Рейнбоу Рауэлл - Верность
А хотела вот что: «Заткнись, Стеф!»
Или: «Бет для меня не балласт. Она мой попутный ветер. Без нее фильмы наподобие „Армагеддона“ или „Я все еще знаю, что вы сделали прошлым летом“ собрали бы множество невинных жертв, наших друзей и соседей. Ее работа очень важная, творческая».
Или: «Завязываю с этой дурацкой группой. Ухожу учиться. Мне всегда хотелось стать зубным врачом».
‹‹Дженнифер – Бет›› Зубным врачом? Что, правда, зубным врачом?
Думаю, если бы Крис пошел учиться на зубного врача, ты бы его бросила.
‹‹Бет – Дженнифер›› Ни за что!
‹‹Дженнифер – Бет›› Не могу себе представить, как это – ты и замужем за зубным врачом, в удобной обуви, с улыбкой, как на рекламе зубной пасты.
‹‹Бет – Дженнифер›› А я могу… У него будет неплохая практика в своем районе, в приемной будут лежать несколько номеров журнала «Гитар уорлд». Иногда по вечерам я буду забегать к нему, а он снимет свою белую маску, чтобы сказать «привет» и поцеловать меня. Дети играли бы гигантскими моделями челюстей, а его большая помощница, похожая на бабушку, угощала бы их леденцами без сахара.
‹‹Дженнифер – Бет›› Подожди-подожди… Дети?
‹‹Бет – Дженнифер›› Вот именно. Мальчик и девочка. Может быть, близнецы. С его кудрями и моим средним баллом.
‹‹Дженнифер – Бет›› А что с твоей работой?
‹‹Бет – Дженнифер›› Шутишь? Я же замужем за зубным врачом.
‹‹Дженнифер – Бет›› А какого года эта твоя зубоврачебная фантазия? 1973-го примерно?
‹‹Бет – Дженнифер›› Я всегда думала, что, пока дети еще маленькие, я буду сидеть с ними дома. Если дети будут. Если я смогу это себе позволить. Моя мама сидела с нами, и мы выросли нормальными. Думаю, что сумею несколько лет побыть просто матерью.
‹‹Дженнифер – Бет›› Хм… Думаю, я хотела бы побыть просто матерью, но только без детей.
‹‹Бет – Дженнифер›› То есть ты хочешь посидеть дома?
‹‹Дженнифер – Бет›› И позаниматься домашним хозяйством. Выпечка, рукоделие.
‹‹Бет – Дженнифер›› Какое рукоделие?
‹‹Дженнифер – Бет›› Умею вязать крючком свитера, делаю сложный скрапбукинг. Надо бы купить горячий клеевой пистолет.
‹‹Бет – Дженнифер›› Если бы нас слышали наши мамы, они пожалели бы о победе сексуальной революции.
‹‹Дженнифер – Бет›› Моя мама в сексуальной революции не участвовала. Она даже не подозревает о таком великом событии. Отец ушел двадцать лет назад, а она до сих пор вздыхает, как хорошо бы иметь мужчину во главе дома.
‹‹Бет – Дженнифер›› Так ты выросла в обезглавленном доме?
‹‹Дженнифер – Бет›› Вот именно. С мамой-домохозяйкой без мужа.
‹‹Бет – Дженнифер›› Твоя мама – это грустно. Вернусь-ка я к своей зубоврачебной фантазии.
‹‹Дженнифер – Бет›› А я – к работе.
‹‹Бет – Дженнифер›› Зануда!
Глава 26
Бет и Дженнифер, казалось, и думать забыли обо всех правилах и ограничениях. Самоцензура закончилась. Бет выражалась настолько беспечно, что и некоторые ее сообщения коллегам летели прямиком в папку WebFence.
Бет…
Линкольн даже сам себе не мог объяснить, почему она столько для него значила. И Бет, и Дженнифер были смешные, внимательные, остроумные – палец в рот не клади. Но остроумие Бет всегда казалось ему острее.
Когда Линкольн читал письма этой девушки, то, казалось, прямо слышал ее голос, смех, видел ее, хотя пока еще даже не знал, как она выглядит.
Линкольну нравилось, как умело подбирает Бет мягкие выражения, когда Дженнифер рассказывала о своем замужестве и о Митче. Ему нравилось, как она перескакивает с темы на тему – то о сестрах-братьях, то о начальстве, то о себе самой. Что она может цитировать целые сцены из «Охотников за привидениями», любит фильмы про кунфу и может перечислить весь первоначальный состав «Людей Икс» – все это были причины, по которым молодой человек мог запасть на молодую девушку в каком-нибудь кино Кевина Смита.
Запасть… Так он запал? Или это просто так, от нечего делать?
Бывало, когда у Линкольна заканчивалась смена, раз или два в неделю, он шел через новостную комнату прямо к столу Бет – просто чтобы посмотреть на художественный беспорядок из кофейных чашек и записных книжек. Просто увидеть доказательства ее существования. К часу ночи расходились по домам даже редакторы и комнату освещали только уличные фонари. Если Линкольн и чувствовал уколы совести, пока шел в новостную комнату, он уговаривал себя, что в том нет ничего страшного. До тех пор, пока он не делает попыток увидеть Бет. Линкольн уговаривал себя, что это – то же самое, что влюбиться в девушку из мыльной оперы, из радиопостановки. Гордиться особо нечем, но, с другой стороны, безобидно. Да и ночная смена быстрее проходит.
Бывало – вот как сегодня – он позволял себе на миг задержаться у ее стола.
Кофейная чашка. Наполовину съеденный батончик шоколада «Тоблерон». Горка скрепок. А вот кое-что новое – афиша концерта, приколотая прямо над монитором. Ярко-розовая, с нарисованной картонной гитарой – группа «Сакагавея», «Рэнч-боул», суббота, вечер. Сегодня.
Хм…
Джастин спешил на концерт. Он вечно куда-нибудь спешил. Он предложил было поехать на машине, но Линкольн предложил лучше встретиться в баре.
– Чувак, я понял: ты бродяга. Я тебя не привяжу.
Они встретились в «Рэнч-боул» где-то за полчаса до выхода «Сакагавеи» на сцену. Джастин был явно не в восторге от этого места – грязного, тесного, без столиков и фирменных напитков, где, чтобы пробраться к бару, надо протискиваться куда-то за сцену. В зале сидели почти одни мужчины, а группа на сцене – «Razorwine», судя по надписи на барабане, – издавала такие звуки, как если бы кто-то играл альбом «Beastie Boys» через коктейльную соломинку. Линкольн и Джастин приткнулись в уголке у стены, и Джастин тут же заговорил о том, как бы побыстрее свалить отсюда. Даже купить себе выпивки ему расхотелось.
– Линкольн, слушай, ну дрянь место. Хуже только на кладбище, где кошек-собак хоронят. Линкольн… Чувак… Ну пошли отсюда. Ну давай. Я за тебя весь вечер платить буду.
Крупный парень во фланелевой рубашке, который стоял рядом, в конце концов не выдержал и оборвал Джастина:
– Вообще-то, люди пришли сюда музыку слушать.
– Вот и слушай себе, – процедил Джастин сквозь стиснутые зубы, пыхнув «Кэмелом». Линкольн схватил друга за рукав и оттащил подальше. – Чего испугался-то? – проворчал Джастин. – Ты ведь железобетон. Уделал бы его на раз-два.
– Не хочу я его уделывать. Я группу хочу послушать, следующую. Тебе вроде метал нравится.
– Это, что ли, метал? – ответил Джастин. – Это дерьмо собачье.
– Полчаса потерпи, – сказал ему Линкольн, – а потом пойдем, куда хочешь.
Группа с ужасным звуком все же закончила свое выступление, и «Сакагавея» начала расставлять инструменты. Приятеля Бет угадать было нетрудно. В жизни он был так же симпатичен, как и на ее фотографиях. Тонкий, гибкий, с копной волос. У всех парней в этой группе волосы были длинные, как у женщин. На них были узкие брюки и свободные расстегнутые рубахи.
– Какого черта… – начал было Джастин.
Люди вокруг задвигались. Крупные парни потянулись в бар, из темноты появились стайки девушек. Все они в низких джинсах. У девушек были проколоты языки, на плечах красовались татуировки в виде бабочек.
– Эти-то откуда приперлись? – пробухтел Джастин.
Свет погас, и выступление «Сакагавеи» началось со стремительного гитарного соло.
Девушки все теснее прижимались друг к другу и к сцене. Как и Линкольн, почти все они глазели на гитариста. Солист – по расчетам Линкольна, это был Стеф – привлекал их – по-своему. Он то мурлыкал, как Роберт Плант, то притопывал ногой, как Мик Джаггер. К концу первой песни Стеф начал вытаскивать девушек на сцену и прижимать их к микрофонной стойке. Крис вел себя иначе. Он не замечал ничего, кроме своей гитары. Лишь иногда коротко взглядывал на девушек в зале и улыбался, как будто только что заметил их. Девушкам это очень нравилось.
– Пошли, – сказал Линкольн Джастину, так и не поняв, зачем он, собственно, сюда пришел. Из-за этой группы он сегодня пропустил «Подземелья и драконов».
– Ну уж нет! – отозвался Джастин. – Классный у них рок.
Рок был и правда классный – Линкольн не спорил. Для тех, конечно, кому такой стиль нравится – потный, сексуальный, бурный, кислотный рок. Они с Джастином так и простояли до конца концерта. Потом Джастин затащил его в ресторан «Вилладж Инн», прямо напротив клуба. Двадцать минут он разбирал концерт, а два часа рассказывал о девушке – той, которую повел к себе в тот вечер, когда они ходили в «Стальную гитару». Ее звали Дена, и она была специалистом по гигиене полости рта. С тех пор они каждый день то выбирались куда-нибудь, то коротали время у него, а теперь Дена хотела быть самой-самой, что, как выражался Джастин, очень глупо, ведь все равно у него просто нет времени на кого-то еще.
