К. Тейлор - Крушение
По экрану пробегает анимация – по мере того, как мобильник оживает в моих руках. Очень долго не могу разобраться, как зайти в раздел «Сообщения», но вот, наконец, получается, вижу список имен. Узнаю некоторые из них – Лиам, Элла, Оливер, Нэнси и Миша (две девочки из класса Шарлотты), а потом еще пара имен, которые мне совсем не знакомы.
Нервы мои на пределе, но пока я читаю сообщения, внутри поднимается волна странного возбуждения. Словно я вот-вот раскрою причину, по которой Шарлотта пыталась убить себя, но чем дальше я читаю, тем больше разочаровываюсь, и скоро мое возбуждение сменяется ощущением неловкости – я изучаю сообщения, которыми обменивались моя дочь и ее молодой человек. Некоторые из них носят эротический характер, но в большинстве своем они полны юмора и любви. Сообщение, в котором Шарлотта рвет отношения с Лиамом, выглядит совершенно дико, словно писала не она. В предшествующем ему сообщении Шарлотта пишет Лиаму, что провела с ним восхитительный вечер, а потом – сразу – рвет отношения, не хочет иметь с ним ничего общего. Неудивительно, что Лиам был так зол и раздосадован. Дальше – много сообщений от Лиама: сначала он просит дать хоть какие-то объяснения, видно, что ему больно, а потом письма наполняются злостью. Шарлотта не ответила ни на одно из них.
Открываю сообщения к Элле. Короткая беседа на тему школьного проекта, над которым они вместе работали, и все. Больше ни слова. Ни о Лиаме, ни о Кейше или о том, почему они все разбежались.
Продолжаю просматривать историю сообщений в телефоне дочери: какие-то относятся к ее отцу (Шарлотта обычно просит денег), есть сообщения к Оливеру (его версия про то, что сестра просила снять ей комнату в отеле, подтвердилась), а потом начинается переписка с людьми, чьих имен я не знаю. Сообщения, которыми Шарлотта обменивалась с девочками из школы, не приоткрывают завесу тайны, – там только сплетни о том, кто кому нравится. И все. Но в телефоне Шарлотты есть еще одно интересное имя – Кей Дог. Сердце у меня уходит в пятки, как только я натыкаюсь на него. Я действительно думала, что телефон Шарлотты даст мне какие-то ответы на вопросы. Чувствовала, что тайна раскроется, если я…
Кожа покрывается мурашками и становится холодно.
«Мой папа – больной на всю голову извращенец, не знаю, с кем об этом поговорить. Позвони мне, как можно скорее, Шарлотта».
Читаю еще раз. Не может быть!
Он никогда-никогда не смог бы причинить ей вред! Воспоминания наполняют меня. Вот Брайан берет Шарлотту в бассейн, вот учит ее кататься на велосипеде, вот помогает ей принять ванну. Она бы мне непременно сказала, если бы он начал вести себя ненадлежащим образом или же сделал что-то странное. Ведь сказала бы?
Не может быть. Встряхиваюсь. Прекрати, Сью. Первое твое предположение было верным. Брайан никогда ничего не сделал бы с дочкой. Он ее любит. Он совершенно раздавлен тем, что с ней случилось. Он все еще не может справиться. Но…
Тут перед моими глазами встает эпизод на шоссе, когда в нас чуть не врезалось несколько машин. С чего бы ему так бурно реагировать на то, что я нашла дневник дочери и сказала ему об этом? С чего бы переводить стрелки на меня, когда я его спросила про бассейн и отлучки по утрам?
Мне необходимо выяснить, что значит сообщение Шарлотты. Нахожу в телефонной книге имя Кей Дог и нажимаю кнопку позвонить.
Сначала раздается щелчок, потом играет музыка, и я мысленно готовлюсь к разговору, и тут шум на лестнице заставляет меня подпрыгнуть.
Пришел Брайан.
Ходит по кабинету.
«Ответь, ну ответь же! – умоляю я телефон, музыка все играет и играет в трубке, а шаги становятся все громче и ближе. – Ответь!».
Давай, давай, давай.
Вот кто-то снял трубку.
– Алло? – я еле дышу, – Алло? Меня зовут Сью…
– Вас приветствует голосовая почта «Водафона», номер 07972 711271. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после гудка.
Слышно, как скрипят ступени под шагами Брайана.
– Алло? – Я говорю после гудка. – Вы не знаете меня, но я…
– Сью?
В дверь туалета грубо стучат.
– Сью, с кем ты там разговариваешь?
– Ни с кем! – я тут же нажимаю отбой и запихиваю трубку в лифчик. – Выйду через минуту!
Упираюсь ладонями в стену туалета, словно меня только что озарило, пытаюсь сама себя успокоить.
– Сью?
Снова стучат в дверь. Только уже громче и сильнее.
– Что ты там делаешь?
– Да ничего я не делаю! Выйду через минуту, сказала же.
– Хорошо.
Слышу, как Брайан глубоко вздохнул.
– Сью, нам надо поговорить. Буду ждать тебя в гостиной.
Включаю холодную воду и ополаскиваю лицо, потом смотрюсь в зеркало. Уставшая, сорока с чем-то лет, с темными кругами под глазами и выражением загнанной лошади. Вытираю лицо полотенцем досуха. Едва сама узнаю себя. А что же с Брайаном? Хорошо ли я его знаю или он незаметно для меня превратился в чудовище? Лживое, предающее и опасное чудовище? Есть только один способ это выяснить.
Вешаю полотенце обратно на крючок, отпираю дверь туалета.
* * *Вторник 24 октября. 1990– Сьюзи, прости меня.
Джеймс положил мне на плечо руку, прижал к своей груди. Я закрыла глаза, все еще в полусне. Джеймс пах приятно и вкусно, мускусный аромат. Он пах домом.
– За что простить?
Пару секунд Джеймс медлил с ответом. Потом убрал волосы с моих глаз и притянул к себе мое лицо. Я открыла глаза.
– За то, как вел себя последнее время. Как относился к тебе. Я… – он медлил, – был не прав.
Я ничего не ответила, но огромная волна спокойствия и освобождения омыла меня изнутри. Его поведение в последние два дня действительно беспокоило. Казалось, он не похож на себя, а когда он кричал на меня, обзывая лживой сукой, было просто ужасно.
– Внутри меня много гнева, Сьюзи. Я злюсь на то, что произошло в прошлом, и борюсь, чтобы подавить этот гнев. Иногда я проигрываю… – Он провел пальцем по моей скуле. – Я сорвался не на том человеке, на том, кто ни за что на свете не причинил бы вреда мне, и мне от этого по-настоящему плохо. Я не хочу быть монстром, Сьюзи. Не хочу быть как он.
Он отвернулся, словно встретиться со мной взглядом для него было слишком болезненным, и посмотрел в окно, на глазах у него были слезы.
– А кто еще был монстром? – я положила руку ему на грудь. – Что такое случилось, Джеймс?
Он покачал головой, и одна-единственная слезинка скатилась по его щеке.
– Скажи, скажи мне, чем я могу помочь?
Он провел рукой по лицу, грубо стирая слезы, и посмотрел на меня.
– Видишь, почему я тебя люблю. Ты невероятно заботлива. – Он положил ладонь мне на грудь. – У тебя такое огромное сердце…
– В чем дело? Скажи мне, чтобы я могла понять…
Он глубоко вздохнул, я приготовилась к тому, что могу услышать. Но не услышала ничего. Мы легли в постель все в той же малоприятной тишине через несколько минут. И в конце концов Джеймс заговорил.
– Вчера была годовщина смерти моего дяди.
Я было хотела сказать, что мне жаль, но он прервал меня, покачав головой.
– Он умер, когда мне было двенадцать, внезапно, от сердечного приступа. Никто не понял, что смерть приближается. Люди вроде дяди Малькольма просто так не падают замертво, когда им стукает пятьдесят, – только не такие люди с большими сильными руками, с головой, на которой нет и намека на лысину. – Он помолчал, его подбородок слегка дрогнул, потом продолжил. – Моя мама была разбита, заперлась в комнате и плакала, плакала, плакала. Я не мог ее успокоить. Убежал из дома в лес, который начинался рядом с наших двором, нашел самую здоровую ветку, которую вообще мог найти, еле смог поднять ее, такой тяжелой она была, и стал бить ей одно из первых попавшихся деревьев, пока она не сломалась, а ладони не начали кровоточить. Я воззвал к Господу. Я ненавидел его за то, что он забрал у меня дядю Малькольма, когда я еще не вырос и не мог убить его сам, своими руками.
Озноб пробежал по моей спине. Мне не надо было спрашивать, что сделал с ним дядя Малькольм, я уже догадалась.
– Он украл мое детство, украл доверие. Украл мою, черт ее подери, невинность, Сьюзи. – Он, кажется, перешел на визг, сграбастав меня в объятия и уже буквально тряся за плечи. Дышал учащенно, ноздри раздувались, как у коня, глаза остекленели.
– Джеймс, – я пробовала отодрать его руки от себя, но он слишком крепко вцепился, словно хотел пустить в меня корни. – Джеймс, все хорошо, все уже закончилось, правда.
– Это не закончится никогда.
– Нет же, уже закончилось, Джеймс, всему этому пришел конец. Прошу тебя, пусти. Джеймс, ты делаешь мне больно. Остановись. Джеймс, твой дядя давно умер!
Но Джеймс продолжал таращиться на меня, словно ненавидел в эту минуту не дядю, а меня. Словно желал смерти мне, и как только злость достигла пика, взгляд его потеплел, смягчился. Он обнял меня очень бережно, прижал к себе и целовал, и целовал, и целовал, снова и снова.
