Юдит Шалански - Шея жирафа
Как будто это что-то значит. Внутренне непротиворечив каждый человек. Инстинкт самосохранения чистой воды.
– На математику всегда можно положиться. Это чистая наука. Самая надежная из всех.
Бог ты мой! Максималист! Сразу после окончания учебы у людей еще есть убеждения.
– И контрольные так легко проверять. – Она просто не могла этого не сказать. Во всяком случае, цифры легче расшифровывать, чем. эту мазню в контрольной работе Фердинанда.
Смотри-ка. Майнхард умеет сердиться.
– Во всяком случае, в математике нет фальсификаций, это была…
– Лысенко ничего не фальсифицировал! – Тиле был вне себя. – Он, может, был не слишком хорошим специалистом, но, по крайней мере, у него была концепция. Зерновые в Заполярье! Преобразование природы! Хлеб для всего мира! Не следует забывать: мы были первыми в космосе. Мы были впереди планеты всей.
Тиле сел на своего конька. Ультрафиолетовое излучение и полеты в космос. Братская страна. Вперед, к Солнцу, к Луне и к полям зерновых в Сибири, к сахарной свекле в Центральной Азии, клубнике в степи! От сохи к микроскопу. Следуй за мной по мичуринскому пути. Ложный путь. Пшеница с несколькими колосьями на одном стебле. Конечно, если яровую пшеницу можно превратить в озимую, то почему не превратить пшеницу в рожь, а ель в сосну?
– Все это хорошо и прекрасно. Но почему было столько дури? Чего только не провозглашали! Что бактерии превратят в вирусы. А растительные клетки – в животные. Или что клетки можно получить из мертвой органической материи, а кровеносные сосуды – из белка. Или этот метод квадратно-гнездовой посадки картофеля и навесы для свиней. А что это было за стойло открытого типа для коров? Якобы природная форма содержания животных. Держите меня четверо! Скотина стояла в своем собственном дерьме и замерзала зимой до смерти. Вполне возможно, что пролетарскую биологию создавали, прежде всего для того, чтобы, применять на практике, но толку от неё не было никакого.
Если животному отрезать хвост, то бесхвостого потомства у него не появится. Для экспериментов нужно время. Для выводов нужно время. Для всего нужно время. Но времени ни у кого нет. Все хотят получить результат быстро. Богатый урожай. Хлеб на обед. Налитой колос и жирное вымя. Маленьких джерсейских быков скрещивали с толстыми костромскими коровами. Из дерьма конфетку делали.
Тиле вздохнул:
– Вообще-то самое главное в марксизме-ленинизме – это критическое переосмысление.
– Правда? А я и не знал.
Майнхард все-таки странный. Никакого намека на рост бороды. При этом волосы в ушах. Если самцов косули слишком поздно кастрировать, у них рога срастаются в «парик».
– Ты права, Инга. Мы немного переборщили с пропагандой. Хотя никакой необходимости в этом не было.
Сначала колорадские жуки, которых якобы сбросили американские самолеты, чтобы уничтожить урожай. Их принимали по пфеннигу за штуку. Полные банки. А эта кукуруза, которую вдруг начали везде выращивать и всю землю азотом отравили? Волоса, волоса, посередке колбаса. Какая дурь. По крайней мере, пшеницу с несколькими колосьями на одном стебле никто не видел. Урожай на мичуринских полях был плохим. Истощенная почва под палящим летним солнцем. В результате все равно оказывалось, что воробьи склевали посевное зерно. А какие выводы из этого делали? Что воробей – первостатейный вредитель. И что количество урожая зависит от правильного посева. Если, эксперимент не получается, нужно подумать, как все-таки добиться желаемых результатов. Так сказал, профессор генетики, когда увидел ее мертвых дрозофил. И все понимали, что он имеет в виду. На что намекает. Открытым текстом. Немного подтолкнуть в нужном направлении. Чтобы дельце выгорело. Неподходящий результат можно сделать подходящим. Сначала открытие мирового уровня – затем запреты.
– В Будапеште они уничтожили целые культуры дрозофил. Как символ морганизма.
– Да хорошо, хорошо, Ломарк. Твоя буржуазная американская генетика уже победила.
Но это вовсе не ее генетика. Очевидно, даже в биологии существуют разные конфессии.
Тиле надулся. Скрестил руки. Чудак, принимает все близко к сердцу.
Майнхард оперся локтями на стол:
– Вот мне непонятно, а что в генетике такого буржуазного?
Взгляд на Тиле. Ему отвечать.
– Ну как, это утверждение, что все определяется наследственной предрасположенностью, – Тиле взвесил в руке связку ключей, – что жизнь предопределена. Что такова судьба: бедный останется бедным, а богатый – богатым. Все это буржуазное дерьмо.
Все та же старая песня.
– Преобразование общества не остановится перед природой. Ведь природа – это составная часть общества! Ей тоже нужна революция! Если мы изменим среду, привычки, мы рано или поздно изменим и человека. Бытие определяет сознание! Это же очевидно.
Ключи упали на стол.
– Возьмем, к примеру, внутривидовую конкуренцию… До такого может додуматься только общество, где она существует. Это – не закон природы, это конструкт капиталистического мировоззрения!
Он по-настоящему расцвел. Уши полыхали.
– Тиле, ну мы же сами себя обманывали. Отрицали, что люди, разные. Хорошие и плохие, ленивые и трудолюбивые. Не из каждого крестьянского сына можно вырастить университетского профессора. Воспитание – это еще не все. Какое там биопсихосоциальное единство. Мы столько возились с отстающими. Все летние каникулы напролет с ними зубрили. Столько неоплачиваемых дополнительных занятий. Но грядущая победа социализма – это не стопроцентный факт, в отличие от закона ускорения-свободного падения.
Тиле наклонился вперед:
– Но ведь нередко получалось. Помнишь ту девочку, которая стала морским биологом? Она ведь тоже была из такой семьи, как у Мартенов.
– Там было не так много детей. Зато больше алкоголя.
Исключение из правил.
– Кроме того, – Тиле поднялся, придвинул стул к столу, – если преподавать только абсолютно верные вещи, то придется все школы закрыть.
– А вот математика… – снова Майнхард.
Тиле отмахнулся.
– Хорошо, хорошо. Тебе еще предстоит узнать, что в жизни есть более важные вещи, чем твои дурацкие уравнения. Одно я могу сказать тебе совершенно точно – реальность, международная обстановка непредсказуемы. Где-нибудь вдруг взорвется бомба – и мы уже влипли в следующую мировую войну.
Он оперся руками на спинку стула. Как будто собирался произнести речь. Поверх их голов.
– Нам важно было преодолеть существовавшие порядки, преодолеть капиталистическую форму общества.
– Но природу нельзя, преодолеть.
Странно, что он этого не понимает. Он начал действовать ей на нервы. Видимо, придется проверить работы позже.
– Если она капиталистическая, то можно!
Просто неисправим. Умнее паровоза. Быки чем старше, тем упрямее.
Майнхард застонал:
– Слушайте, вы и правда еще по уши в прошлом.
– Скажи-ка, дружок, как давно ты уже здесь? – Тиле все-таки снова сел. Поза, как на допросе.
– Полтора года.
Очень гордо. Как будто мы тут в Сибири.
– Ну и что скажешь? Как тебе нравится в нашей зоне?
Об этом он его еще ни разу не спрашивал. Чего это вдруг?
Майнхард помедлил. Видимо, что-то подозревает. Неудивительно.
– Ну, я не знаю. Хорошо, то есть очень хорошо. Все еще просто незакончено.
– Вот видишь! – Тиле поднял указательный палец. Старый педант. – Потому что здесь утопическая страна.
Мечтания коммунистов. Фантазии дикого Востока. Теперь он понесся на всех парах. Богатство для всех. Бутерброды с водорослями. Братание всех народов. Растопим полярные льды, оросим пустыни, приручим медведей. Осушим Средиземное море. Упраздним рак, старость, смерть. В любом случае это более оригинально, чем продавать с аукциона частные полеты в космос или клонировать овец. Вот только что, весной, создали гибридный эмбрион. Скрестили корову и человека, гибрид уничтожили спустя три дня и пять делений клетки. Создание человека со сверхспособностями – лишь вопрос времени. Думать не запретишь. Вскоре и правда начнут прививать головы умных на тела глупых.
– Ты рассуждаешь, как Каттнер.
– А, этот. Вот увидите, Каттнер уничтожит нас всех. Одного за другим. В конце он тут один останется.
Заговорщицкий взгляд.
– Но я в любом случае останусь здесь! Пока вода в трубах не протухнет.
Он сложил газету.
– И вот еще что. То, что происходит здесь сейчас – это небольшой шаг назад. Но будущие поколения признают нашу правоту. Грядущая история воздаст нам должное. Пройдет немного времени, и снова можно будет браться за дело. Приступать к настоящей революции. – Он отклонился назад. – По этим учебникам невозможно работать. Они выдают развал ГДР за революцию. Просто ужас. Все пропитано этой заразой.
– Да и раньше так было.
Ведь так оно и есть.
Тиле снова встал.
– Инга, тогда у нас были причины! Тогда были важные цели. Но то, что происходит сейчас… Называть аннексию мирной революцией. Ты только представь себе – революцией! – Его голос почти срывался. – Это же просто смешно. Она же была абсолютно бескровной! Без насилия ничего не изменить. Сегодня никто не имеет ни малейшего понятия, что значит бороться. За страну. За правое дело. Головы должны лететь. Баррикады гореть. – Он был уже у двери. – Какое только дерьмо сегодня не называют революцией! Это фальсификация истории, вот что это такое!
