Сара Маккой - Дочь пекаря
– Коричную улитку, – решительно заявил тот.
Дама вздохнула и поправила шляпу.
– Конечно, самое дорогое выбрал. Хорошо, но помни, что в юнгфольк толстяков не берут.
– А я и не хочу в юнгфольк, – парировал сынок. Мать шлепнула его по щеке:
– Болван. Посмотри, – она ткнула пальцем в Йозефа, – каждый настоящий немец хочет стать офицером. Но для этого надо, чтобы форма на тебя налезла.
Йозеф жевал, не поддакивая. Мальчик слишком мал для юнгфолька, да, впрочем, и для булочного ожирения.
– Ой, Яна, оставь ты ребенка в покое. Посмотри на меня! Я вырос на мучном и сладком, а доктор утверждает, что я здоров как бык.
– Одну коричную улитку? – переспросила Элси. Дама пожала плечами:
– Ну да, наверное. Но, Макс, как у вас подорожало…
– Сахар трудно найти. Продукты не те, что раньше.
– И вот мне божье наказание – ребенок, который лопает один сахар да масло!
Элси завернула хлеб и положила выпечку в коробку, а пекарь между тем сменил тему и заговорил о влиянии холода на укроп, который он посадил на подоконнике.
– Кушай, Арен, – прошептала мальчику Элси. – Я тоже их обожаю. – Она подмигнула, а он живо улыбнулся в ответ.
– Прекрасно! – Фрау Раймерс заглянула в сумку. – Макс, ты лучший пекарь страны. – Она вытащила из бархатного кошелька несколько новеньких монеток и звякнула ими о прилавок. – Арен, пойдем!
Мальчик вышел вслед за ней. В пекарне сразу стало гораздо тише. Герр Шмидт направился к Йозефу.
– Здравствуйте, офицер, – сказал он. – Дочка сказала, вы интересуетесь Гейзель и Петером Абендом, упокой Господь его душу.
Йозеф почтительно привстал и смахнул крошки с губ.
– Это правда лишь отчасти. Я приехал проведать Абендов и зашел позавтракать.
– Ну, очень рад, что зашли. – Герр Шмидт крепко пожал ему руку. – Абенды хорошие люди. Смерть Петера – трагедия для всех нас. – Он сел и усадил Йозефа. – Элси, завари нам черного чаю.
– Есть только цикорий, – ответила она.
– Хорошо, давай цикорий.
– Но, папа, его осталось совсем чуть-чуть, и…
– Заваривай, дочка, – распорядился герр Шмидт. – Не каждый день к нам приходят офицеры и притом друзья семьи.
Элси пошла на кухню.
– Скучает по сестре, – объяснил герр Шмидт. – Она еще маленькая и мало что смыслит в политике, войне, патриотизме… Но мы все гордимся нашей Гейзель.
Йозеф проглотил последний кусок булки, который держал за щекой.
– А вы откуда будете? – спросил герр Шмидт.
– Из Мюнхена, – ответил Йозеф.
Герр Шмидт откинулся в кресле.
– А, столица нашего движения.
Йозеф с улыбкой кивнул и отодвинул тарелку с недоеденным сладким маслом.
Шестнадцать
Пограничная застава
Эль-Пасо, Техас
Монтана-авеню, 8935
10 ноября 2007 года
– Кэрол варит на ужин спагетти с фрикадельками. Ты точно не хочешь? – спросил Берт, надевая куртку.
– Спасибо, я закупился в «Тако кабана», – Рики показал на большой пакет на холодильнике. – И детишек угощу.
– Не знаю, как ты можешь это есть! – сказал Берт. – Я пробовал питаться в «Тако кабане» и набрал шесть фунтов за неделю. Это ж почти фунт в день!
– Генетика. – Рики согнул руку, напряг мускулы. – Телу нравится пища предков.
– Или, что вероятнее, с Кэрол и детьми мне достается только полтарелки. – Берт засмеялся. – Слишком много всего происходит. – Он с улыбкой пожал плечами и постучал костяшками по стенду с расписанием: – Завтра отправляешь их обратно?
– Прямо с утра.
Берт кашлянул и выудил ключи из кармана.
– Поговорил с Ребой?
Рики закинул ноги на стол.
– Может, позвоню попозже.
– Могу заехать, проверить, как она там. Одна ведь сидит.
Он потер щетинистый подбородок большим квадратным ключом. Тактично с его стороны, но Берт не знал ту Ребу, которую знал Рики.
– Ей нравится сидеть одной.
– Ну да. – Берт помолчал. – Можно ведь и не ночевать на работе. Поживешь у нас с Кэрол, пока жилье не найдешь.
– Спасибо, Берт, я подумаю.
Берт дотронулся до края кепки и отбыл.
Служащие сновали туда-сюда, но на станции все равно слишком тихо. Рики включил радио на столе. На волнах закачалась популярная мелодия. Он подпевал вполголоса, бродя по Интернету. Так он путешествовал. Посетил виноградники Северной Калифорнии, дельты Луизианы, побывал на ловле лобстеров в штате Мэн, увидел Белый дом и мемориал Линкольна, Голубой хребет и оба океана; он двигался с места на место одним щелчком, сидя в удобном кресле.
Рики любил родной штат и никогда не выезжал севернее Санта-Фе и восточнее Сан-Антонио. Отчасти тем и привлекла его Реба, что была «издалека». Она вошла в его жизнь и принесла весь мир, через нее он надеялся увидеть все, о чем мечтал, не ступая за дверь. Не то чтобы он боялся уезжать, просто это же естественно – оставаться там, где родился, где ты на месте, среди своих.
Так его воспитали родители. Они смело пересекли Рио-Гранде и получили американское гражданство, но всегда напоминали Рики, что он сын иммигрантов из Мексики, человек иной культуры, иных традиций, расы и религии.
Даже когда отец умирал, когда туберкулез подточил его тело и подорвал дух, он включал Си-эн-эн и смотрел, как ведущие, политики и простые люди вели дебаты об иммиграционном законодательстве.
– Они воруют рабочие места у настоящих американцев, – говорил в камеру один протестующий. – Валите к себе домой! – орал другой.
– Смотри, mi hijo[33], смотри, – наставлял отец между приступами кашля. – Будь осторожен. Доверяй только своим.
Рики было больно осознавать, что даже на смертном одре отец считал себя и свою семью пришельцами на чужой земле. Рики думал иначе – оттого и пошел работать в пограничную службу. Он покажет папе, что действует как настоящий американец, защищает своих сограждан, и никто в этом не усомнится, хоть его предки и жили в Мексике. Он преданный гражданин США, законопослушный житель города Эль-Пасо, штат Техас, и собирается здесь остаться – по крайней мере, так он думал. Но к концу третьего года службы на погранзаставе начал понимать, что за блестящим карнавальным шоу стоят бессердечные кукловоды. Дело не в границах, не в американцах и мексиканцах. Дело в том, что люди из Мексики – рядом, а политики и конгресс – далеко, за много миль.
Он перечитал путеводители по Вашингтону и его «предместью», Вирджинии, но что поймешь по путеводителю? Реба о родных местах рассказывала очень мало. Однажды, когда неожиданная буря заметала Эль-Пасо волнами злого дождя, Реба посмотрела в окно и на миг перенеслась в далекую даль:
– Вот такая погода в Вирджинии. То ясное солнышко, то гром и молнии. Когда шел дождь, я плакала. – Она обняла себя руками, и он ясно увидел ее ребенком.
– Здесь такое бывает редко, – успокоил он.
– Хоть и редко, но все равно бывает.
И он впервые ощутил эту хрупкость, эту дистанцию. Он встревожился. Он любил Ребу. Пытаясь доказать, что он надежный и с ним она будет в безопасности, он сделал предложение. Но надвигающаяся свадьба лишь увеличила дистанцию. Дом походил на воздушный шар – и места нет, и лопнет того гляди. Ему хотелось провести с Ребой всю жизнь, но она не привязывалась, а обижалась, и он обижался тоже. Рики снова представил ее в горячей ванне, с раскрасневшимися щеками, сосками: она пила вино, будто выиграла в лотерею, и кольцо болталось в мыльной пене.
С экрана компьютера смотрела улыбчивая блондинистая семья в саду среди тюльпанов, а над ними красовалась надпись: «Вирджиния для влюбленных». Он цыкнул зубом.
– Сеньор, – позвал его женский голос из камеры. Постучали.
– Да? – Рики открыл дверь. – Чем могу быть полезен?
– ¿Puedo tener una manta mas para mi hija?[34] – сказала женщина.
Еще раньше он поставил в камере маленький телевизор. Дети смотрели «Симпсонов». Девочка сидела, прижавшись к брату, но, заслышав голос Рики, отпрянула и потащила на себя зеленое одеяло. Брат завыл и дернул одеяло к себе. Сестренка в ответ молча лягнула его в спину.
– ¡Ay! Mamá, ella me pateó[35].
Женщина шикнула на детей.
– Losiento, señor[36].
– Все нормально, – сказал Рики. – Пойду принесу еще одно.
Он порылся в стопках вещей в кладовой и добыл мягкую розовую фланель. Когда вернулся, дети гонялись друг за другом по комнате. Девочка волочила за собой зеленое одеяло, а мальчик бегал за ней, рыча и ворча, как дикий кабан. Поймал, уткнулся лицом ей в живот, сестра завизжала и захихикала. Женщина тихо сидела на койке. Лицо страдальческое.
– Вот. – Рики положил рядом с ней розовое одеяло.
– Gracias[37]. – Она погладила фланель.
Девочка попросила брата опять поиграть в кабана, и они унеслись.
– Niños paren[38], – велела женщина.
– Пусть играют, – сказал Рики.
Хорошо, что они немного приободрились. Поначалу молчали и стеснялись, но они же дети, а не преступники.
