слушала Юджинию, затаив дыхание. Она так побледнела, что Билл Александер заметил это, но ничего не сказал.
– Насилие над женщинами бывает разным, – продолжила Юджиния. – Порой оно очевидно, иногда не столь явно, но всегда опасно. Коварнее всего те, что действуют исподволь, потому что жертвы в подобных случаях не только верят своим мучителям, но и винят в таком отношении самих себя. Если насильник хитер, он может сочетать все формы насилия, убеждая свою жертву, что все происходит по ее вине. Жертву можно довести до самоубийства, алкоголизма, страшной депрессии, даже до убийства. Любое насилие каждую минуту представляет для жертвы смертельную опасность. Но труднее всего противостоять более тонким формам насилия, которые нелегко разглядеть. Хуже всего то, что жертва очень часто настолько убеждена, что все происходит по ее собственной вине, что буквально напрашивается на новое насилие, помогает своему мучителю, потому что ощущает свой долг перед ним, чувствует себя настолько виноватой и никчемной, что он оказывается прав, а она – заслуживающей наказания. Жертва верит, что без насильника превратится в ничто.
Мэдди слушала доктора в полуобморочном состоянии: психиатр во всех подробностях описывала ее брак с Джеком! Он никогда не прибегал к физическому насилию, кроме того единственного раза, когда больно стиснул ее руку, зато делал все то, о чем говорила психиатр. Мэдди хотелось с криком выбежать из комнаты, но вместо этого она сидела, боясь шелохнуться.
