Коллектив авторов - Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века
Читает она при настольной лампе, свет очень яркий, но она может читать очень долго. А мне хоть бы что, стоит лечь, как через несколько минут я уже сплю. Я еще не в такие жуткие условия попадал, с зажженным светом больно сладко спится.
Ночью приснился сон, будто я развожусь с женой, выхожу из здания суда и вижу, что меня ждет Ду Цзюаньхун.
На следующий день Ду Цзюаньхун действительно явилась, чтобы воспользоваться именем брата. Мать ее, а ведь у меня и в мыслях не было разводиться с женой.
Мы сидели в отдельном кабинете в кафе. Лицо Ду Цзюаньхун – само спокойствие. Я знал, что она провела с Ли Хунмэй не один день. «Ну давай, – думал я, – интересно, что у вас там за тайный заговор. Придется разбираться хочешь не хочешь. Совсем не хотелось бы с этим связываться, но, может, что-то и получится». И очень спокойно ждал этого вопроса, разрешить который было непросто.
Она с малых лет почитала меня и старшего брата, так же относилась ко мне, когда стала взрослой, так же было и когда она пришла в компанию. Выходить ей замуж или нет, советовалась, как с главой семьи. На самом деле я понимаю: она проверяет меня, конечно, я ей как старший брат, какой может быть иной смысл, она всегда только и могла считать меня своим родственником, старшим братом. Но ведь настойчивые попытки сделать из меня не брата, а нечто иное, эти ее фантазии никогда не прекращались. Это я разглядел, а вот дальше никогда не старался проникнуть, не хотел прорывать этот слой бумаги. Не раз думал, не перевести ли ее на другую работу, выделить ей свою компанию, чтобы она удалилась от меня, но она всегда упорно отвергала мои предложения. И демонстрировала решимость не покидать меня. Если женщине не нужны деньги, если ей нужно лишь быть вместе с тобой, – это куда годится, думаешь, может быть иной выход? Подобную ситуацию иначе как бессилием не назовешь. По сути дела, она всегда стремилась прорвать этот слой бумаги, только не было достаточного повода. Она боялась прорвать этой слой, боялась не только не добиться этого человека, а, наоборот, потерять старшего брата – а это куда хуже.
На сей раз она с полным сознанием своей правоты нашла зацепку для решения этого вопроса. Наверняка знает, что ее брат пожертвовал собой, защищая меня. Прежде она этого не знала, ей было известно лишь, что мы с ним кровные братья. Ли Хунмэй уж не преминула рассказать все, что я говорил ей, когда первый раз вернулся с победой. Теперь у нее родная тетушка, куда уж мне, разбивателю сердец, который женится не на ней, а на других!
– Брат Сяо, – заговорила она. – Ты всегда мне нравился, зачем ты прикидываешься, что не понимаешь? Когда я искала приятеля, я спрашивала у тебя, но ты не откликался. Выходи я замуж, разводись – тоже никакого отклика. Неужели я, по-твоему, совсем никуда не гожусь?
Она расплакалась и даже топнула ножкой, как в детстве передо мной и братом, когда нам приходилось играть с ней, чтобы утешить, покупать конфет или игрушку. Ну а сейчас, когда она такая взрослая, разве можно решить вопрос как в детстве? Как тут быть? Я оцепенело сидел рядом, не зная, что сказать.
Потом она перестала плакать и сидела, буравя меня глазами. Я понимал: она так смотрит, чтобы я что-то сказал. Ну а что сказать? С чего начать? Если мне, мать твою, и рта не раскрыть! Говорить не получается, лучше буду тоже смотреть на нее. За эти годы мы нередко играли в гляделки. Раньше обычно взгляд отводила она, но теперь заставить ее сделать это, видно, будет далеко не просто. Упрямая ведь, и выражение глаз не такое, как прежде. В них столько вопросов, столько обиды, они обвиняют и требуют ответа. Но их выражение и волнует, правда. В впервые я почувствовал в ней женщину, а не младшую сестру.
Первый раз в противостоянии взглядов глаза отвел я:
– Послушай, что вообще случилось, с чего ты расплакалась, ведь не небо же обрушилось? А если бы обрушилось, я бы поддержал, тебе-то что переживать. – И сделал вид, что не понимаю.
– Брат Сяо, ты же человек армейский. Я тоже. А сегодня мы в какие-то игрушки играем. Ну скажи, нравлюсь я тебе, в конце концов, или нет?
– Нравишься… А как я относился к тебе все эти годы, разве ты не понимаешь, ты всегда была для меня как близкая родственница!
– Но ведь какой смысл говорить такое, брат Сяо? Мы оба люди неглупые, говори прямо! Я выдержу. За столько лет мы настолько притерлись друг к другу, неужто ни слова по правде не скажешь? Как я была недовольна собой все эти годы! Я, замечательная и красивая женщина, но так и не смогла произвести на тебя впечатления. С этим трудно смириться, это так ранит.
– Как это не произвела впечатления? – проговорил я, и при этих словах изнутри словно поднялась рука и влепила мне пощечину: «Опять ложь!»
– Думаешь, я не вижу?
– На самом деле ты мне правда нравишься, но ты же моя сестренка, как я могу такое сказать?
Не успел я договорить, как та же рука отвесила оплеуху с другой стороны: «Что ж ты снова врешь!» Если она примет эти слова за правду, многое еще останется нерешенным. Но скажи я сейчас, что она мне не нравится, при том, что она из-за меня страдает, такая прекрасная и волнующая сердце, каким бы я оказался бессердечным!
– Неправду ты говоришь. Когда я в свое время искала себе приятеля и обращалась к тебе за советом, почему ты никак не отреагировал?
Похоже, она в мою ложь поверила, иначе не сказала бы: «Неправду ты говоришь». И то, что она рассердилась, это подтверждает. Эх! Как же легко женщина может попасться на удочку, даже такой выдающийся человек, как она, не исключение.
– Откуда мне знать, что у тебя на уме, – сказал я. – Ты искала приятеля, для твоего же блага, я-то чего должен волноваться? Ведь ты же моя сестренка! – Повторяя «моя сестренка», я напоминал ей, что она таковой и является.
– Тогда я еще не искала приятеля. А как увидела, что с тобой ничего не получается, тогда и нашла.
– Похоже, мы друг друга не поняли, – сказал я. – Ну разошлись наши дорожки и разошлись! Значит, не судьба.
– Не надо на судьбу сваливать, ты сам хозяин своей судьбы. Не думай, что никто не знает, что было сказано, когда мой брат умирал.
– Болтовню Ли Хунмэй слушать не надо, ты же не знаешь, при каких обстоятельствах это происходило. Говорил я другое, чтобы успокоить ее, понимаешь?
– Какое успокоить! Вот скажи, ведь тогда тетушка тебя спрашивала, не я? Зачем ты сказал, что я уехала на северо-восток? Чтобы успокоить, да?
Она была взбудоражена, и, похоже, многолетние близкие отношения были на грани разрыва. Я никак не мог предположить, что она так быстро сойдется с Ли Хунмэй.
– Успокоить, это как сказать.
Пока я от волнения не знал, что ответить, зазвонил ее мобильный. Она взяла его и после окончания разговора сказала:
– Шеф, Хуан Хэ хочет пятьдесят тонн «персикового цветка» и просит предложить максимум двадцать тысяч юаней за тонну.
– Раз он через тебя связывается, вот и решай.
– Тут тебе распоряжаться! Тридцать тысяч за тонну дороговато. Управляющий Ван тут посчитал, у нас себестоимость три тысячи за тонну. А Хуан Хэ говорит, что ему не нужны наши связи, он сам будет отправлять контейнеры в Сямэнь[36], а как он их доставит – не наша забота.
– Если это не контрабанда, связи не связи, у нас хоть и нет лицензии на экспорт и импорт полезных ископаемых, это не проблема. Можем вывозить через провинциальную пятую горнорудную компанию. Тридцать тысяч за тонну для него выгодно. Привезет на Тайвань – огребет кучу денег. Эти штуковины – не машины, которые нужно все время ремонтировать, списывать за непригодностью. Сколько бы времени ни прошло, они не испортятся и не сгниют, самоцветы бесценны, и он, должно быть, прекрасно это понимает. За такой бизнес нам нужно хвататься обеими руками, такое славное дельце всего-то и можно провернуть пару раз. Когда откликнутся и налетят другие, мы этим заниматься уже не будем. Пусть все этим занимаются. Прибыль, в конце концов, незначительная, рынок насыщен, еще неизвестно, стоит ли игра свеч. Тем не менее, раз уж он по этому поводу обратился к тебе, давай принимай решение!
– Думаю за тонну стоит предложить двадцать с половиной. Если будем работать через пятую горнорудную компанию, нужно еще накинуть семнадцать процентов налога на добавленную стоимость, и какая разница, куда пойдет товар, мы накладные не выписываем, налоги выплачивает он, таможню тоже проходит сам, к нам это не имеет никакого отношения, это все равно что посылать ему привет.
– Хорошо, сестренка, договорились.
Она покосилась на меня:
– Мы еще не закончили, брат Сяо. – И вышла.
Я засиделся в этом отдельном кабинете до полуночи, ничего не делая и лишь глотая кофе чашку за чашкой.
Мне бы радоваться, что за несколько дней сделаю больше миллиона, но после ухода Ду Цзюаньхун на душе остался неприятный осадок.
В тот день, войдя ко мне в кабинет, тайваньский коммерсант Хуан Хэ, естественно, с порога заметил мой розовый камень. Подошел, оглядел со всех сторон, приговаривая:
