Любко Дереш - Намерение!
На миг я почувствовал себя обиженным – откуда ему известно, знаю я или не знаю, о чем он говорит?
– Ну, а ты испытай меня, – сказал я.
Он поднял бровь:
– О’кей. Представь себе, что ты бессмертен. И всемогущ. Представь, что ты вечен и полон сил. Вопрос: чем ты будешь заниматься все это время?
Я сперва гоготнул, мол: «Элементарно, Ватсон». Гагарин тоже хохотнул, наблюдая за мной. Я смотрел на свое отражение в его прямоугольных солнечных очках и видел там человечка, который постепенно приобретает растерянный вид. Гагарин снова хохотнул.
Его греческое лицо напоминало кусок бронзы, пластичной и твердой одновременно. Сиреневые окуляры стиляги не помогали – все равно казалось, будто его глаза светятся собственным светом.
– Мне надо отвечать, или это риторический вопрос? – попробовал выкрутиться я.
– Это тест на твою крутость, – ответил он и сложил руки на груди, положив ту, что с сигаретой, сверху. Сигарета дымила красивыми белыми волокнами. Меня зачаровывала их изменчивость и словно напоминала о чем-то, о чем я несвоевременно забыл.
Еще несколько минут мы просидели, глядя друг на друга. Понятно, у Гагарина было преимущество – в очках он мог смотреть на других как угодно долго.
И тут я нашелся:
– Я знаю! Если бы я был бессмертным и всемогущим, я потратил бы все свое время и силы на поиски выхода из этой ситуации!
Гагарин наклонился ко мне и похлопал по плечу. И последовательно повел разговор дальше:
– Меня заинтересовала твоя метафора. Дословно ты сказал, что действительность – это набор воспоминаний-картинок, среди которых мы живем. Есть индивидуальные воспоминания, а есть коллективные…
– Воспоминания-картинки и воспоминания-карты! – оживился я, повторив свои термины. – Последнее – общее для всех людей. Но только для людей, для прочих живых существ – нет.
Гагарин сказал:
– Я тебе кое-что хочу показать. – Он коснулся ногой табуретки, которая стояла возле соседнего столика. – Смотри на нее.
Должно быть, в моем лице промелькнула беспомощность.
– Смотри на табуретку, чего ты? – сказал он сквозь усмехающиеся губы, и я послушался.
Табуретка была серого цвета, сделанная из легкого дерева. Простой дизайн – фирменный стиль «Открытого кафе».
– Ты видишь, но не табуретку, – сказал он. – Ты видишь картинку. Воспоминание про табуретку. Но не ее саму. Вместо табуретки – воспоминание о ней, – еще раз повторил он, как для тупого.
Но я все равно не понимал, куда он гнет, только продолжал таращиться на табуретку.
– Попробуй почувствовать, что табуретка, на которую ты смотришь, – просто существует . Она пребывает рядом с тобой, в том же времени и пространстве, что и ты…
Я не врубался, чего от меня хотят. Табуретка как табуретка, зачем человека мучить?
– Не смотри на нее, увидь ее. Осознай, на что ты смотришь. Осознай, что табуретка – реальная, она существует …Я начал понемногу нервничать – каждый раз, когда Юра обращался ко мне, я внутренне напрягался, это всегда было очень ответственно. А тут, с этим бессмысленным примером про табуретку, мне вдруг надоело убеждать себя, будто я с Гагариным на одной волне. В ушах ворковало: «Табуретка существует в действительности… Она тут, только увидь ее…» – как вдруг что-то изменилось… вестибулярку повело, словно я опьянел. Что-то изменилось в масштабе. Возникло убедительное ощущение, будто кафе увеличилось как минимум вдвое. Расстояния между предметами удлинились, а пространство наполнилось молочным отсветом.
– Она существует ! – прошептал я со священным трепетом. Мои слова, отразившись от стенок, поскакали тихим шепотком прямо вниз. Вдруг я почувствовал, что мой слух заострился до неимоверности.
– Раз! – сказал я.
«Раз. Раз. Раз…» – покатился хрустящий отзвук в матовой тишине.
– Ни хрена себе! – изумился кто-то моим ртом. «…асебе…ихренасебе», – отразилось плоским звуком.
– Ого! – вырвалось у меня. – Где я?
Мы с Гагариным словно находились в шумоизолированной студии, где каждый шорох скрипит, усиленный мембранами микрофонов. Окружающие нас вещи казались необычно большими, реальными. Почему-то я решил перейти на шепот:
– Гагарин, я понял! Табуретка существует!
Гагарин ощерился.
– Да, ты прав, – ответил он не громко, но и не шепотом. Словно быть тут для него хоть и не новость, но всегда торжественно. – Она существует! Но и это пока еще только картинка, еще одно приближение. Теперь чувствуешь, какая разница между картинкой и тем, что существует?
Я кивнул, все еще под легким впечатлением от… увиденного? Почувствованного? Неужели Гагарин пребывает тут постоянно? Тогда понимаю, почему он так мало разговаривает. Ведь как объяснишь, что табуретка – это ТАБУРЕТКА, а не «табуретка»?
Каждая вещь вызывала неимоверную захваченность реальностью… или лучше: гиперреальностью присутствия. Лампы с жестяными абажурами – присутствующие! Столы и табуретки на балконе – присутствующие! Пианино в углу – господи, какое же оно присутствующее, насколько оно существующее! А главное – присутствующий я!
– Это навсегда? – спросил я взволнованно-радостно. Боже, я же существую! Я поднял руки к глазам и стал их рассматривать – мои руки были живым слепком миллиардов деталей. Воздух вокруг нас словно светился изнутри внутренним светом. Я уверенно сам себе ответил: – Да! Это навсегда!
– Нет, к сожалению. Завтра ты уже не будешь помнить, почему так потащился от этой табуретки. Возможно, даже ничего похожего больше не испытаешь. Но как раз в том-то все волшебство – что все бывает только однажды, – Гагарин заговорил возвышенно и вкрадчиво, словно приглашал разделить тайную радость: – Возможно, завтра ты снова будешь в картинке. Возможно, завтра ты забудешь, что такое действительность, хотя будет казаться, что практически ничего не изменилось. Просто запомни: выход есть. Есть выход из этого бессмысленного фильма, выход за рамки сценария. В действительности нет никакого сценария! Там все совершается впервые, и все – в последний раз. А главное – все происходит взаправду! Дороги назад нет. Есть только действительность , которая не оставляет места для страха.
Я кивнул. В пронзительной выразительности, овладевшей всем моим миром, его слова проникали прямо в мое подсознание. И находили там отклик.
– Есть путь, – сказал он торжественно. – Путь этот – в выходе из фильма. Или ты выбираешь действительность, или ты возвращаешься в фильм. Сделай каждый свой поступок актом воли. Командой самому себе. Твои решения – точки соприкосновения с действительностью. Они то, что существует взаправду.
– Мои решения – точки соприкосновения с действительностью.
– Если ты будешь взвешивать каждое свое решение, как алмазный песок, песчинка за песчинкой, решения приведут тебя к самому сердцу тайны – такова их магия. Они приведут тебя в место и время, где твои решения и приказы самому себе могут стать приказами действительности. Тогда ты увидишь узкий, но единственный проход в действительность Свободы. Действительность, где нет прошлого и нет будущего. Есть только одна она, обнаженная и неприкрытая Свобода Действительности. Она – и твоя воля.
Лицо Гагарина словно овевал ветер.
– Когда меня однажды не станет, иди глубже в память. Это твой путь и твой шанс. Не бойся потерять все. Бойся потеряться в картинках.
Я сидел, ошеломленный его настроением. Когда я посмотрел на Гагарина, у меня защемило в горле, и что-то стало распирать грудь. Гагарин сбросил очки, глаза его светились. Он и этот мир, огромный и таинственный, они были Одно.
6
Больше мы не разговаривали. До самого рассвета я просидел на балконе, ни о чем особенно не думая, только молча наблюдая, как кончается удивительная ночь в грустном октябре. Гагарин пошел спать, а потом пошел спать и я.
Я снова работал на пару с Гагариным. Мы молчали, но в тающих иероглифах, которые мы творили на протяжении дня на поверхности вечности, читалось то же самое, что и раньше: «Будь спокоен. Ничего не бойся. Отпусти себя. Будь осторожен. Следи за собой».
7
Октябрь, ночь со среды на четверг. Место действия – кафе «Открытое», более известное в народе как «Изба-читальня», или просто «Книжка».
Когда она вошла в тот вечер в кафе, я немедленно припомнил нашу первую встречу.
Ее скучающий взгляд возле стеллажей с книгами немедленно вызвал у меня волнение. Особенно, когда девушка присела возле полки с художественными альбомами. Я увидел, как из-за пояса ее бриджей вылезла тонкая полоска трусиков, которые, собственно, и пробудили во мне такие эмоции. Вдруг я понял, что раз уж она мне попалась на глаза, то я могу беспрепятственно подойти к ней и продать ей книгу. Почему бы и нет?
Девушка глянула на меня. И вроде бы тоже узнала. «Ага, да-да, видела вас на открытии».
