Лиана Мориарти - Последний шанс
Софи знала, например, что правильно – любить мужчину за доброе сердце и неправильно – за банковский счет. Прекрасно любить его за потрясающие голубые глаза, но как-то несерьезно – за смуглые бицепсы. Если, конечно, эти бицепсы не связаны с его профессией (кузнеца или акробата) или с пребыванием в инвалидной коляске.
Но правильно или нет любить мужчину за кулинарные способности? Томас готовил как бог, а Софи любила поесть. Наблюдая, как он рубит чеснок, она таяла от желания. Съесть кусок приготовленного Томасом торта с марципаном было все равно что испытать многократный оргазм. Его ризотто с морепродуктами заставляло ее буквально рыдать от восторга. Однако не является ли такая любовь, в основе которой лежит чревоугодие, несколько поверхностной? В особенности если подчас втайне думаешь: «Не надо мне никакого торта с марципаном, только не заводи ты, ради бога, в очередной раз свою бесконечную историю о том, как регистрировал в дорожной инспекции автомобиль».
И наверное, неправильно любить человека за то, что он внук младенца Манро, а тебя всегда привлекала так называемая тайна младенца Манро? Пожалуй, это сродни тому, чтобы любить мужчину за то, что он член королевской семьи, хотя на самом деле ты влюбилась в него на маскараде, где он переоделся в крестьянина, и, обнаружив впоследствии, что твой избранник – принц, была приятно удивлена.
Софи казалось, она не любила Томаса, как он того заслуживал. Томас заслуживал, чтобы женщина с обожанием смотрела, как он, сосредоточенно наморщив лоб, паркует машину задним ходом. И чтобы его спутница умилялась, наблюдая, как он скрупулезно изучает каждую строчку «Правил безопасности для авиапассажиров», а потом десять минут кряду расспрашивает ошеломленную стюардессу о порядке действий в чрезвычайной ситуации.
И что гораздо важнее, Томас заслуживал такой любви, какой он сам любил Софи. Однажды она обнаружила в его компьютере файл, названный ее именем, и, разумеется, открыла его. Это оказалась своего рода «Памятка образцового бойфренда». Как будто Софи была механизмом, который подчиняется определенным правилам. Там имелись, например, такие пункты: «Если С. предлагает прогуляться, даже не заикаться о дожде. Это наводит на нее уныние»; «Когда С. спрашивает о планах на выходные, не говорить: „На твое усмотрение“. Это ее раздражает».
Читая эти строчки, Софи расплакалась.
Томас был привлекательным, интеллигентным, очень милым и по временам – когда позволял себе расслабиться – довольно-таки остроумным. Однако Софи начинала с ужасом думать, что может изменить ему. Однажды они ужинали в ресторане, и официант спросил ее: «Добавить вам молотого перца?» Встретившись с ним взглядом, Софи ощутила вдруг такое сексуальное желание, что пришлось отвести глаза.
Только не подумайте, что им было плохо в постели. Нет, секс с Томасом был весьма приятным, но… слишком уж деликатным. По временам, когда партнер, разыгрывая прелюдию, подолгу нежно ласкал ее, Софи ловила себя на мысли, что предпочла бы, чтобы ее грубо швырнули на кровать и взяли силой. Разумеется, скажи она об этом Томасу, он с тем же обеспокоенно-сосредоточенным выражением лица, что и при парковке задним ходом, покорно швырнул бы возлюбленную на постель… следя, чтобы она при этом не ударилась головой. Он ведь был такой ответственный.
Так любила ли Софи Томаса? Или то была всего лишь дружеская, слегка раздражающая привязанность? Ей казалось неправильным продолжать роман, если не чувствуешь к партнеру настоящей страсти. Она склонялась к тому, что гораздо разумнее разорвать эти удобные отношения и начать поиски Того, Единственного…
Поддавшись такого рода иллюзиям, Софи опрометчиво порвала с Томасом, который был самым приятным из всех мужчин, с которыми она когда-либо встречалась.
Мало того, для разрыва с ним она выбрала неподходящий момент. Совершенно неподходящий. Софи надумала объявить ему о своем решении в пятницу, полагая, что за выходные Томас сумеет справиться с первым сильным шоком. Он был патологоанатомом, и ей не хотелось, чтобы из-за нее он напортачил на работе.
К несчастью, по какому-то ужасному совпадению, у Томаса на эту пятницу имелись свои собственные планы.
Право же, вины Софи в этом не было. Откуда бедняжке было знать, что Томас подготовил ей сюрприз: вечером они должны были лететь на Фиджи, где их ждали романтические каникулы. Томас планировал сделать ей предложение на пляже из белого песка, в лунном свете, под аккомпанемент местного струнного оркестра. Откуда ей было знать, что Томас потратил на обручальное кольцо пятнадцать тысяч четыреста двадцать пять долларов? Откуда Софи было знать, что в этой тщательно разработанной, но не слишком засекреченной операции с энтузиазмом участвовало не менее дюжины их друзей и членов его семьи? Оказывается, подруги тайком паковали для Софи самое сексуальное белье, специально нанятые люди должны были поливать во время ее отсутствия комнатные растения, а начальник согласился предоставить ей отпуск на неделю.
Естественно, со всех этих «волонтеров» взяли клятву хранить молчание, и, представьте, никто из них не проболтался! Софи разозлило, что столько народа прежде нее узнало о предстоящем предложении руки и сердца, однако теперь это, как обреченно заметил Томас, более уже не имело значения.
– Я хочу тебе кое-что сказать, – храбро начала в тот вечер Софи по пути, как она считала, к ресторану морепродуктов, хотя на самом деле они направлялись к дому его сестры Вероники, которая должна была отвезти их в аэропорт.
– Что ж, я тоже хочу тебе кое-что сказать! – произнес Томас (с ликованием, как она поняла позже). – Но давай ты первая, – галантно предложил он.
Итак, Софи заговорила первой, и его радостное лицо вытянулось и сморщилось, как у шестилетнего ребенка, который разбил коленку и вот-вот заплачет. Софи пришлось отвернуться к окну и смотреть на проезжающие машины.
Как бы все обернулось, заговори первым Томас?
Разумеется, Софи отложила бы все на неделю и полетела на Фиджи. А там бы приняла его предложение. Ну разве могла бы она ответить отказом? Только представьте, как нелепо бы это выглядело: Томас со скорбным видом отряхивает с коленей белый песок и, поднеся ладонь ребром к горлу, делает музыкантам знак остановить игру. А ведь Софи всегда так любила романтику!
– Какой же я дурак! – опустив голову и сжимая руль, простонал Томас.
Остановив машину в неположенном месте (бедняга был настолько потрясен, что даже не заметил знака «Парковка запрещена»), он с каким-то ликующим ожесточением торопливо изложил ей свои планы. И даже извлек из застегнутого на молнию кармашка дорожной сумки коробочку с кольцом, трогательно завернутым в оберточную бумагу.
– И вовсе ты не дурак. Это я настоящая стерва, – произнесла Софи, с виноватым видом похлопав его по руке и робко взглянув на кольцо, едва не ставшее ее собственностью: как на грех, украшение было просто великолепным.
«Интересно, – размышляла она, – очень неприлично будет попросить примерить кольцо – просто чтобы взглянуть, как оно смотрится на руке?»
– Почему-то все вокруг тебя любят, Софи, – обиженно произнес Томас. – Невзирая на то, что ты творишь.
Ей, конечно, было приятно услышать, что все ее любят, но потом она вдруг ужаснулась: как можно заниматься самолюбованием, когда у Томаса разбито сердце?!
Любили ее окружающие или нет, но в тот раз многие из тех, кто участвовал в подготовке к тайному предложению руки и сердца, сильно обиделись на Софи. Словно бы она отвергла и их тоже. Так, например, Вероника, сестра Томаса, благодаря которой они в свое время и познакомились, не разговаривала с ней потом одиннадцать месяцев. Положа руку на сердце, Софи тогда почувствовала некоторое облегчение, поскольку ладить с Вероникой было непросто. И когда сестрица Томаса наконец-то решила великодушно простить ее, Софи не смогла должным образом выказать благодарность.
Получалось, что Софи сглупила дважды. Во-первых, в поисках какого-то недостижимого призрачного идеала навсегда потеряла чрезвычайно милого, интеллигентного и привлекательного мужчину, а ведь ей самой, чего уж греха таить, было хорошо за тридцать, и жила она не где-нибудь, а в Сиднее, гей-столице мира. А во-вторых, осталась без романтических каникул и дорогого обручального кольца.
Разумеется, она понесла заслуженное наказание.
Томаса моментально прибрали к рукам, как и предсказывала мать Софи: «Не беспокойся, такой парень один не останется, его мигом заарканят!»
Отправившись сдавать путевки на Фиджи, он получил не только материальную, но и моральную компенсацию. Туроператор Дебора, симпатичная и доброжелательная девушка, прониклась к Томасу искренним сочувствием и всего несколько месяцев спустя благоразумно приняла его предложение, весьма похожее на первое, с той лишь разницей, что они отправились не на Фиджи, а в Вануату, а вместо струнного оркестра играл струнный квартет.
